Кашин и большая игра: борьба Володина с Кремлем, оттепель для Навального и мифы о «русском мире»
Каждую неделю Олег Кашин пишет колонки и думает о судьбах родины. На этот раз — о загранпаспорте для Алексея Навального, об одной из главных дат для Украины — 2 мае и пожаре в доме профсоюзов в Одессе, как Володин отвоевывает для себя политическое пространство, и о празднике Победы.
Неожиданная оттепель — Алексея Навального, который пять лет жил без загранпаспорта, выпускают из России, а Кремль через свои информированные источники, общающиеся с прессой, обещает больше не позволять своим радикальным сторонникам брызгаться зеленкой в оппозиционеров. Полученный Навальным при последнем зеленочном нападении ожог глаза, угрожающий ему потерей зрения, моментально изменил политическую атмосферу — власть, у которой после прошлых нападений, как говорится, ни один мускул на лице не дрожал, теперь вдруг запереживала, застеснялась, и в противостоянии прокремлевских хулиганов и Навального заняла его сторону.
Помимо понятной радости по поводу того, что Навальный теперь сможет улететь лечиться, здесь возникает такое странное чувство, что мы не знаем настоящей, а не той, которую на всегда рисуют, границы между всерьез и понарошку в российской политике. Так же было с Ходорковским, которого в 2013 году Путин вдруг выпустил из тюрьмы, потому что у него болела мама — и вот что это, временное пробуждение человеческого в бесчеловечной системе, или такая большая игра в условиях, максимально приближенных к реальности, но все равно игра, кино, в котором в самый напряженный момент камера вдруг дергается, и показывает небо, а в следующей сцене мы видим героя, которому грозила опасность, уже в какой-то безопасной обстановке.
Когда Кремль дает понять, что зеленочные атаки возмущают его так же, как нас, это, безусловно, ложь. Взаимодействие власти с мелкими уголовниками, которые безнаказанно вредят жизни и здоровью критиков власти — это не аномалия этой весны, а такое системное свойство Кремля, заложенное еще при раннем Суркове, когда нашисты нанимали футбольных хулиганов для атак на нацболов. Движение SERB, которое сегодня рекламируют как никому не подчиняющихся отморозков, состоит из украинских активистов «Антимайдана», переехавших в Россию и просто не способных в ней находиться и существовать без постоянного контроля спецслужб, полиции и той же администрации. Когда Кремль рассказывает нам, что возмущен зеленочными атаками, это звучит неубедительно, потому что до сих пор не был пойман и наказан никто из тех, кто брызгал зеленкой раньше, и кто бросал унитазы на автомобили, кто снимал на видео Лимонова и Шендеровича с Катей Муму, кто бросал пакетики с калом в Латынину и того же Лимонова. Пока власть бесконтрольна и непрозрачна, у нее всегда будут возможности играть за пределами закона. Об этом моя колонка, — колонка про зеленку, — для сайта Репаблик.
Еще один сюжет про Навального — уже менее трагический, чем история с глазом, и больше похожий на такой олдскульный черный пиар, когда на помощь каким-нибудь протестующим приходит Никита Джигурда, и протест немедленно заканчивается, будучи дискредитированным. Одиозный красноярский бизнесмен и политик Анатолий Быков в интервью местной прессе высказался в поддержку Навального, и высказывание Быкова немедленно растиражировала пресса федеральная, потому что это действительно такой опасный для Навального сюжет — если его поддерживает одиозный человек из девяностых, во многом благодаря которому то десятилетие у нас называют лихим, то, получается, сам Навальный тоже угрожает обществу возвращением в лихие девяностые, а это безусловный минус с точки зрения нашего общественного мнения.
Аудиторию Дождя, очевидно, не нужно агитировать против демонизации девяностых — понятно, что не все наше общество разделяет массовую нелюбовь к этому десятилетию, и набор того хорошего, по чему сейчас принято скучать, известен — свобода слова, относительно независимый парламент, отсутствие государственной идеологии в любом виде и всевозможные надежды, связанные с новым временем. Я как раз не сторонник такой романтизации девяностых, но тоже хочу их сейчас как-то защитить. Мы привыкли относиться к бандитам, имевшим большой вес в те годы и в политике, и вообще во всех сферах — привыкли к ним относиться как к абсолютному злу, и слоган «Братва рвется к власти» из известного сериала до сих пор звучит вполне угрожающе. Но просто не надо покупаться на внешнюю символику. Да, у нынешней братвы нет татуировок и малиновых пиджаков, но она сегодня во многом более ужасна, чем бизнесмены поколения Анатолия Быкова. У тех была жесткая конкуренция между собой, и не было такого авторитетного бизнесмена, который мог бы играть в обществе ту роль, какую сегодня играет, например, Игорь Сечин. Братва девяностых нарушала закон, но ей, по крайней мере, было что нарушать. Сегодняшняя государственная братва как таковая существует вне закона, и нет того честного мента, которого можно было бы позвать на помощь, то есть мент, наверное, есть, но он по умолчанию нечестный просто потому, что он им подчиняется.
