Год вечного Путина: время, когда ужас и тоска стали обыденностью

Наряду с этими людьми главными героями этого года были зловещие мертвецы от Ивана Грозного до Сталина. У нас почему-то принято относиться к историческим деятелям как к нашим современникам, с которыми хочется спорить или соглашаться, ненавидеть их или восхищаться ими.

Думаю, не один я смотрю на уходящий год без восторга в том смысле, что среди людей, провожающих этот год как удавшийся, счастливый, слишком мало тех, за кого хотелось бы порадоваться. Год министра Мединского, год байкера Хирурга и депутата Поклонской. Год войн и выборов, год уголовных дел и судов, год, который скоро сольется с другими в менее конкретное словечко «десятые», и этим словечком будут называть в любом случае не лучший исторический период из тех, которые застало наше поколение.

Все плохое, что было в этом году, становилось темами моих колонок и программ на Дожде. Я надеюсь, что сегодня в России есть люди, которые следят за происходящим по моим текстам, и я надеюсь, что чем-то мог быть полезен этим людям. Я ведь и сам читатель, и когда-то у меня были газеты, которые я любил читать — теперь их нет, — телеканалы, которые я предпочитал смотреть, — от них тоже мало что осталось, — и журналисты, за публикациями которых мне нравилось следить — теперь эти журналисты в основном ищут работу.

Я всегда считал, что когда много плохих новостей, то это называется интересное время. Поэт говорил, что чем эпоха интересней для историка, тем для современника печальней. И думаю, многие мечтали о неинтересном времени, предполагая, что его неинтересность станет причиной спокойствия и благополучия. И вот сейчас, мне кажется, мы наблюдаем такой парадокс. Десятые по сравнению с нулевыми гораздо менее спокойные и гораздо менее благополучные. Уверенности в завтрашнем дне сейчас у всех гораздо меньше, чем было десять лет назад. Но при этом у меня язык не повернется назвать наше время интересным — оно скучное, оно тоскливое, оно внушает пессимизм и не внушает радости.

Может быть, наше время — это первая в истории человечества эпоха войн и революций, жить в которую неинтересно. Плохие новости давно стали рутиной, хорошие, когда они случаются, оставляют впечатление обмана, но при этом дух ни от чего не захватывает, и нет ничего, о чем хотелось бы вспомнить спустя десять или двадцать лет.

К этой программе я перечитал все свои колонки для Дождя за этот год — были какие-то безусловно важные события, которые заслуживали каких-то слов, но сейчас об этих событиях вообще не хочется вспоминать. Слово «история» звучит величественно и торжественно, но этот год научил, по крайней мере, меня, что и история может быть неинтересной и не вызывающей никаких сильных чувств. Может быть, однажды мое сердце немного дрогнуло — когда наши музыканты во главе с Гергиевым и тем же Родлугиным играли на развалинах отвоеванной Пальмиры, это производило впечатление. Но сейчас, когда Пальмиру отвоевали обратно, о том концерте тоже не хочется вспоминать — ну, играли и играли, мало ли какие музыканты где играют.

Девяностые были интересным временем, восьмидесятые были интересным временем. Наверное, мы научились бояться интересного времени, полагая, что если оно будет неинтересным, то гарантированно будет спокойным. В итоге получили эпоху-мутанта, неспокойную и при этом неинтересную. Мандельштаму на плечи кидался век-волкодав, а кто бросается на нас? У меня есть гипотеза, что приличных ответов на этот вопрос не существует.

Мы всегда боялись интересных времен, но сейчас, когда убедились, что и неинтересное время не страхует от неприятностей, мне кажется, главной и общей задачей становится вот эта — сделать так, чтобы время, в которое мы живем, стало интересным.

Мой новогодний тост — за наступление интересного времени!

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции