Законопроект о волонтерах может навредить общественному движению добровольцев

16/07/2012 - 21:35 (по МСК) Татьяна Арно, Михаил Фишман
Число погибших от наводнения в краснодарском крае увеличилось. В Геленджике нашли еще одно тело, 72-летний пенсионер занимался выпасом крупного рогатого скота во время паводка, сошедшего на Крымский район.

Сегодня из Крымска в Москву вернулась Елена Тополева, член Общественной палаты, которая утверждает, что не только Крымск, но и прилегающие станицы нуждаются в добровольцах, несмотря на информацию в интернете о том, что волонтерам там делать больше нечего. Мы обсудили с ней, насколько нужна властям была волонтерская помощь для Крымска.

Фишман: Каковы ваши первые впечатления о том, что происходит там? Насколько спасут ситуацию те военные части, которые должны сегодня туда войти или, может быть, уже вошли?

Тополева: Наверное, самое главное мое впечатление, что катастрофически не хватает рабочих рук, очень нужна помощь. Когда мы увидели своими глазами, что там происходит, мы просто были поражены тем, что пишут иногда в Интернете, в СМИ, что как будто бы уже не нужно волонтеров, там очень много работает уже людей, и все – помощь не нужна.

Можно сказать о гуманитарной помощи, что ее действительно очень много, например, очень много одежды, правда, и даже с избытком много. Но что касается волонтерской помощи… Причем работа эта очень тяжелая – та, которую нужно делать, поэтому далеко не каждый с ней справится. В основном это работа, связанная с чисткой домов, которые залило. Семьи или одинокие люди, пожилые люди, инвалиды даже есть - они не управляются сами с тем, чтобы разгрести эти дома, вытащить из них эту тину, ил, деревья и все, что туда залило вместе с этой водой. И сами люди трудятся не покладая рук, и им помогают. Но даже в Крымске еще есть дома, куда не дошла помощь такая, хотя постоянно откачивают воду там, где все еще она есть, но в некоторых низких местах воду откачивают, а она опять прибывает, и до некоторых домов не дошли еще ни МЧС, ни волонтеры.

Фишман: Может, эти военные, которые сейчас, сколько их там должно быть? Три тысячи человек?

Тополева: Я думаю, конечно, там никакая помощь не будет лишней, в том числе военных. Тем более, я говорю, что есть еще, как вы правильно сказали, помимо Крымска есть еще и другие населенные пункты. Например, станица Нижнебаканская, в которой мы были, мы были в домах, которые больше всего залило, люди говорят: «К нам пока еще никто не дошел». Для того чтобы как-то дома свои расчистить они вынуждены платить деньги гастарбайтерам, чтобы хоть что-то они для них сделали. Причем деньги немалые по масштабам этой станицы, например, тысячу рублей в день они должны как минимум платить этим рабочим, а волонтеры не доходят. Потому что при нас, например, взялась целая группа волонтеров за дом одного дедушки, который одиноко там жил, сейчас он живет, просто он сидит под импровизированным тентом на матрасе около дороги, там он и живет, и ест, и пьет, и спит. А эти волонтеры, их человек 8 было, они целый день расчищали этот дом, потому что много там работы, работать очень тяжело. Во-первых, жара, и жара еще усиливается. Сегодня я разговаривала с людьми - кто там работает, они говорят, что еще жарче стало, еще из-за того что не все трупы животных убрали, естественно, все это разлагается, очень тяжелый запах.

Я уверена, что те изменения, которые произошли, это за счет общего общественного участия и общественной реакции. И то, что в нашем открытом мире, как там не клейми агентов иностранных, как там не затыкай рот средствам массовой информации, невозможно сейчас закрыть эти границы, люди найдут возможность, чтобы как-то донести правду друг для друга, до власти и так далее. Мы живет сейчас в другом мире, где невозможно как раньше… мы помним Чернобыльскую трагедию и наводнение 2002-го года, они тоже сейчас там все вспоминают: тогда вообще все замолчали, вообще никто не знал о том, что произошло. Мы живем сейчас в другой реальности, уже невозможно все это замолчать, поэтому, естественно, я думаю, реакция была такая, потому что все уже об этом знают, что уже закрывать глаза на известные вещи и выглядеть просто глупо в этой ситуации? Поэтому, конечно, об этом молчать нельзя.

