Кашин и страна леваков

Такой исповедальный момент — в детстве у меня очень сильные эмоции вызывал певец Родион Газманов, и дело совсем не в тех песнях, которые он пел, и не в каких-то других его персональных особенностях, дело было скорее во мне. Родион Газманов моложе меня на год, и какие разные судьбы — я хожу в свой третий класс, а Родион собирает стадионы. Ни в коем случае не хочу сказать, что на его месте должен был быть я, но вот эти поколенческие вещи, когда ты наблюдаешь людей, которые моложе тебя, но добились при этом большего — они на меня до сих пор производят какое-то сильное впечатление, пусть и менее сильное, чем двадцать пять лет назад. Каждый в жизни переживает такой момент, когда ты вдруг перестаешь быть самым молодым в коллективе, или в компании, и когда на твое воспоминание, — вот как сейчас в фейсбуке флешмоб, кто как жил десять лет назад, — окружающие говорят тебе, что они десять лет назад ходили в пятый класс.

Жизнь уже как-то научила меня спокойно относиться к артистам, спортсменам или журналистам, которые меня моложе, а теперь приходит время высокопоставленных чиновников, и к ним я тоже пока не могу привыкнуть — как-то всегда было, что власть принадлежит людям, годящимся мне в отцы или в дедушки, а тут вдруг даже не ровесники; калининградский губернатор Алиханов моложе меня на семь лет. Я читаю его монолог о реконструкции спуска к морю на курорте, и когда он говорит, что недавно сам спускался с женой и ребенком по этой лестнице, жена несла ребенка на руках, а губернатор тащил на себе коляску — я думаю, черт, это же стандартный эпизод из моей жизни. У Путина такая жизнь была в лучшем случае лет тридцать назад, если вообще была, а тут вот прямо в реальном времени власть переходит в руки людей, с которыми мы в детстве смотрели одни и те же мультфильмы, а в юности слушали одну и ту же музыку. Новый министр экономического развития Максим Орешкин моложе меня на два года, мы оба жили в Москве, когда я начинал работать в «Коммерсанте», а он учился в Высшей школе экономики, и мы с огромной вероятностью могли с ним сидеть на соседних креслах в кино или стоять в одной очереди в туалет бара «Маяк».

Опять же — ни в коем случае не хочу сказать, что на его месте мог бы быть я, но это ведь очень интересный вопрос: сейчас, когда люди моего поколения, по сути, захватывают власть — это хороший знак или плохой? Они ведь действительно говорят на том же языке, что и я, и в отличие от поколения Путина они не станут рассказывать нам, как рассказывал, например, Владимир Якунин, о евроатлантическом заговоре и о чипизации населения, что бы это ни значило. Страхует ли молодежь во власти от ада? Очень велик соблазн поверить, что страхует, но скорее все-таки нет. Самый молодой российский министр Николай Никифоров, министр связи, отличный и хорошо образованный парень из Казани, идеально смотревшийся бы и в Кремниевой долине, и где-нибудь рядом с Павлом Дуровым, не принес нам в интернет никакой свободы, наоборот, именно при Никифорове расцвел Роскомнадзор в его нынешнем виде, обыденностью стали блокировки сайтов и приговоры за перепост — ну и чем молодой министр лучше стариков? К этому же поколению принадлежит новая детская омбудсвумен Анна Кузнецова, такая консервативная женщина, которую, несмотря на ее молодость, уже никто иначе как матушкой не называет. А если посмотреть на тех, кто толпится вокруг власти, всякие ужасные активисты и блогеры — они ведь тоже молодые, а толку-то. В девяностые было модно говорить, что вот вырастет первое непоротое поколение, не носившее пионерских галстуков, вот тогда и настанет настоящая демократия. Сейчас другая мода, сейчас чаще говорят, что именно люди, которые выросли при Путине, которые не застали никакого другого времени, несут в общественную атмосферу тот заряд удушливости и беспросветности, которого все так боятся. В любом случае молодежь оказывается в центре исторической драмы. Об этом интересно думать и говорить, и об этом я написал колонку для издания Republic.

