Кашин и междусобойчик

Кашин: Визит Владимира Путина на святую гору Афон и позирование в так называемом кресле византийских императоров в очередной раз продемонстрировал, насколько эклектичен идейный облик российской власти, чувствующей себя в равной мере наследницей и советского, и царского прошлого, а в действительности не имеющей вообще никаких корней кроме питерской мэрии девяностых и позднеельцинского Кремля. Не с царями и не с генеральными секретарями мне хочется сравнивать Путина — несмотря на близкие к рекорду шестнадцать лет у власти он, мне кажется, продолжает выглядеть как случайный человек, как Керенский или Черненко, и вот это и есть, наверное, самый удивительный феномен Путина — он спит на царской кровати, которая ему велика, но, черт побери, он уже второй десяток лет на ней спит и будет спать еще долго. В своей колонке для издания «Слон» я порассуждал на эту тему.

Кашин: В 2013 году, когда были выборы мэра Москвы, муниципальный депутат Максим Кац был одним из руководителей предвыборного штаба Алексея Навального, и это выглядело странно. Навальный противостоял мэру Собянину, а Кац был одним из тех, кто последовательнее всего одобрял все инициативы мэрии по переформатированию городской среды. Сторонник Собянина в штабе Навального — как это вообще? Я тогда писал много всяких критических слов про Каца, сторонники Навального отвечали мне, что я неправ, и что Кацем они дорожат, с тех пор прошло много времени, утекло много воды, и о тех выборах, и о том Каце можно было бы забыть, но нет — на этой неделе в эфире «Дождя» Алексей Навальный назвал Максима Каца проходимцем, ему ответила подруга Максима Каца, подруге ответил соратник Навального Леонид Волков, Волкову ответил Кац, перебранка продолжается и, в общем, от нее хочется куда-то спрятаться и убежать — ну вот как раз хотя бы убежать в 2013 год, когда все было ясно и просто, плохие и хорошие, друзья и враги, мурзилки и оппозиционеры. Теперь то, что мы по инерции еще называем оппозицией, превратилось в одну бесконечную перебранку блогеров. Как с этим быть — я написал на «Слоне».

Кашин: Еще одна скандальная оппозиционная история этой недели — итоги праймериз в ПАРНАСе, так и оставшиеся неподведенными, потому что в начале второго дня голосования чья-то добрая рука выложила на сайте партии файл с личными данными всех избирателей, принявших участие в праймериз, партия приостановила голосование и до сих пор не решила, что делать с его промежуточными итогами — учитывать или нет. Тем более что победителем праймериз оказался не кто-то из известных лидеров ПАРНАСа или других союзных ему партий, а Вячеслав Мальцев, бывший вице-спикер саратовской областной думы, работавший когда-то с Вячеславом Володиным, а теперь ставший видеоблогером. Над тем, что видеоблогер Мальцев теперь самый популярный российский либерал, многие почему-то смеются, но я не вижу здесь ничего смешного — а кто у нас популярный, Касьянов, что ли? Другое дело, что как-то так вышло, что судьба касьяновской партии — это еще и одновременно судьба демократии в России, и чем хуже дела у ПАРНАСа, тем меньше будущего у российской демократии. Мне кажется, где-то здесь есть подвох, я давно его ищу, очередная попытка — в колонке для Дойче велле.

Кашин: Мост через Дудергофский канал в Петербурге назовут именем Ахмата Кадырова — так решила топонимическая комиссия Петербурга, и хотя люди митингуют против этого моста, я не представляю, как можно избежать этого переименования — разве петербургские власти смогут пойти против памяти о великом человеке, принесшем вместе с Владимиром Путиным мир на чеченскую землю? Это невозможно, мне кажется, и поэтому мост будет. Противники переименования говорят о том, что оно бьет по петербургскому местному патриотизму, уникальному в масштабах всей России, и что имя Кадырова на карте именно этого города особенно оскорбительно для людей, которые там живут. Я тоже считаю, что петербургский патриотизм — особенный, у москвичей такого точно нет, но стоит иметь в виду, что мост Кадырова будет не первым ударом по этому патриотизму. То, что стало с этим городом теперь — православные фундаменталисты во главе с самим губернатором, какие-то казаки, которых на Неве не было вообще никогда, депутат Милонов и все такое прочее — ударов по петербургским традициям и культуре уже нанесено столько, что мост Кадырова тут вообще не имеет значения. У нас любят говорить, что правительство в России единственный настоящий европеец. Это не так, конечно. Единственный европеец в России — город Петербург. Я не сомневаюсь, что в конце концов он выстоит, он всегда побеждал, он и в этом смысле тоже уникален. Но сейчас ему плохо, и этот мост с этим именем — по-моему, это адекватный символ того, насколько все плохо. Об этом моя колонка для издания rus2web.

На встрече с руководителем Союза писателей Валерием Ганичевым руководитель Следственного комитета Александр Бастрыкин поддержал идею вернуть в школьную программу роман Александра Фадеева «Молодая гвардия», отметив при этом, что литературе отводится одна из главных ролей в воспитании патриотизма —цитирую по пересказу представителя СК Владимира Маркина.

