Бесславный путь патриота: почему общество и власть равнодушны к гибели наемников в Сирии

Лимоновца Кирилла Ананьева, который погиб в Сирии, я знал в начале нулевых, когда партия Лимонова переживала свой последний расцвет, и когда в либеральной среде было модно поддерживать эту партию и восхищаться ею. Отголоски той моды мы слышим до сих пор, когда кто-нибудь удивляется очередному «ватному» высказыванию Эдуарда Лимонова или тому, что какие-то из тех партийцев, которых многие помнят по совместным акциям с либералами, сегодня оказываются ополченцами в Донбассе или, как теперь, «вагнеровцами» в Сирии — как же так, ведь вчера все вместе ходили на Триумфальную, а теперь так жизнь раскидала. Но это удивление — оно от невнимательности; просто в либеральной среде никто не читал ни «Лимонку» девяностых, ни публицистику самого лидера партии, никто не интересовался богатым внутренним миром тех парней, а если бы интересовались, то знали бы, что гибель в бою на берегу Евфрата — это ровно то, за чем люди шли в эту партию лет 15-20 назад.

«Повар Путина» и «ЧВК Вагнера»: как Евгений Пригожин связан с российскими наемниками с Сирии

Когда стало известно о случившемся в Сирии, у всех уже была наготове подходящая реакция — кто-то приготовился петь песню Вертинского «То, что я должен сказать» («Я не знаю, зачем и кому это нужно, кто послал их на смерть недрожащей рукой»), кому-то более уместным показалось украинское злорадство — мол, так им и надо, кто-то, хотя, наверное, это сейчас самое трудное, остался в рамках официального патриотизма, когда все, что ни делается в интересах государства, все к лучшему.

Если бы я не знал Кирилла Ананьева в те времена, когда он был в своей партии, как это у них называлось, бункерфюрером, я бы тоже, наверное, блуждал среди трех этих шаблонов, но, имея представление о том, как выглядела мечта о «другой России» у читателей Лимонова пятнадцать лет назад, я понимаю, что все вышло именно так, как оно и должно было выйти, иначе и быть не могло.

«Это предательство. Людей отправили на убой»: кто виноват в гибели российских наемников из «ЧВК Вагнера» в Сирии

Песков, которого спрашивают о трауре, и который в ответ деланно удивляется — мол, что за траур, почему? Комментаторы, которые доказывают, что ЧВК, именно такие ЧВК — это свойство любой цивилизованной страны, и пацифисты, которые говорят, что сочувствовать наемникам нельзя, потому что люди шли убивать, и поэтому их не жалко, когда их самих убили. Наконец, официальное признание Пентагона, что перед атакой на колонну силы коалиции позвонили в российский штаб и предупредили их о том, что сейчас будут стрелять, то есть среди российских генералов есть как минимум один, который принял это решение — пусть стреляют, нам не жалко.

Судьба патриота в России ровно так и выглядит, когда приходится выбирать не между лавровым венком и золотой звездой, а между безымянной могилой и издевательскими комментариями официальных лиц. Западный опыт, на который почему-то именно борцы с Западом любят у нас ссылаться, в российских условиях трансформируется так, что все хорошее куда-то девается по дороге, а плохое удесятеряется и приобретает гипертрофированные формы. Вы говорите, что у американцев все так же — хорошо, но тогда покажите вагнеровский контракт «как у американцев», и страховку, и закон, регулирующий эти смерти. От западного опыта на российской, точнее, сирийской почве остались только смерти, больше ничего. Не работает даже ремарковская формула, в которой смерть одного будет трагедией, а смерть многих — статистикой, потому что и статистики никакой нет, и имена погибших по одному всплывают в репортажах из провинции, когда плачущие вдовы описывают стандартный теперь боевой путь — анонимный, а потому бесславный.

«Еще одно унижение, с нами вообще не считаются»: кого участники ЧВК «Вагнера» винят в гибели российских наемников в Сирии

Слово «наемник» в нашем языке ругательное в самом буквальном смысле, «наемничество» — это статья Уголовного кодекса. Наемников никому не жалко, и эту безжалостность, каждый по-своему, демонстрируют все — и Песков, и те, кто говорят, что погибшие знали, на что шли, и те, кто повторяет пропагандистскую чепуху об остановленных на дальних рубежах террористах. И Мария Захарова, которая говорит о пяти погибших в то время, когда в прессе уже есть восемь имен. И вот эта безжалостность, мне кажется, служит реабилитирующим фактором для наемников, для этих псов войны, которым неважно где и с кем, а просто важно воевать —  да, они страшные, но люди, которых не трогает смерть соотечественников, люди, готовые находить ей оправдание — тоже страшные, и если имена погибших все забудут или вообще не узнают, то с равнодушными, которых мы знаем по именам, нам жить всю жизнь.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.