Ураганный ветер в Москве

Галереи

22 фото

Чего не понимают ни те, кто в рамках дозволенного ругал «либералов» из экономического блока, ни те, кто боялся вытеснения «либералов» мракобесами, – конфликта, о котором так много говорили в контексте кадровых интриг в правительстве, скорее всего, просто не существует, он выдуман. Мракобесие и административная эффективность существуют в параллельных плоскостях и, как бы странно это ни выглядело, работают на одно общее дело. Мракобесие отравляет жизнь обществу, а тихие профессионалы на соответствующих должностях продлевают жизнь мракобесию. Грубо говоря, Максим Орешкин для того и призван, чтобы у Кремля хватало денег на байкера Хирурга. Восторги, сопровождающие назначение Орешкина, исходят от тех, кто боялся прихода Глазьева или кого-то вроде него, но это и парадокс – если бы экономику отдали условному коллективному Глазьеву, который бы с ней не справился и обрушил бы ее, у байкера Хирурга не осталось бы вообще никаких шансов, а если молодые профессионалы сумеют стимулировать экономический рост и инвестиционный климат, то система станет крепче и сумеет принести гражданам еще много самых неприятных сюрпризов – репрессивных, запретительных, идеологических, каких угодно.

На прошлых выходных я выступал перед студентами одного английского колледжа в Лондоне, модератором моего выступления был пожилой профессор, очевидно, из поколения студентов 1968 года, прежде чем дать мне слово, сказал, что сегодня очень грустный день, не стало Фиделя Кастро, пламенного революционера, великого человека, доказавшего возможность построения социализма на острове в непосредственной близости от американских берегов. А я с утра уже начитался в нашем фейсбуке отзывов о Кастро-диктаторе и палаче, погрузившим благословенный остров во мрак, и хотя радикальная левизна западной профессуры — вещь известная, профессор меня все равно удивил, до сих пор сложно привыкнуть к тому, до какой степени отличаются языки, на которых люди разговаривают там и здесь.

Это важная история в том смысле, что западная левизна давно пришла с интеллектуальной модой и в Россию, и у нас такое тоже, что называется, носят — и Фиделем восхищаются, и коллективизацию оправдывают, и Троцкого любят, и много чего еще. Ильич снова, как сто лет назад, возвращается к нам с Запада, красивый и модный, глянцевый, не похожий на этих советских истуканов на площадях. У Ильича в руках смартфон и он читает с экрана статистику продолжительности жизни на кастровской кубе, доказывая нам преимущества реального социализма. Я однажды рассорился со старинной приятельницей, уехавшей куда-то за границу и превратившейся в стандартного западного левака — она доказывала мне, что называть Соловки концлагерем нельзя, это была обыкновенная и не самая страшная политическая тюрьма, а концлагерь — это Аушвиц, это другое. Когда-то людям казалось, что Солженцын нанес смертельный удар по евросоциализму, а оказалось, что ничего он не нанес, и «Архипелаг Гулаг» для всего мира это просто забытый бестселлер начала семидесятых. Несколько лет назад вышла и получила Пулитцеровскую премию книга американской журналистки Энн Эпплбаум «Гулаг», в которой она рассказывает то же самое, что когда-то Солженицын, но тоном первооткрывателя, потому что за сорок лет мир опять забыл о нашей национальной трагедии (не только нашей, конечно). Эпплбаум обнаруживает в советских лагерях все самые жуткие черты гитлеровской машины уничтожения, и задается вопросом, почему человечество между Гитлером и Сталиным до сих пор не поставило знака равенства. Ответ звучит довольно жутко — у Гитлера террор и насилие были заложены в самой нацистской идеологии, а коммунистическая идеология сама по себе хороша, и Сталин (а также Мао, Пол Пол и прочие) — это просто эксцесс, отход от идеалов коммунизма. И тут уже зла не хватает — получается, что люди, замученные на Колыме, это как бы второй сорт, потому что идеология Колымы была лучше нацизма. Извините, что меня так сильно унесло от Фиделя, ну и действительно — он-то умер, Бог с ним, а вот эти левачки, которые будут доказывать нам, что ленинский эксперимент не так уж и плох — они не умрут никогда, и нам еще предстоит воевать с ними и за прошлое, и за будущее. Идейно воевать, конечно. Ну, я надеюсь, что идейно.

