Отцы и дети. Думские изгои Гудковы о твиттере, Миронове и политических перспективах

Фишман: Вы морально были готовы к такому развитию событий? Насколько это совпало с поездкой в Америку? Это совпадение? Ультиматум же был поставлен еще месяц назад?

Дмитрий Гудков: Нет, исключение никак не связано с моей поездной в Америку. Это публично заявил Миронов.

Геннадий Гудков: А я говорю, что связано. Они готовили решение о приостановлении наших полномочий, но когда началась истерика власти, что организуется сотрудничество против коррупционеров, жуликов и воров, это взбесило нашу властную элиту, и партии дали команду разобраться кардинально. В партии есть оппоненты, которые отстаивают конформистскую точку зрения, что партия должна быть в дружбе и взаимодействии с властью. Это Левичев и его команда. Миронов в данном случае находится под влиянием Левичева. Этой команде мы очень мешали. Мы конкурировали и подталкивали партию к более самостоятельному курсу, более оппозиционному. Второй вектор – команда из Кремля убрать этих негодяев, которые уже всех достали.

Дмитрий Гудков: 10 декабря 2011 года партия официально делегирует нас на митинг на Болотную площадь.

Фишман: Вообще были разговоры, что сам Миронов должен прийти.

Дмитрий Гудков: Там была Дмитриева, там было человек 25 депутатов. Дальше фракция официальным решением делегирует Геннадия Гудкова в состав оргкомитета «За честные выборы». Потом Сергей Миронов идет с программой на президентские выборы, где говорит, что поддерживает все требования Болотной площади, что выступает за все политические реформы, готов распустить Государственную Думу, если станет президентом, и стать президентом переходного периода на полтора-два года, провести реформы и дальше уйти и объявить новые выборы.

Геннадий Гудков: Потом было 4 февраля, когда Миронов дал согласие выступить на митинге, мы, когда планировали митинг, включили его одним из первых выступающих как кандидата в президенты, поддержавшего и признавшего требования митингов. Он дает согласие, и в самый последний момент мне звонят его помощники и говорят, что Сергей Михайлович не сможет это сделать. Это решение принималось за несколько часов до выступления.

Дмитрий Гудков: Дальше мы все едем в Астрахань на голодовку Шеина, потом итальянская забастовка в Государственной Думе, а потом выход на пленарное заседание с белыми лентами. После этого концепция поменялась.

Фишман: Может быть, нужно было выйти из Координационного Совета? Сейчас, что решает эта структура, не очень ясно.

Дмитрий Гудков: Я не говорю, что КС – мега-крутая структура, у нее, безусловно, есть перспективы. Но выбор был в другом. Был выбор, или мы прогибаемся, либо сохраним репутацию. После того, что произошло с нашей семьей – уничтожение бизнеса у родственников, «размандачивание» Геннадия Гудкова – мы теперь ультиматума испугались? Мы выбрали принципы. За нас люди голосовали.

Геннадий Гудков: В КС нельзя ни войти, ни выйти, его нет. Нет ни членского билета, ни регистрации. Нам поставили по сути вопрос выбора курса партии: вы с нашей партией, которая отказывается от улицы, от работы в массах, и будет делать вид, что в рамках парламентской демократии на что-то в стране влияет, либо вы продолжаете деятельность и тогда вы расстанетесь с нашей партией. Вот был смысл ультиматума.

Фишман: Теперь вы сами по себе. Это как в моей любимой книге «Три мушкетера» кардинал говорил, берегитесь, потому что теперь за вашу жизнь никто не даст и ломаного гроша. То есть ваши личные риски в политике возрастают.

Геннадий Гудков: Совершенно верно. Действительно, возрастают риски, мы ждем нового витка репрессий. Травля Дмитрия Гудкова говорит о том, что наши оппоненты именно этим путем пойдут. Но мы сейчас приобретаем огромное число сторонников и союзников своей твердой позицией, тем, что мы не разменяли принципы на удобные карьерные и иные перспективы.

Фишман: Вы еще семья, отец и сын. Не боязно?

Геннадий Гудков: Боязно, конечно, по-отцовски. Я прекрасно понимаю, что у некоторых наших оппонентов нет ни морали, ни нравственности, никаких сдерживающих принципов. Конечно, это страшно. С другой стороны, я вряд ли смогу повлиять на решение Дмитрия. Я думаю, что это его решение продолжать борьбу. Да, я могу быть рядом, помогать, мы можем быть соратниками, но повлиять на то, чтобы он ушел, сдался, я уже не в состоянии. Пусть он либо подтвердит, либо опровергнет мои слова.

Фишман: Лет 6-7 назад все шло ровно и с Мироновым, и в целом в Думе. Ты мог себе тогда представить, что сейчас будет такая картина? Что сейчас вы вдвоем в Думе изгои?