Наше представление о девяностых можно сравнить с ужасами позднего царизма — кровавое воскресенье, столыпинские галстуки и так далее, — когда эти ужасы пересказаны в школьном учебнике 1937 года. Если бы царь, которого большевики называли кровавым, не погиб и каким-то образом оказался в России через двадцать лет после революции — ну кто бы всерьез назвал его кровавым? Так же и герои девяностых. Как бы они ни пугали и ни раздражали двадцать лет назад, сейчас, в эпоху силовиков многие злые слова, которые можно было говорить о тех людях в кожаных куртках, сегодня утратили смысл. Все познается в сравнении, и об этом моя колонка для радио Свобода.
Среди привычных памятных дат начала мая в последние годы появились еще две, которые, очевидно, уже навсегда с нами. О шестом мая, дне начала Болотного дела и конца митингов на Болотной, мы еще поговорим, это 2012 год, а от 2014 года в нашем календаре осталось 2 число, такая, вероятно, самая страшная дата украинского кризиса — некоторые считают, что это эпизод большой войны, но нет, все случилось в мирном городе вдали от линии фронта, которой тогда, тем более, еще вообще не было. Речь о пожаре в доме профсоюзов в Одессе — официальная российская точка зрения на этот счет такова, что это была сознательная жестокая расправа сторонников украинской власти над своими оппонентами, на Украине говорят о несчастном случае, в котором пострадали, в общем, несимпатичные люди — пожару предшествовали столкновения в центре города, в которых украинские власти обвиняют пророссийских активистов. И есть еще одна, не вполне официальная, но очень популярная точка зрения — в этом году в своей программной статье к дате ее повторил Гарри Каспаров, — что трагедия в доме профсоюзов, какой бы ужасной она ни была, остановила распространение «русского мира» по территории Украины и, значит, случилась не зря.
Говорить на эту тему было бы проще, если бы хотя бы сейчас, три года спустя, одесская трагедия была расследована, виновные пойманы и наказаны, но нет — пойманы и наказаны в основном те, кто не сгорел в том доме, но придерживался тех же взглядов, что и сгоревшие, и, в общем, больше ничего с точки зрения установления истины не случилось. В итоге трагедия распалась на два мифа — украинский и российский, и каждый миф выбирает тот, кто еще до Одессы сформировал свое отношение к событиям на Украине. В колонке на сайте Сноб я пишу, что украинская версия мифа кажется мне, извините, более людоедской.
У Вячеслава Володина в его новой инкарнации спикера Госдумы, а не кремлевского чиновника, есть такое интересное свойство, что он часто ведет себя, как раньше поступали только самые эксцентричные депутаты типа Елены Мизулиной — делает какие-то заявления, вносит какие-то инициативы, и явно перетягивает медийное одеяло на себя. Очевидно, что на новой должности ему не очень уютно — его прежнее положение в Кремле позволяло ему куда угодно позвонить и наорать, а теперь из всех инструментов у него только публичная политика. Он этим инструментом пользуется и явно раздражает Кремль — на днях «Ведомости» выяснили, что администрация президента теперь предпочитает вносить свои законопроекты не через Госдуму, как было всегда, а через Совет Федерации, потому что с Валентиной Матвиенко Кремлю комфортнее работается. То есть Володин такой опальный царедворец, который пытается воспользоваться своими прежними навыками публичного политика — у него в этом смысле огромный опыт из девяностых и нулевых, и такая интрига — удастся ли ему применить этот опыт в десятые годы XXI века.
В среду Володин так неожиданно вторгся в тему собянинской так называемой реновации, предложив отсрочить на полтора месяца второе чтение закона о сносе, потому что пока непонятно, как будут защищены права жителей сносимых домов. Знаю людей, которым кажется, что таким образом Володин выступает от имени всей власти, которая очевидно нуждается в каком-то смягчающем шаге после излишне агрессивного старта кампании по сносу. Но как раз странное положение Володина располагает к выводу, что в сюжет со сносом он влез сам по себе, не посоветовавшись ни с Кремлем, ни с мэрией. Он действительно всеми доступными способами отвоевывает для себя политическое пространство, и вот эта внезапная нестабильность, начавшаяся по вине мэра Собянина, дает Володину отличный шанс на то, чтобы отвоевать еще несколько дюймов политики для себя в думской ссылке. Об этом я написал для Репаблика.
Приближается 9 мая, и как всегда перед праздником много таких уже привычных новостей — Виктория Боня и Ирена Понарошку снимаются в каком-то клипе про войну и со всей своей гламурной внешностью позируют в гимнастерках; опубликован новый регламент ношения георгиевской ленточки, настолько строгий, что лучше ее вообще не носить; в супермаркетах продают рамки для «Бессмертного полка» в том числе с портретами чьих-то дедов на случай, если у вас нет своего; минобороны отправило по Транссибу бутафорский бронепоезд с ряжеными фронтовиками, а в Новосибирске на улице Героя Советского Союза Уса, моряка, погибшего на фронте, открыли бар «Хмельной Ус». Таких новостей много, и все слова — что праздник опошлили, что казенщина сама по себе стала кощунством и так далее, — эти слова тоже уже много раз были сказаны, и в этом году я понял, что говорить их — это уже так же фальшиво, как и позировать в гимнастерке. С праздником действительно что-то произошло, но, как бы мы к этому ни относились, никакое кощунство нельзя считать поводом забывать об этой войне, о нашей национальной трагедии, о миллионах погибших и о счастье победы, на котором у нас и десятилетия спустя после войны действительно очень многое держится. Всех с праздником. Это программа Кашин гуру, я Олег Кашин.