А в своем некрологе о Фиделе Кастро я рассуждаю о выборе между Кастро и Батистой, перед которым уже который год стоит Россия. Что лучше — коррумпированная автократия или революция, даже не как на Кубе, а, например, как, на Украине? Понятно, что оба хуже, но порассуждать об этом интересно. Я сделал это на сайте Republic.

Судя по тому, что сегодня Путину никакая революция не угрожает, российское общество между Кастро и Батистой пока уверенно выбирает последнего, соглашаясь терпеть его, поскольку любая альтернатива по умолчанию представляется критически опасной. Но это если говорить о Кастро-революционере. Кастро-правитель нам тоже понятен и близок – вождь, настроенный максимально антиамерикански, умеющий существовать и удерживаться у власти в условиях экономической блокады и даже воевать в Анголе, царствующий до глубочайшей старости и умирающий национальным героем в собственной постели. Со всеми поправками на географию и темперамент эти черты и предпосылки тоже легко обнаруживаются и в российском вожде. Такое описание Владимира Путина может показаться слишком опереточным, но в дни, когда весь мир говорит о Кастро, это вполне позволительно: Путин – это Батиста с самоощущением Кастро. Вопрос выбора между двумя кубинскими диктаторами потому и неразрешим, что их единственная, но очень мощная, определяющая общая черта очень простая – ни при одном, ни при другом ничего хорошего на Кубе не было и быть не могло. Вероятно, именно по этой причине спор о Кастро, когда он ведется на русском языке, настолько драматичен – мы догадываемся, что Россию и с Путиным, и без Путина не ждет ничего хорошего, но говорить об этом вслух тяжело, на кубинском примере проще. 

Мне вообще нравится этот жанр инвентаризации привычных представлений о мире. Вот считается, что россияне не любят Запад, да? Я тоже вырос на фильме о том, что Америке скоро кирдык, да и все на нем выросли. И когда сейчас Левада-центр сообщает, что 71 процент россиян выступают за сближение с Западом, и это рекордная цифра за все путинские годы — что это значит, это ошибка социологов или действительно какой-то сдвиг в массовом сознании, разочарование в нашем неоимперстве и изоляционизме?

Мне кажется, тут путаница в терминах. Что такое антизападничество — ну вот посмотрите какое-нибудь видео про исламских фанатиков, хотя бы из Ирана. Вот это, очевидно, антизападничество. У нас тоже, конечно, есть регионы, в которых проводятся миллионные марши в поддержку расправы над Шарли Эбдо, но мы ведь не об этих регионах говорим, а о России вообще. И бессмысленность самого термина «антизападничество» в наших условиях вызвана тем, что мы сами Запад. Пусть косой и кривой, но какая разница. Существуют ли антизападные настроения во Франции, или в Германии, или в Португалии? Нет, конечно, они сами Запад, они не могут быть против себя. Но и мы не можем, и все попытки устроить у нас какое-то замшелое консервативное царство, какими бы яркими они ни были, все равно обречены, потому что чтобы Россия стала антизападной, надо будет уничтожить Пушкина и Толстого, и всю нашу европейскую христианскую культуру, и весь наш образ жизни — я не готов сказать, что это невозможно, но в чем уверен — такая задача не по силам ни одному из наших нынешних ультраконсерваторов. Пушкин всегда победит байкера Хирурга, и Россия останется Европой. Об этом я пишу для Deutsche Welle.