Дмитрий Гудков: Конечно, такое не мог себе представить. Если вспоминать, 5-6 лет назад я был лидером молодежной организации, мы боролись с разливами нефти, занимались маленькими делами. Полезными, но я понимал, что это не политика. А это реальная политика, реальная борьба, я понимаю, что вот началась конкуренция. Стало интересно. Я вообще спортсмен, у меня есть азарт. Я играл за молодежную сборную России по баскетболу, могу сказать, что был одним из лучших игроков. Потом я получил травму и полтора года не играл. Я вернулся в спорт, но уже не тянул, и ушел, а те люди, которые тоже играли со мной, попали потом в сборную Россию. Я понял, что я тогда проявил слабость. С тех пор это урок. Идти надо до конца.

Фишман: Что вы тогда будете делать? Будете баллотироваться в губернаторы Московской области, например?

Геннадий Гудков: Я сделаю все для того, чтобы баллотироваться в губернаторы Московской области. Мы должны дать бой. Я уже в шутку называю нашу будущую кампанию «битва под Москвой». Будем сейчас вести консультации с другими партиями, которые я считаю оппозиционными, они готовы рассмотреть ситуацию и выдать мою кандидатуру. Это вопрос будущего.

Фишман: На что свободный политик в свободном плавании живет?

Геннадий Гудков: Слава богу, у Дмитрия есть зарплата. У нас есть какие-то еще доходы, все-таки 20 лет работала компания, кстати, самая лучшая и крупная в своей индустрии. Мы еще имеем некоторый запас прочности. Будем придумывать. Я думаю, появятся спонсоры. Я намерен серьезно думать о создании масштабного фонда поддержки социал-демократии. Я уже провел консультации с рядом уважаемых в обществе людей с предложением возглавить этот фонд, который имеет безупречную репутацию. Я надеюсь, что появятся и спонсоры и иные возможности поддерживать мою профессиональную и общественную деятельность.

Дмитрий Гудков: Я живу на зарплату. Потом посмотрим.

Фишман: Я все пытаюсь представить себе, насколько это комфортно переходить из официальной политики.

Геннадий Гудков: Я как сотрудник органов и Комитета безопасности во многом представлял сложность ситуации, в которой иногда оказываются люди. Я понимаю, как тяжело падать. Но я не ожидал, насколько это омерзительное чувство, когда тебя объявляют дичью и на тебя открывают охоту. Вся моя семья в этом качестве находилась полгода. Это ужасное ощущение, когда тебя везде гнобят, когда тебя преследуют. Когда ты оказываешься в ситуации дичи, ты понимаешь, насколько человек не только незащищен, а он ничего из себя не представляет в бесправной стране. В такой стране нельзя быть счастливым, очень опасно растить детей и внуков, потому что в любой момент тебя могут лишить всего. Люди могут потерять не только капитал, место работы, профессию, но и жизнь и здоровье. Мы с Дмитрием боремся за то, чтобы страна не была такой.

Фишман: Между вами есть политическое различие? Или вы одинаково мыслите?

Геннадий Гудков: Дмитрий больший оптимист, я меньший.

Дмитрий Гудков: Я его приучил вести твиттер, и он понял, насколько это важно. А когда-то ругался на меня.

Фишман: Но это не политический вопрос.

Дмитрий Гудков: Это очень важно, на самом деле, это политический вопрос.

Геннадий Гудков: Политических разногласий нет.

Дмитрий Гудков: Когда ты пользуешься твиттером и подключен к разным источникам информации, ты всегда в курсе всех новейших тенденций. И выводы ты делаешь правильные.

Геннадий Гудков: А я его ругаю, что твиттер дает поверхностные впечатления о процессах.

Дмитрий Гудков: Когда я был в американских семьях и узнал, что посольские сотрудники даже не звонили туда, я, конечно, их там раскритиковал сгоряча, а он мне дал правильный совет: зачем ты критикуешь, потому что дипломаты на нашей стороне.

Фишман: Я помню ваше выступление, когда вас выгоняли, была очень сильная речь. Вы в момент речи понимали, что там сидит ваш сын? Насколько это было важно?

Геннадий Гудков: Для меня это очень важно. Если мы уходим из этого мира, ничего после себя не оставляя, это очень плохо. У меня есть, что оставить, я точно знаю, что дело, которому я был верен всю свою жизнь, будет продолжено. Для меня это важно, но я обращался не только к депутатам, я обращался не только к сыну, я обращался к нации. Я прекрасно понимал историческую ответственность этого момента. Я сейчас уже могу в шутку говорить некоторым коллегам, что при всех отрицательных моментов, которые выпали на мою долю, я в историю вошел. Пусть это история российского парламентаризма. Я в историю вошел, а вы влипли.