Фишман: А вот этот закон о волонтерах, эта идея, я так понимаю, она родилась в недрах Общественной палаты?

Тополева: Это так и не так. Я просто хорошо знаю всю эту историю с этим законом. Когда еще велась работа над реформированием «Стратегии 2020» - социально-экономического развития России 2020, я там была сопредседателем ОП, которая называлась «Развитие общественных институтов». В частности, в будущих направлениях деятельности правительства по стимулированию развития гражданского общества мы написали как одну из мер важных – это разработка этого закона о волонтерстве. Для чего? Исключительно с одной целью: чтобы содействовать развитию волонтерства в России, в частности, чтобы тем волонтерам, которые отправляются в какие-то поездки, могли бы компенсировать их расходы официально, потому что нельзя же им как-то в карман просто давать деньги: они поехали, я не знаю, тушить пожар или бороться с наводнением, или на какой-то конференции помогать, на форуме – если есть такая возможность, то организаторы им компенсируют расходы, они их могут застраховать дополнительным образом, они еще что-то могут им сделать, но для того, чтоб это сделать, должны существовать какие-то формальные для этого основания, в частности, с такими волонтерами нужно заключать договор. Кроме того, почему мы вообще считали, что такой закон важен, потому что в нынешнем законодательстве уже есть некие положения в разных законах, разбросанные, которые касаются этого понятия: волонтер или доброволец. И это настолько все не стыкуется друг с другом, такая мешанина, то есть если сегодня посмотреть на то, что есть в законодательстве на эту тему, то это полная чехарда и неразбериха.

Другое дело, что, конечно, никогда и никто не должен и не вправе ни в коем случае регулировать все в этой сфере, чтобы не убить вот эту живую человеческую инициативу, потому что если люди хотят просто по доброй воле пойти кому-то помочь, что-то там сделать для других людей, вовсе им необязательно ни с кем в какие-то формальные отношения вступать или какими-то законами регулироваться.

Фишман: А почему они так напрягаются тогда? Потому что это рефлекс такой: если закон какой, значит удавка будет?

Тополева: Потому что сейчас фон такой общий, потому что, извините, в этой конкретной ситуации, когда сейчас Дума проголосовала за этот страшный, действительно удавку на шее, НКО - закон об агентах, тут же эта клевета, тут же говорят: «А мы по осени примем закон о СМИ», закон о регулировании в Интернете и так далее, и вслед за этим появляется Илья Пономарев, который в своем блоге рассказал об этой концепции закона, естественно, у людей… они боятся уже всего, и я их вполне понимаю. Неверное, если б я не знала предыстории создания этого закона, я бы, наверное, тоже испугалась. Но, правда, я и сейчас немного боюсь, потому что мы-то с коллегами, когда мы разрабатывали эту концепцию и в Общественной палате, и на площадках, на которых мы обсуждали «Стратегию 2020», мы совершенно никаких ограничений не имели и не хотели вообще накладывать ни на каких волонтеров. Но я сейчас тоже боюсь, что…

Фишман: Во втором чтении примут поправки?

Тополева: Да, поэтому, честно говоря, в Общественной палате будут слушания по этому поводу послезавтра, я собираюсь сказать: «Слушайте, ребята, давайте мы пока отложим этот закон, пока не будет понятно – как мы дальше будем жить и развиваться, потому что я, правда, считаю, что риски очень высоки, что потом неожиданным образом мы в этом законе не увидим что-нибудь такого, что будет опасно для развития волонтерского движения».  

Другие выпуски