Цель российского антизападничества - не уничтожение или покорение Запада, а признание с его стороны.

Эта потребность легко читается и в самых жестких внешнеполитических выступлениях Владимира Путина, и в пресс-релизах Марии Захаровой из российского МИДа, и в скандальных телевизионных ток-шоу. Все упреки в адрес Европы и Америки, звучащие из России, логичнее рассматривать именно как проявление такого странного западничества, когда лейтмотивом через всю брань проходит: "Мы такие же, как вы".

Если советская система была максимально идеологизирована и последовательно относилась к себе как к альтернативе для всего мира, то путинская Россия лишена таких амбиций.

Никакой альтернативы она не предлагает и не пытается. Она сама воспринимает себя как часть Запада, и диапазон претензий к нему именно такой - от "они такие же, как мы" до "они растеряли свои ценности, а мы их сохраняем". В этом диапазоне слова, произносимые в адрес европейцев и американцев, могут быть какими угодно грозными, это вообще не имеет значения. Антизападных настроений в России всегда будет ровно столько же, сколько прозападных. Просто это одни и те же настроения, обусловленные тем, что постсоветская Россия до сих пор не смогла найти себя ни в мире, ни в собственном сознании.

Сколько себя помню, от Путина всегда ждут либерализации. Ожидания никогда не сбываются, но слухи о том, что скоро власть чуть ослабит закрученные гайки, ходят всегда, достигая пика накануне больших выступлений Путина, и сейчас, когда он выступал перед Федеральным собранием, накануне тоже ходили слухи, что он о чем-то таком объявит. Либерализации принято ждать с надеждой, но это тоже, мне кажется, тот случай, когда привычные представления заслуживают инвентаризации. Ну серьезно, вам что, нужен добрый либеральный Путин? Вы верите в него, вы считаете его возможным? Многие, очевидно, считают. Чем сейчас чаще всего недовольна либеральная общественность? Где-то поставили памятник Сталину, на выставке в Манеже на полу написали имена Гитлера и Гозмана, чтобы люди вытирали о них ноги, в школах вводят новые уроки православия. Хорошо, если не будет памятников Сталину, и если куда-нибудь исчезнут Мединский и байкер Хирург — вам этого будет достаточно? Вот уберут Хирурга, а Сечин останется — вас устроит такая оттепель?

Все, конечно, скажут, что не устроит, но не надо обманывать. Мы помним, как в самый разгар Болотного дела московская интеллигенция пережила свой самый яркий роман с властью в лице знаменитого Сергея Капкова. Мы помним и медведевские времена, когда все, в общем, тоже были всем довольны, а в Матросской тишине при этом убивали Магнитского. И вообще нет никаких гарантий, что если завтра Путин скажет — друзья, я хороший, — то к нему не побегут дружить самые приличные из приличных людей. Либерализация, если кто-то ее ждет, не принесет счастья стране, а что точно принесет — стыд и позор, поэтому давайте лучше без нее. Об этом я написал, — до послания Путина, — для радио Свобода.

Стоит ли уточнять, что самые простые косметические меры до сих пор способны примирить с существующими порядками очень многих из тех, кому сегодня кажется, что так жить нельзя и что в стране не осталось воздуха, и что впереди Россию не ждет ничего хорошего. Это отдельный печальный факт, что и сейчас, в конце 2016 года, либерализационный ресурс Путина остается неизрасходованным, и при желании он сможет порадовать самый широкий круг нынешних недовольных – кого-то обманув, кого-то купив, кого-то просто оставив в покое. Главное тайное умение власти – изменить все, не изменив ничего, уже реализовывалось и при Медведеве, и после Болотной, и после Крыма, и наверняка будет реализовано еще не раз. Говорить "чем хуже, тем лучше" считается неприличным, но обратная формула – "чем лучше, тем хуже" – вообще-то адекватно описывает перспективы России, которая до сих пор рискует быть косметически либерализованной с сохранением всех самых зловещих свойств государства.

