«Жалеть о потерянном времени бессмысленно». Первое интервью журналиста Соколова после выхода из колонии

Соколов: По экстремизму сейчас сажают тех, кто просто был неаккуратен в своих высказываниях, действительно неаккуратен. Вот, например, двое человек в лагере были по экстремизму. Один из них сидел за картинку «ВКонтакте», за призыв убить президента Путина. Ему дали два с половиной года. Мы всё смеялись: «Тебе дали два с половиной года за то, что ты призывал убить президента, а мне дали три с половиной, по сути, за инициативу оценки деятельности президентов любых, в том числе, возможно, и награждения президента, если бы народ так решил».

Осужденный за экстремизм журналист РБК Александр Соколов провел в заключении больше трех лет. Освободился он достаточно тихо, у колонии в Чебоксарах Соколова встречала жена и несколько друзей. С журналистами он встречается впервые в небольшой квартире-студии в Люберцах.

Соколов: Вот, собственно, так и живем. Ремонт еще не доделан, всё это на плечах моей жены. Изначально здесь вообще были голые стены, когда меня закрыли.

На закон «день за полтора» Александр надеялся, еще когда его арестовали в 2015 году. Тогда закон приняли в первом чтении. Но время шло, а окончательное решение всё никак не принимали. Соколов провел в СИЗО два года и восемь месяцев. Условия изолятора по сравнению с колонией он называет пыточными. Надежды на оправдательный приговор не было.

Соколов: В принципе, было вполне ожидаемо, что какие-то будут реальные сроки раздавать, тем более дело громкое, политическое, заказное. То есть было, в общем-то, вполне очевидно, что никто… Там подбор судей был соответствующий ― это Алексей Криворучко из «списка Магнитского».

И содержание в колонии, да, где, по сути, я приехал и думал, что я практически на свободу уже вышел. Потому что ты можешь спокойно передвигаться относительно. Спокойно ― имею в виду, что ты, в общем-то, весь день можешь проводить так или иначе на свежем воздухе.

Кроме судьи из «списка Магнитского», Соколов вспоминает и следователя Бычкова, который вел его дело. Сейчас он уже уволен, а его фамилия часто звучит в деле Шакро Молодого, по которому арестованы сотрудники Следственного комитета.

Зачем и кому нужно было его уголовное дело, Александр не знает до сих пор. Многие журналисты, коллеги Соколова, связывали преследование именно с его профессиональной деятельностью: Александр писал диссертацию и материалы про госкорпорации и коррупцию. Фигуранты ― «Роснано», «Ростех» и «Спецстрой».

Соколов: У меня, соответственно, тогда была убежденность, что это именно связано, может быть, в первую очередь, может быть, в значительной степени именно с той работой, которую я писал. Она была про госкорпорации, про четыре госкорпорации ― это «Росатом», «Ростех», «Олимпмстрой» и «Роснано».

Собственно, были, во-первых, изъяты все материалы диссертации тогда при обыске на жестком диске, который мне до сих пор не вернули. И даже авторефераты изымались, причем оперативники, между собой обсуждая, утверждали, друг с другом спорили и говорили: «Мы приехали в ЦЭМИ», ― где я защищался, ― «прочитали диссертацию, мы взяли в библиотеке». То есть один экземпляр туда сдается. И начали рассуждать: «Там, мол, многое правильно, да, конечно, но зачем так жестко писать было?». Что-то в этом духе.

Но связывать это дело именно со своей журналистской деятельностью Александр не хочет. Соколов рассказывает, что в колонии всем было всё равно, политический он или нет, да и с администрацией особых проблем не было. Шутливо предлагали сотрудничать, но он отказался.

Соколов: Конечно, это экзотика, 282-ая, экстремизм, люди, конечно, интересовались, что да как. Когда люди узнавали, что, по сути, следственные и, так сказать, силовые органы предотвратили доблестно награждение президента и за это посадили человека на три с половиной года, у них, конечно, это вызывало гомерический хохот.

Во время интервью Александр Соколов держит в руках телефон с заклеенной камерой. Объясняет: за три года, пока он сидел, технологии могли круто поменяться. Мало ли как теперь за вами могут следить.

Соколов: Это, в общем, достаточно элементарно делается. Это делают, честно говоря, некоторые даже заключенные из лагеря. Элементарно взламывают, что угодно делают. Там случаев таких полно.

Поэтому остается только пожелать, да, максимально бдительным быть, потому что технологии развиваются, а вместе с ними и возможности у соответствующих служб, которым, в общем-то, проще как-то мастерить уголовные дела, не вставая от компьютера, да. Они соответствующей техникой, видимо, обзавелись и это спокойно могут использовать.

В основном Соколов сидел с осужденными по наркотическим статьям и за кражу. В колонии Александр читал классику и подтягивал языки, испанский и английский. Кроме того, он помогал другим осужденным писать разные жалобы и ходатайства. Хотел работать, но не дали: еще в СИЗО Соколова поставили на профучет как экстремиста.

Соколов: Я сразу сказал, что да, я готов работать на производстве. Но меня туда не пустили просто работать. Меня даже на экскурсионный… Предусмотрено, что ты идешь туда посмотреть, что там происходит, и выбираешь себе место, где бы ты хотел работать. Либо это металка, либо швейка, точнее, какой именно цех. Меня туда не пустили, так сказать, перевели меня в нерабочий барак.

Несмотря на то, что у Соколова отобрали три года жизни, он ни о чем не жалеет.

Соколов: Жалеть об этом бессмысленно, как сложилось, так и сложилось. Я считаю, что прохождение различных личных испытаний ― это нормальное явление. Без этого жизнь не была бы интересной и вообще была бы не жизнью, а не пойми чем.

Пока молодой человек потихоньку, но привыкает к будничной жизни. Что будет делать точно, пока не знает, но некоторые планы уже есть.

Соколов: Я пока не буду торопиться с какими-то выводами и анонсами. Я систематизирую тот материал, что мне удалось собрать. Всё-таки три года я старался не бездельничать, а общаться с людьми и узнавать, как, что происходило в рамках их уголовных дел.

― То есть если говорить про планы, то это скорее журналистика?

Соколов: Да, это скорее журналистика и отчасти правозащитная деятельность, потому что опыт получен действительно колоссальный, в частности… Хороший адвокат тот, который отсидел сам и знает, что это такое. Поэтому я тут еще и многим помогал.

Не знаю, насколько удастся или не удастся стать полноценным адвокатом, потому что у нас нет судов. И нужна ли действительно адвокатская защита кому-то или нет ― это еще вопрос. Но надо осмотреться сейчас будет, дальше будет видно. В любом случае я перед обществом, которое мне помогало, в большом долгу и, соответственно, должен этот долг вернуть.