«Цели полностью уничтожить оппозицию у Кремля нет»: Кашин о том, почему провал митинга 7 октября — плохая новость для власти

У меня так иногда бывает, когда я, собирая для нашей программы свои колонки за неделю, перечитываю самую старую колонку, написанную неделю назад, и думаю — ничего себе, неужели это было так недавно, а кажется, что год назад или больше. Вот на этой неделе такой случай, прошло всего шесть дней, а об акциях протеста в день 65-летия Владимира Путина не вспоминает вообще никто, как будто не было их. И сравните это с 26 марта — даже дату, которая, в общем, в любом случае не историческая, все запомнили наизусть, ну и эти виды запруженной Тверской, эти подростки на столбах, эти резиновые уточки — ну как такое забудешь.

А 7 октября стерлось из памяти мгновенно, потому что и людей было меньше, и огня меньше, и полиция в Москве вела себя даже не мирно, а скорее равнодушно, что, конечно, тоже имеет значение. То есть по какому угодно признаку это была провальная акция, но провалы же тоже можно бесконечно анализировать и обсуждать, спорить о них. Те, кто сочувствует, могли бы долго рассуждать, почему так вышло, а кто не сочувствует — те наоборот, злорадствовали бы. А сейчас ничего этого нет, как корова языком слизала. За 6 октября сразу следует 8-е.

И я, мне кажется, понимаю, в чем здесь дело. 26 марта было не просто ярким политическим событием. Это событие состоялось в вакууме, который всегда образуется накануне избирательного цикла. Не будет преувеличением сказать, что именно с этого дня началась избирательная кампания 2018 года. И то, что происходило в этот день (собственно, я об этом и писал весной), определило облик всей кампании на год вперед. У всех сразу сложилась такая четкая картина — молодежь пришла в политику, запрос на перемены, новая Болотная, политизация тех слоев общества, которые до сих пор политики сторонились — в общем, конверт с условиями задачи распечатал Навальный на Тверской, и весь политический класс бросился эту задачу решать. Вы помните — сразу появились песни модных и не очень артистов о школьниках в политике, Путин стал играть в лучшего друга детворы и юношества, в Госдуму притащили Сашу Спилберг, и так далее. Все при деле. А неудачная акция 7 октября ставит под сомнение всю эту систему координат — может быть, все преувеличили значение уличных акций, и роль в них молодежи, и содержание лозунгов? Может быть, что-то не так? Но легко сказать «не так», когда речь идет, я не знаю, о заказе в ресторане. А тут полгода напряженной работы — и у оппозиционеров, и у власти. Ставить под сомнение полгода работы сложно. Проще считать конкретно этот провал досадным недоразумением и вырвать этот листок, продолжая пользоваться условиями, полученными в марте. Поэтому никто не злорадствует и никто не оправдывается. 7 октября ничего не было, и ничего не должно было быть, только 65-летие Владимира Путина, которое ему, как можно заметить, никто не испортил.

Кстати, немножко в сторону замечание — тут как-то все шумно отмечали 18-летие назначения Путина премьером в 1999 году, потому что 18 лет — это брежневский срок, и почему-то пропустили не менее важную цифру — 65. Это такой интересный возраст, который почему-то считался рубежным в перестроечной и постперестроечной политике. Страна тогда только-только пережила ужасные годы брежневской геронтократии, все еще помнили тех жутких старцев из политбюро, когда средним руководящим возрастом было 70 лет, и в обществе был консенсус, что это не должно повториться. И в 1990 году, когда ввели должность президента СССР, и в 1991 году, когда аналогичную должность ввели в России, в закон была заложена норма, что президентом в нашей стране может быть человек не моложе 35 лет и не старше 65. Это была такая наивная страховка от брежневщины. Наивная — потому что никто и не заметил, как в новой конституции, написанной под Ельцина, верхней планки уже не было. Ельцину тогда было 62 года, а 65-летним его все помнят — это 1996 год, после очередного инфаркта, случившегося между первым и вторым туром выборов, он перестал появляться на публике, инаугурация шла десять минут, и он смог с огромным трудом только прочитать текст присяги, и дальше, наверное, ему стало лучше, но все равно это был уже очень старый и

глубоко больной человек, который месяцами пропадал то ли в Барвихе, то ли в ЦКБ, и это был стандартный кадр для прямых включений пуловских корреспондентов телевидения, когда корреспондент стоит на фоне ворот ЦКБ со светофором и цитирует пресс-секретаря про крепкое рукопожатие. Это было больше двадцати лет назад, и то, что у нас сейчас президенту снова, как и тогда, 65 — мне кажется, это интересная цифра.

А о митингах 7 октября — моя колонка для издания Репаблик.

За эти полгода все как-то настроились на то, что в России снова рост протестных настроений, политизация молодежи, повышение общей предвыборной нервозности, и в такой обстановке более вялые, чем ожидалось, протестные выступления 7 октября – плохая новость в равной мере и для оппозиционеров, и для тех, кто рассчитывал сделать карьеру на борьбе с ними. Можно представить себе, как в этот понедельник Сергей Кириенко собирает в Кремле всех, кто последние полгода боролся с Навальным, и говорит им, что молодцы, отлично поработали, с задачей справились, протестная активность вернулась к прежним показателям, всем спасибо, займемся теперь сельским хозяйством. Это звучит как анекдот, но анекдот вполне реалистичный – очевидно, что цели полностью уничтожить оппозицию, расправиться с ней и заасфальтировать то пространство, на котором протестовали сторонники Навального, у Кремля нет; люди, для которых борьба с оппозицией давно стала профессией, всегда будут заинтересованы в том, чтобы оппозиция давала им новые поводы для работы, расширения штатов, увеличения бюджетов и так далее.