Их друг Вадим Ампелонский: как дело Роскомнадзора превращается во второе дело Серебренникова

Но, пусть и в гораздо меньших масштабах, реакция заинтересованных наблюдателей на домашний арест Вадима Ампелонского оказалась примерно такой же, как у творческой интеллигенции после ареста Кирилла Серебренникова. Отзывы в соцсетях профильных журналистов выглядят почти как флэшмоб «мой друг Вадим Ампелонский». Люди, соприкасавшиеся с ним по работе, шокированы и возмущены случившимся, они не верят обвинению и считают Ампелонского жертвой, нуждающейся в сочувствии. При этом, в отличие от Серебренникова, это такая более конфликтная ситуация, потому что на каждого доброжелателя у Ампелонского, представляющего довольно одиозное ведомство, сейчас приходится по несколько недоброжелателей. «Он умный интересный человек», — пишут одни. «Он мразь, которая убивала интернет», — отвечают другие. Конфликт!

С тем, что Роскомнадзор убивает интернет или, по крайней мере, сознательно делает его хуже с каждым днем, я охотно соглашусь. Но и записывать защитников Ампелонского в прихлебатели репрессивной системы тоже не готов. Собственно, про них, мне кажется, сейчас думать интереснее, чем про Ампелонского — по его-то поводу действительно ничего нового сказать нельзя, чиновников в России сажают часто, и, по крайней мере, с некоторых пор государственная служба сама по себе подразумевает пока не очень высокий, зато постоянный риск быть арестованным; все чиновники это понимают, но, как всегда бывает при не очень высоком риске, продолжают ходить на работу.

«Кремль дает понять чиновникам, что воровать не стоит»: что означает дело на пресс-секретаря Роскомнадзора

А вот интереснее — да, про профильных журналистов. Это мы, обычные люди, когда происходит столкновение Следственного комитета с Роскомнадзором, легко скажем «сожрите друг друга» или что там было про жабу и гадюку. У людей, для которых Роскомнадзор — важнейший ньюсмейкер, совсем другая система координат, и в ней, конечно, они всегда будут на стороне Роскомнадзора, даже если он и его представители были постоянными отрицательными персонажами их статей. Отрицательные, но свои, так бывает, особенно если в роли чужих оказываются не просто незнакомые люди, а незнакомые люди в погонах, которые, пожалуй, и мне менее симпатичны и понятны, чем жизнерадостные запретители из Роскомнадзора.

Но профильные журналисты бывают не только те, которые пишут о связи и технологиях. Бывают и криминальные журналисты, которые пишут о силовиках, и если открыть вчерашний «Коммерсантъ», то о махинациях в Роскомнадзоре там напечатана совсем не сочувственная статья в жанре классической криминальной хроники — какие-то жулики начисляли себе государственные деньги на левые карточки, и как здорово, что их наконец-то разоблачили.

Журналисты, для которых любимый ньюсмейкер — Роскомнадзор, наверное, никогда не поймут журналистов, для которых любимый ньюсмейкер — Следственный комитет. Но, зная и тех и других, скажу осторожно, что это совершенно одинаковые журналисты. Хорошие милые люди, прекрасно понимающие, что такое добро и что такое зло, просто у одних зло — это когда левые карточки, а у других — когда домашний арест.

Есть много стереотипов о журналистике — и негативных, и наоборот. Кто-то скажет, что все журналисты продажные и пишут под диктовку того, на кого работают; кто-то скажет, что нет профессии благороднее журналистской, и что люди идут в эту профессию не за деньгами и не за карьерой, а чтобы изменить мир к лучшему. Но в обоих случаях за кадром остается такая важная вещь: у журналиста важнейший рабочий инструмент — эмпатия, но пользоваться эмпатией именно как инструментом очень трудно, может быть, вообще невозможно. И, будучи привязанным к тематическому ньюсмейкеру, журналист рано или поздно обязательно проникнется его ценностями и интересами, примет форму сосуда. Журналист, пишущий о Роскомнадзоре, сам превратится в роскомнадзоровца, а журналист, пишущий о силовиках, сам превратится в силовика.

Дело «мертвых душ»: почему арестовали сотрудников Роскомнадзора

Когда в общественной жизни царит цветущая сложность, эта проблема, по крайней мере, не бросается в глаза, а когда государство заполняет собой все, даже независимая пресса сама собой втягивается в государственное магнитное поле, и люди, которые в другой ситуации выбирали бы между правдами разных игроков, оказываются в ситуации без выбора — когда твой главный ньюсмейкер чиновник, то ты сам рано или поздно обнаруживаешь, что у чиновника есть своя правда, и сам превращаешься в чиновника по образу мысли, да и жизни, а если твой ньюсмейкер полицейский, то у тебя в какой-то момент на лбу образуется след от фуражки, даже если ты ее не носишь. Журналистика действительно всегда принимает форму сосуда, просто это такой запаздывающий процесс, и из-за этого запаздывания какое-то время назад могла сложиться иллюзия, что в обществе, пережившем огосударствление всего, возможна независимая журналистика. Несколько лет назад, когда в «Коммерсанте» был большой кризис, многие журналисты ушли оттуда в ТАСС. Я не могу себе представить, чтобы в девяностые или даже в нулевые какие-то или даже буквально эти же журналисты могли подумать, что они способны уйти из «Коммерсанта» в ТАСС, но за несколько лет что-то изменилось. Изменилось вот именно это — если десять лет назад ты по работе звонил десяти человекам, и из них один был чиновником, а сейчас чиновники девять из десяти, а десятый — друг или родственник чиновника, изображающий бизнесмена, — то в этом случае тебе действительно будет комфортнее в государственном агентстве. Такое печальное и при этом вполне железное, непреодолимое правило.

Из этого правила есть, мне кажется, только одно исключение — чтобы не превратиться в чиновника и силовика, журналист в России должен работать только с одной категорией ньюсмейкеров — с жертвами государства. Так работает «Новая газета», так работает «Медиазона». И здесь же — разгадка этих горячих споров между журналистами об Ампелонском. Пространство «Медиазоны» сейчас неожиданно вторглось в пространство отделов технологий, а когда соприкасаются разные стихии, это всегда приводит к какому-то катаклизму. Но это в любом случае будет не очень продолжительный катаклизм. Завтра в Роскомнадзоре появится новый пресс-секретарь, он тоже будет хорошим, он подружится с журналистами, и они опять забудут, что есть мир уголовных дел, мер пресечения и прочих ужасных вещей.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции