Гражданин Габрелянов: как главный медиамагнат эпохи стал не нужен Кремлю

В детстве Арама Габрелянова хотели сдать на воспитание банкиру Тэтчеру в другой город. Банкир приехал в Дербент и застал маленького Арама катающимся на санках. Он хотел забрать мальчика с собой, но Арам схватил санки и ударил ими банкира. На санках было написано «Розовый бутон», и когда разоренный дворец Арама будут готовить к продаже, эти санки сгорят в камине вместе с остальным уже никому не нужным имуществом.

Это я сейчас неснятое кино пересказываю. В России часто снимают ремейки классических фильмов, и если кому-нибудь придет в голову переснять «Гражданина Кейна», то его действие, конечно, надо будет перенести в Дербент, Ульяновск и Москву, а главную роль должен играть какой-нибудь харизматичный армянин, которых в нашем кино, слава Богу, довольно много. Но такой фильм, конечно, провалится в прокате, потому что в голливудскую историю трудно будет уложить такой взлет и такое падение, в котором вместо безжалостной судьбы — еще более безжалостный политический контекст России десятых.

В истории российских медиа был только один случай, когда региональная газета всей редакцией переехала бы в Москву и превратилась в большое общенациональное СМИ. Бывший «Ульяновский комсомолец» превращался в газету «Жизнь», вообще не привлекая ничьего внимания — слишком странным был этот эксперимент и слишком далекой от интересов медиасообщества была эта ниша, газета «про звезд», срисованная с The Sun. И когда однажды оказалось, что в час пик в московском метро, если у человека в руках есть газета, то, скорее всего, это будет газета «Жизнь», всем вдруг стало интересно, что это такое, и была мода на газету «Жизнь», о ней сочинял свои песни рэпер Гуф, снобы смеялись над ее приторным языком, когда вместо «дети» обязательно нужно писать «ангелы», а во всех остальных случаях — «я в шоке». Потом звездой стал и сам шеф этой газеты — жизнерадостный матерщинник, совсем не похожий на обычного медиаменеджера, но явно мечтающий им быть — обычным и при этом лучшим. Буквально как герой Орсона Уэллса в известном фильме.

И вот именно где-то на этом этапе сценарий «Гражданина Кейна» дал сбой, потому что вмешалась российская политика, и вообще российская реальность. Таблоидная культура, вот эта обывательщина, возведенная в абсолют, стала вдруг российским мейнстримом, российской официальной идеологией. Таблоидным героем, человеком топлес на коне, стал сам Путин, а вот этот язык — когда «все в шоке», — стал единственным языком власти. Телевидение превратилось в таблоид, все в России превратилось в один большой таблоидный сюжет, и та тропинка, которую протаптывал никем не замеченный в конце девяностых Габрелянов, стала магистральной дорогой государства. Вся логика развития России нулевых вела газету «Жизнь» куда-то туда, в сторону Кремля. Понятно, что однажды и владельцами габреляновского бизнеса стали знаменитые «друзья Путина», но это было не отжатие, это был альянс, и символом этого альянса стали габреляновские «Известия» как главная официозная газета начала десятых, и удивительный телеканал «Лайф», вся краткая история которого укладывается в историю «русской весны» 2014 года — гибридное телевидение вело гибридную войну и побеждало в ней, задавая стандарты, профессиональные и этические, уже и для «взрослых» телеканалов, учившихся распинать мальчиков именно у таблоидной культуры.

То время, когда «Известия» и телеканал «Лайф» были на вершине российской медиапирамиды, можно считать триумфом Габрелянова — даже не столько как менеджера, сколько как идеолога и визионера. Но именно эта роль в российских условиях оказывается проклятьем, потому что в какой-то момент власть начинает думать, что справится и без него. Когда традиции газеты «Жизнь» распространились по всему российскому пространству, когда все официальные медиа превратились в один огромный таблоид, Габрелянов стал лишним. Закрыли телеканал, отобрали «Известия», «Лайф» распался на несколько телеграм-каналов, санки с надписью «Розовый бутон» сгорели в кремлевском камине.

Габрелянов уходит побежденным. Он не встроился в новую околокремлевскую конфигурацию, он поставил не на тех, он слишком поверил в собственную значимость в условиях, когда чья-то самостоятельная значимость оказывается недостатком. Но в нынешней России каждая новость похожа на заголовок газеты «Жизнь», а каждое официальное лицо по умолчанию — герой таблоида. «Всему живущему идти путем зерна», и погибший таблоид пророс тысячами ростков и в медиа, и во власти, и в обществе. Любить Габрелянова необязательно, но что он смыслообразующая и стилеобразующая фигура эпохи — это сейчас кажется бесспорным.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции