Русское Межигорье: почему «дворцы и виноградники» Медведева никого не удивили

Колонка Олега Кашина
03/03/2017 - 13:26 (по МСК) Олег Кашин

Русское Межигорье — это виноградники в Тоскане, дорогие яхты, старинные дворцы в центре Петербурга, родовые имения в черноземной полосе и альпийские шале на Кавказе. Ни страусов, ни золотых батонов, торжество стиля и вкуса по сравнению с нашими юго-западными соседями. Но все равно это Межигорье, про которое как-то заранее понятно, что, на какие бы фонды это ни было записано, как бы юридически безупречно ни было все оформлено, все равно это богатство превратится в тыкву с последним ударом кремлевских часов.

Впрочем, часы уже пробили пять с половиной лет назад. То сентябрьское утро, когда мы узнали, что в президентское кресло вернется Владимир Путин — я думаю, все его помнят, но я не думаю, что всем его нравится вспоминать. То утро — как его правильно описать? Вот осень, и у вас разбилось окно. Вы, конечно, вставите новое, вы уже позвонили стекольщику и заказали новое стекло, и послезавтра придет мастер и все исправит. Но пока окно разбито, а за окном дождь и холодно, и дома тоже холодно и сыро, и вообще, кажется, разрушено все, из чего состояла ваша жизнь, а не только окно.

24 сентября 2011 года действительно разрушился мир для очень многих, и я хочу, чтобы то время вспомнили прежде всего те, кто после того утра стал непримиримым, да или даже умеренным оппозиционером. После того утра многие стали оппозиционерами. А до него — не были. До него жизнь казалась если не прекрасной, то приемлемой. Над президентом, увлеченным гаджетами и соцсетями, одинаково добродушно посмеивались и прокремлевские активисты, и либеральные интеллигенты. Москва «Красного октября» тогда уже научилась себя чувствовать почти Манхэттеном, она читала в журнале «Афиша» про айфон и шансон, и там, между прочим, было написано, что у России шансона один президент, а у России айфона — другой. Это всех устраивало, и Дмитрий Медведев для очень многих действительно был той фигурой, которая существует как бы вне нечестных судов, полицейского насилия и даже телевизионной пропаганды. Политологи тогда много писали о «расколе тандема», и на этот раскол действительно был очень высокий спрос — слишком многим нравилось думать, что жизнь в России каким-то мирным, перестроечным путем вот-вот изменится до наилучшей степени.

Не делайте вида, что тогда не было надежд — были. И рокировка 24 сентября потому и так расстроила очень многих, что в то утро рухнули все надежды, связанные с именем Дмитрия Медведева. Сейчас они однозначно воспринимаются как наивные и необоснованные, но они были, и это имеет значение.

Конечно, не все, кто радуется сейчас обнаруженным виноградникам и усадьбам, питали те надежды шесть-восемь лет назад. Не все, но очень многие, но мы вчера не услышали ни одного голоса, который напомнил бы, что нынешний Медведев, которого разоблачают, — это тот же самый Медведев, на которого надеялись. То, что обязательно надо отрефлексировать, почему-то сознательно игнорируется, и я не думаю, что это правильно. Опыт гражданский, человеческий, политический так и накапливается, когда сегодня сопоставляется со вчера, делаются выводы, вырабатываются ценности и приоритеты. А дикарская радость при виде золотого батона, как мы видели, ни к чему хорошему в конечном итоге не приводит. Мне кажется, было бы здорово, если бы кто-нибудь из тех, кому шесть лет назад нравился Медведев, а теперь нравится Навальный, что-нибудь сказал бы по этому поводу, что-нибудь вроде — я ошибся тогда и уверен, что больше никогда не ошибусь. Медведев ведь даже на Дождь когда-то приходил, и при переезде студии то стекло, на котором он расписался, перенесли в новое здание, и я не помню, чтобы аудитория Дождя тогда как-то сильно возмущалась, что Медведев пришел в эфир. Понятно, что что-то изменилось, но все-таки — что именно? У меня ответа, наверное, нет, но эти две картинки я не могу отделить друг от друга: либеральный президент в гостях у модного телеканала, и дворец, над которым летает квадрокоптер Фонда борьбы с коррупцией.

Сменится власть, и, может быть, Георгий Албуров устроит в этих дворцах музей коррупции, зеваки будут ходить по золотым комнатам и приклеивать жевательную резинку к дорогой мебели, а через годик-другой какой-нибудь неприметный чиновник, нынешний замминистра или губернатор, определит себе то же самое шале в качестве резиденции, и новое поколение бойцов ФСО уже без пощады будет сбивать квадрокоптеры, если кто-то захочет запускать их над охраняемой территорией. Коррупция — это всегда отклонение от нормы, но у нас коррупцией принято называть именно норму. Мы прекрасно понимаем, что все ключевые должности заняты миллиардерами и мультимиллионерами, но каждый раз удивляемся, когда нам показывают конкретику. То есть делаем вид, что удивляемся, и в этом смысле мы не сильно отличаемся от Дмитрия Медведева, который когда-то делал вид, что он президент.

 

*По решению Минюста России Некоммерческая организация «Фонд борьбы с коррупцией» включен в реестр СМИ, выполняющих функции иностранного агента.

Другие выпуски