Лекции
Кино
Галереи SMART TV
Павел Брюн о встрече с основателем Cirque du Soleil: «Я почувствовал себя Буратино, который пришел к Карабасу-Барабасу, но не плохому»
Читать
05:46
0 432

Павел Брюн о встрече с основателем Cirque du Soleil: «Я почувствовал себя Буратино, который пришел к Карабасу-Барабасу, но не плохому»

— Как всё начиналось

Режиссер, постановщик, хореограф Павел Брюн в новом выпуске программы «Как все начиналось» рассказал о своей первой встрече с основателем Cirque du Soleil в Лас-Вегасе Ги Лалиберте и о начале их совместной работы. 

Я бы хотел начать с того эпизода, как это все произошло. К началу девяностых вы с Гнеушевым делаете номера пластического театра, которые мало кто здесь делает. И в какой-то момент к вам приходит на репетицию некий гость. Расскажите об этом, пожалуйста, поподробнее.

Достаточно точно вы это уже описали, мне добавить есть немного что. Единственное, что то, чем мы занимались, ― это не то чтобы пластический театр. Конечно, это был цирк, и очень хорошо, что вы упомянули имя Валентина, поскольку, в общем-то, справедливости ради надо сказать, что многие тренды современного цирка, или contemporary circus, формировались в нашей с ним тогдашней мастерской, которая просуществовала с 1988 по 1991 год в Москве и выдала на-гора целый ряд очень серьезных номеров, которые, в общем-то, выигрывали всевозможные конкурсы, фестивали и так далее, на которые нас с Валентином благополучно никто не пускал.

Отлично!

Как-то левее Кишинева у нас трудно было выехать в ту пору. Тем не менее…

Вы что, идеологически были неблагонадежными?

Вообще никак, просто совсем, да.

Да, то есть где-то, очевидно, была установка, что поедут и не вернутся.

Да, этого боялись страшно. И тем не менее такой пассионарий, как Ги Лалиберте, о котором, честно говоря, я ничего не знал, да, краем уха к этому времени, то бишь к осени 1989 года, я что-то слышал. Есть какой-то там цирк полусумасшедший, ну, есть и есть, ладно, мы свое дело делаем, они свое.


И вот ноябрьским утром, очень ранним, когда я обычно вел мои классы, дверь нашей студии открылась, и завели какого-то парня с косичкой на голове, с двухцветными волосами. Переводчица, которая была с ним, говорит: «Павел, можно он у вас посидит?». Я говорю: «Пусть сидит, пусть не мешает» ― и занимаюсь дальше, весь потный. И как-то боковым зрением, периферическим, держу этого человека. Я смотрю, он такой очень характерный, какая-то куртка у него очень интересная, и на спине у него вышит какой-то невероятный логотип какого-то свойства прямо алхимического: «Цирк»… Что-то такое. Ладно, некогда читать, я занимаюсь с артистами.

И вдруг я вижу, что он смотрит-то это все с каким-то понимаем, с участием. Класс закончился, это продолжалось полтора часа ежеутренне, и нас знакомят: Ги Лалиберте, основатель… Он даже не назывался основателем. Cirque du Soleil. И мы начинаем общаться, я на сломанном английском, который тогда еще не починился, переводчик помогает. Мы гуляем по Москве, он смотрит наши репетиции, мы разговариваем о жизни, и вдруг я понимаю, что я говорю с человеком, у меня такое ощущение, что я его знал всю жизнь. И есть подозрение у меня, что он почувствовал себя примерно так же, мы нашли общий язык.

А дальше жизнь сломалась. Она сломалась вот почему: потому что в конце этого визита, да, это был ноябрь 1988 года, Ги говорит: «Я хочу, чтобы вы приехали к нам посмотреть наше шоу». Мы, конечно, заржали, говорим: «Конечно, приедем мы к тебе! Кто нас пустит? Нас вон в Париж не пускают, а ты в Канаде, это же почти Америка». Тем не менее вдруг происходит удивительная вещь: приходит приглашение в организацию, в которой мы работали, «Союзгосцирк», где Валентин и я приглашаемся на просмотр и ознакомление, и нас выпускают.

Это, очевидно, его заслуга? Он нажал на какие-то?..

Не-а.

Как такое могло произойти.

Дело в том, что в этой организации работал тогда один человек, чье имя я позволю себе назвать, звали его и зовут, я надеюсь, Вячеслав Андреевич Сироткин, который заведовал международным отделом «Союзгосцирка». Понятно, в какой организации он работал по-настоящему. Он этого и не скрывал. Я так понял, что он почувствовал, что времена меняются. Вообще он тепло к нам относился. И он понял, что вот это ― его шанс приоткрыть кран, который потом, в общем-то, может потечь молочными реками, и кисельными берегами, и многим другим. Не финансово, просто по-человечески. А может, и финансово.

И нас выпустили. И так летом 1989 года мы с Валентином оказались в Монреале, конкретно в Квебек-Сити, в 130 километрах выше Монреаля, и мы увидели первое шоу Cirque du Soleil, которое называлось Le Cirque Réinventé, «Мы переизобрели цирк, мы воссоздали цирк».

Reinvent, да? Слово «переосмысление», «переизобретение».

Да-да. Название, за которое их там били много раз, но тем не менее, да-да.

Ревнивые конкуренты?

Конечно.

Да?

Кто вы такие! Да мы здесь, у нас традиции!

Это франкоязычная часть Канады?

Да, это Квебек, это франкоязычная часть Канады, и цирк в ту пору был преимущественно франкоязычным, хотя не полностью. Скажу так: это было небольшое шапито, 1750 мест, и 35 артистов, всё.

Шатер?

Шатер. И я понял, я себя почувствовал, я писал об этом у себя в блогах где-то, что я почувствовал себя как Буратино, который пришел к Карабасу-Барабасу, но не плохому. Я увидел тех, кого я знаю, и они увидели меня, нас. Вопросов какого-то языкового барьера, непонимания не было.

У них уже в это время был цирк без языка, без реплик?

Конечно. Это был настоящий физический театр по методике, как потом выяснилось, очень сходной с тем, что мы делали с Гедрюсом Мацкявичюсом в семидесятые годы в СССР, и ранее сходной очень со многим, что делалось на ниве экспериментов с пантомимой, с физическим театром в прибалтийских республиках, в Ленинграде и так далее. Вопросов нахождения общего языка не было. И там же, в тот визит, я познакомился с моим и поныне партнером и другом Франко Драгоне.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.

Читать
Поддержать ДО ДЬ
Другие выпуски
Популярное
Лекция Дмитрия Быкова о Генрике Сенкевиче. Как он стал самым издаваемым польским писателем и сделал Польшу географической новостью начала XX века