Такие новости, непредставимые совсем недавно, еще десять или пять лет назад, не говоря уже о девяностых годах, сегодня звучат и выглядят вполне рутинно, и никто уже не удивляется тому, что генерал Бастрыкин, чей художественный опыт до сих пор был ограничен соавторством в нескольких учебниках, книгой об убийстве Кирова и ролью консультанта в перестроечном кинофильме «ЧП районного масштаба» о нравах комсомольских работников, теперь стал таким корифеем всех искусств и в промежутках между возбуждением уголовных дел и аппаратными войнами он то принимает Бориса Гребенщикова, а то с писательским начальством обсуждает, как скорректировать школьную программу. На этой встрече, кстати, Бастрыкина еще приняли в Союз писателей, и теперь, наверное, можно шутить о славном пути русской литературы от Боборыкина до Бастрыкина —но не спешите смеяться, это вы еще о трехтомнике Путина не слышали, который сегодня презентуется на Красной площади.

Руководитель репрессивного ведомства, добивающийся включения в школьную программу старой книги про комсомольцев — если вам это кажется абсурдом, то вы, наверное, просто пропустили все, что происходило в России в последние годы. С точки зрения нынешних порядков в России абсурдом было бы как раз, если бы Бастрыкин ничего не говорил про литературу и про поэзию, а занимался бы только своими следовательскими делами в рамках своих законных полномочий. Когда Бастрыкин становится писателем и литературоведом, это совсем не странно — он ведь уже стал влиятельным политиком, одним из лидеров неформальной партии силовиков, борцом с оппозицией, политическим мыслителем — почему бы теперь ему не стать писателем? Это неизбежное свойство всех таких режимов — разобравшись со своими текущими суетными делами, генералы всегда начинают интересоваться прекрасным, и генеральские кабинеты становятся тем местом, где решается судьба национальной культуры.

«Молодая гвардия» наряду с «Как закалялась сталь» Островского и «Матерью» Горького — это такой очень одиозный символ позднесоветской школы, в которой не было «Братьев Карамазовых» или «Тихого Дона», зато были краснодонские подпольщики или Павка Корчагин, насыпающий махорки в тесто священнику. Собственно, эта школа и вырастила поколение тех, кому за сорок, в том числе и самого Бастрыкина, и иногда кажется, что все свое представление о правильном государстве, каким должна быть Россия, это поколение и до сих пор черпает именно из тех книг, которые они проходили в школе, и ролевые модели наших нынешних генералов надо искать вот в тех старых книгах среди царских жандармов, гестаповцев и полицаев, выписанных советскими авторами как такое гротескное карикатурное зло.

Бастрыкин говорит, что «Молодая гвардия» — это роман о патриотизме, но вообще хочется поспорить и с этим. Это прежде всего роман о самом его авторе, вот о таком человеке, воевавшем в гражданской войне и написавшем о ней неплохую повесть, за которую его как бы вознаградили, но именно как бы, потому что должность писательского начальника, которая ему досталась, стала для него персональным адом, и в этом аду было все, о чем оставлены какие-то многочисленные килограммы мемуаров — и пьянство, и подписи под согласиями на аресты писателей, и визиты к умирающему Михаилу Булгакову, и творческую беспомощность, казалось, отступившую во время войны, но потом вернувшуюся в сопровождении многочисленных рецензентов из ЦК, этих Бастрыкиных сороковых годов, благодаря которым та самая «Молодая гвардия» переписывалась столько раз, что на обложен рядом с именем Фадеева стоит поставить имена всех цензоров во главе со Сталиным, которые, конечно, были полноправными его соавторами.

В 1956 году Фадеев, как известно, сделал то, о чем запрещает говорить Роскомнадзор, и, в общем, все его творчество и биография балансирует на грани Роскомнадзора. Если Александра Бастрыкина сейчас трогает именно такая литература, ему стоит задуматься, все ли в порядке у него самого, и не плывет ли за ним море китов.

Но вообще, повторю, здесь нет абсурда, нет скандала, нет противоречия. Школьная программа по литературе — это самое политическое, что вообще есть в школе. Перечень книг, с помощью которых воспитывается нация — это гораздо важнее любых выборов или законов. Логично, что такие списки составляют именно политики. Логично, что в нынешней России в роли этих политиков оказываются силовики.

Бастрыкин, составляющий школьную программу по литературе — это очень честно и откровенно, гораздо лучше анонимных литературоведов из академических институтов или Минобрнауки. Форма должна соответствовать содержанию, а за содержание у нас сейчас отвечает именно Бастрыкин. Ну а та литература, которую Бастрыкин не любит, а люблю я или вы — пусть она и останется нам, а не ему. Ему Фадеев, нам все остальное.

Кашин: На этой неделе был день защиты детей, и у меня об этой дате главное воспоминание — 12 лет назад, когда Сергей Удальцов у Белого дома, Дома Правительства, проводил несанкционированный митинг в защиту как раз детей, митинг разогнали бойцы ФСО, потом еще оказалось, что их нельзя фотографировать, и когда я пытался уйти оттуда с флэшкой с фотографиями разгона, фэсэошники меня поймали, немножко побили, надели на меня наручники, и потом я с ними судился, но суд принял версию ФСО, что я шел мимо, упал, а они мне оказали помощь. Такие истории тогда были еще в новинку, но самое интересное, что через пару дней после этого мы все — и я, и Удальцов, и представитель ФСО, и еще Лимонов, Яшин и какие-то еще люди, все собрались в студии НТВ и в прямом эфире обсуждали и случившееся, и митинги, и возможности для оппозиции. Сейчас это звучит как что-то невероятное, я и сам уже не верю. О том, во что еще не стоит верить, мы поговорим в следующую пятницу на Дожде. Это программа Кашин.гуру, я Олег Кашин, всего доброго.