Единственная, пусть и ненадежная страховка против этой стабилизирующей либерализации – это именно те люди и те явления, которые сегодня кажутся самыми отвратительными. Берегите байкера Хирурга – без него система останется такой же, с ментами и судами, пропагандой и звонками из администрации, Чечней и "Роснефтью", но без Хирурга у этих ментов и судов обнаружится то недостающее количество сторонников, которое позволит им остаться навсегда.

Ну и что касается самого послания — Дмитрий Песков обещал, что оно будет самым необычным за все годы, и не обманул. Путин выступал час и не сказал вообще ничего, такого не было никогда. Я бы с удовольствием вообще ничего не писал об этом послании, но еще накануне, когда сайт Rus2Web готовил свой редакционный план на четверг, я имел неосторожность пообещать им написать о послании, ну и вот что получилось — Кашин, которому нечего сказать о Путине, которому тоже нечего сказать. Моя самая рекурсивная колонка.

Путин, которому нечего сказать — ну что же, это тоже новость. Мы помним Путина, глаза которого загорались, когда он говорил о ценах на газ или лес-кругляк, или когда он плакал на Манежной, или формулировал новое российское имперство, присоединяя Крым. Пришло время быть, по выражению Валентины Матвиенко, земным и человечным, то есть человеком, которому все равно. Ни расстрелов, ни награждений — Путин успокоился и ничего не хочет.

Это совсем не ироническая фигура речи. Ничего не хотящий усталый Путин — недостающее звено всех драматических сюжетов последнего времени. Криминальные войны силовиков, арест министра силами госкорпорации, кадровое перераспределение в Кремле, которое политологи привыкли описывать с точки зрения усиления или ослабления олигархических группировок, а не какой-то тщательной стратегии. Говоря о России без Путина, все почему-то традиционно представляют себе политический катаклизм, отставку или даже свержение президента. Но вообще-то Россия без Путина может выглядеть и так — когда Путин никуда не делся, просто ему все стало неинтересно. Считается, что над посланием работают помощники Путина, а сам он вносит в текст финальную правку. Если так, то процесс работы над этим текстом должен был быть примерно таким — помощники что-то написали, а потом Путин прошелся по написанному с карандашом, тщательно вычеркивая любые намеки на что-то содержательное, чтобы получился монолог человека, которому нечего сказать.
 

Читайте новую колонку Олега Кашина: Страшная правда о революции: чего боятся и либералы, и Путин.

Хочу вернуться к Фиделю Кастро. Когда он умер, я захотел найти стихотворение Евгения Евтушенко «Музыка революции», в котором Евтушенко сравнивает Кастро с Моцартом. У меня есть такой огромный толстый сборник «Весь Евтушенко», но в нем этого стихотворения не оказалось. Дело в том, что Евгений Евтушенко все свои сборники составляет сам и сам выбирает те стихи, которые заслуживают того, чтобы дойти до нас, и беда в том, что пожилому поэту почему-то больше всего нравятся его совсем новые тексты, а старые, особенно те, в которых он славит коммунизм и коммунистов, ему не нравятся, и найти их невозможно даже в интернете. Мне пришлось скачивать отсканированную книгу 1966 года, в которой эти стихи были напечатаны впервые — «Музыка все может. Музыка —это мужество,и, вдохновенный как Моцарт, Кастро на гребне музыки». Это я говорю к тому, что, видимо, поэт просто не должен, не имеет права сам составлять свои сборники, у него всегда получится какая-то ерунда. Если считать колумнистов поэтами, то я — единственный поэт, который составляет свои сборники как надо, в эфире Дождя и без изъятий. Это программа Кашин гуру, я Олег Кашин, мы встретимся через неделю. Всего доброго.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.