В очередной колонке Олег Кашин подвел итоги президентских выборов и заметил, что власти не хочется заниматься внутренней политикой, а самое главное для нее — чтобы в тылу все было спокойно. Общество и власть идут к тотальному игнорированию друг друга, считает автор.
Полную версию программы смотрите здесь.
Инвестируйте в правду. Поддержите нашу работу и оформите платеж
Выборы. Пять дней прошло, а их как будто не было. Слово «Грудинин» уже получается вспомнить только после серьезного усилия, а имя того сталиниста из маленькой компартии уже вообще вымылось из памяти, да и зачем его в ней хранить.
Мне неловко перед одним конкретным зрителем или читателем — он из Кирова, его зовут Марат Федоров, и он за две недели до выборов спросил меня, пойду ли я на них, я уверенно ответил, что нет, а 18 марта обнаружил себя на избирательном участке опускающим бюллетень в урну впервые за 18 лет — я с 2000 года на выборы не ходил вообще. Я голосовал за Ксению Собчак, но это даже неважно — своим поведением во время кампании она сагитировала меня за себя, но ведь, как все говорят, главной в этом году была явка, и за явку меня сагитировали, конечно, бойкотчики. Когда Евгений Чичваркин обещал бросать в голосующих яйца и кричать «позор» — ну, всегда хочется как-то присоединиться именно к тем, кому кричат «позор», а не к тем, кто кричит. Вообще навязчивая агитация за так называемую забастовку избирателей привела к тому, что в, условно говоря, нашей части общества эти выборы стали референдумом о доверии Алексею Навальному, и этот референдум стал таким параллельным вставным сюжетом в большом сюжете о выборах Путина, по поводу которых никаких сомнений, конечно, и не было.
Итоги выборов я подвел в специальной колонке для Republic, а Марату Федорову из Кирова — еще раз мои извинения, я действительно решил идти на выборы в последнюю ночь перед ними, и до сих пор удивлен своим решением — но не жалею о нем.
Антипутинской части общества логично было бы противопоставить пропутинскую, но есть подозрение, что ее просто не существует. Профессиональных лоялистов, конечно, много, и у них в общем все хорошо, кроме единственного, но принципиально важного обстоятельства – они не знают, чему они будут должны быть лояльны завтра или позже; генеральная линия Кремля слишком подвижна для того, чтобы в обществе сложилась хотя бы небольшая прослойка убежденных сторонников власти.
Сама же власть, персонифицированная в Путине, уехала на своем воображаемом танке в какие-то совсем невообразимые края, где живут отравленный Скрипаль, спортсмены под нейтральным флагом, полувиртуальные российские хакеры, привязанные к Трампу и перманентно побеждаемые сирийские «бармалеи». Этот странный новый мир, больше похожий на галлюцинацию, во внутренней политике ставит перед Кремлем единственную цель – чтобы никакой внутренней политики не было вообще. Когда снаружи фронт, внутри может быть только тыл, надежность которого можно оценивать только по каким-то совсем полицейским критериям – вот буквально чтобы не шумели на улицах, не оспаривали действий власти, избегали внешних контактов и так далее.
Глеб Павловский в последние годы всячески пропагандировал термин «политизация», подразумевающий какое-то новое состояние общества по сравнению с аполитичными нулевыми. Очевидная потребность Кремля состоит, наоборот, в деполитизации общества – общество должно по умолчанию находиться на стороне власти в ее противостоянии с внешними оппонентами. Это значит, что все эксперименты в стиле 2012 года становятся вредны – никакого раскола на «креативный класс» и «простых россиян» или, скажем, на «молодежь» и «взрослых». Если совсем грубо, за Путина должны быть все.
Но если за Путина все, то это значит, что за Путина никто. Доведенные до исторического максимума цифры формальной лояльности просто перестают быть политическим фактором, власть и общество оказываются одинаково заинтересованы во взаимном игнорировании, которое, очевидно, и станет оптимальной формой нашего и их существования на ближайшие годы.
Фото: Антон Ваганов / Коммерсантъ