Больную Гулевич оставили под арестом. Кому это выгодно

На прошлой неделе большой резонанс получила история вокруг решения Мосгорсуда, который постановил освободить Гулевич под максимальный в российской истории залог 100 миллионов рублей. Сама Гулевич назвала требование суда издевательским. Собрать деньги не получилось. А Тверской суд сегодня и вовсе постановил, что на свободе Наталья Гулевич может оказать давление на свидетелей, либо скрыться.

Этой женщине 52 года, в СИЗО она около года. До ареста Наталья Гулевич распоряжалась комплексом зданий на Садовнической набережной в Москве, сдавая их в аренду. Но в июне 2010 го против нее возбудили уголовное дело о мошенничестве.

По мнению обвинения, Гулевич не выплатила многомиллиардный кредит, взятый в "Номос-банке".

Сама же Гулевич утверждает, что стала жертвой рейдерского захвата. А здания, которые принадлежали её фирме, захватили представители банка.

Почему ни резонансное дело Магнитского, ни смерть в СИЗО Веры Трифоновой не меняют ситуацию, и либерализация уголовного законодательства происходит только на бумаге, обсудили с гостем студии - Яной Яковлевой, председателем общественного движения "Бизнес Солидарность".  

Макеева: Мы много рассказывали о деле Натальи Гулевич в нашем эфире, поэтому мы сейчас как-то не сказали (наверное, это стоит отметить), что она действительно себя очень плохо чувствует, больна, ходит с катетером и в тех условиях, в которых она находится сейчас, не ставится диагноз, не оказывается должного лечения. Собственно, это и побуждало адвокатов с еще большим усердием настаивать на том, чтобы ее отпустили, выпустили под залог. Залог был такой, что это неподъемная сумма. Кажется, что и правоприменение, законы, как они применяются и судебная система вообще, общая ситуация подчас такова, что в пору кликнуть клич бизнесменам: собирайте деньги на выкуп своих коллег из СИЗО.

Казнин: Фонд.

Макеева: От тюрьмы и сумы не зарекайся.

Яковлева: Так можно далеко зайти: допустим, кто-то соберет ей 100 миллионов, Гулевич, то завтра будет 200 миллионов какому-то другому предпринимателю. Это обкатывается прецедент своеобразный. Вообще история абсолютно дикая и я просто думала, что такой истории уже не повторится после того, какой резонанс был по делу Магнитского, после того, как Медведев подчеркнул, что нельзя тяжелобольным находиться в СИЗО, были исправлены все законы. Суду все по барабану. Меня вообще удивляет эта жестокость. Откуда она? Неужели они как нелюди какие-то? Неужели, глядя на женщину, которой была проведена в условиях тюрьмы полостная операция и вырезаны все органы малого таза, то есть, у нее нет мочевого пузыря, и она в этих условиях. Мало того, что в тюрьме, просто тяжело, - это пытка. И мы должны как бы говорить, что в настоящий момент происходит пытка человека. Можно сравнить ситуацию с залогом. Она у нас в законе описана следующим образом: назначена нижняя планка, а верхняя планка зависит от пролетарской совести судьи. Судья может сказать: «Наворовала». Вы немножко оговорились, там не многомиллиардный кредит, а многомиллионный. То есть, кредит, который она, вернее, обвинение - это 600 миллионов рублей, но защита утверждает, что они большую часть вернули, что погашение кредита было приостановлено…

Макеева: Многомиллионный, конечно. Чуть ли не намек был, что 600 миллионов кредит.

Яковлева: Конечно. И судьи могут считать, что наворовала. Это же бред! Во-первых, никто ее еще не осудил. Это в принципе отношение к людям нечеловеческое. Это какая-то пыточная система. Я посмотрела, например, какая ситуация в Америке, у них же все под залогом ходят. Например, Мэдофф, многомиллиардный мошенник, которого посадили сейчас на очень много лет, ему 150, по-моему, дали, он ходил под залогом 10 миллионов долларов. Для сравнения, 100 миллионов - это примерно 3 миллиона долларов. В Америке, вот у них в Конституции есть специальная поправка, которая была издана 1791 году - у них запрещено назначать залог, который будет для обвиняемого фактически нереальным, то есть, человек не сможет выплатить этот залог, и будет оставаться под стражей. Так вот, у них на конституционном уровне запрещено это 1791 года. Представляете, наше понимание правосудия и отношения к человеку отстало на 200 лет. Мы пытаем, не мы – они, вот эти бесчеловечные жестокие судьи, которым все равно, что будет с этой Натальей Гулевич.

Казнин: Скажите, а все-таки, ситуация патовая. С одной стороны, мы говорим: суд должен быть независимым, мы не должны вмешиваться. И вот он назначает залог в 100 миллионов рублей, человек не может (и это все понимают, и судьи, в том числе) внести этот залог и найти эти деньги за два дня работы.

Яковлева: Праздничных.

Казнин: Плюс праздничных. В общем, понятно.

Яковлева: В принципе не может, это нереальные деньги.

Казнин: С другой стороны, если мы подразумеваем, что суд здесь не прав, что делать? То есть, кто должен защищать?

Яковлева: Мы - общество. Только я сейчас не могу сказать как, но мы должны. Мы говорим, мы уже ее защищаем. Суд независим, но он не должен быть независим от общества. Вот в данном случае суд у нас независим, но он независим от нас с вами. Ему плевать на нас с вами, ему плевать на Гулевич, но он удовлетворит любое требование милиционера и обвинителя. Он удовлетворит требование вот этого подставного потерпевшего или того, кто обвиняет Гулевич, тому, кому выгодно, чтобы она сидела в тюрьме. Посмотрите судебный процесс - ни одно ходатайство защиты не принимается. То есть, презумпция невиновности - это просто уже давно растертая в пыль грязь, а не руководство к действию, как бы они должны были действовать. Поэтому нам, именно нам, обществу, надо что-то с этим судом делать. Мы не должны проходить мимо равнодушно. Да, Гулевич болеет, умирает, а сколько здоровых невинных сидит? Причем своих они прикрывают. Смотрите: Игнатенко в бегах, никто его не ищет, они ему дали возможность уйти; история с Хоревым, тоже он сейчас, похоже, где-то уже далеко, то есть, его предупредили, где-то скрывается. Своих они не сдают. А нас – пожалуйста!

Макеева: Мы знаем, конечно, все эти истории, но тем не менее…

Яковлева: Это факт.

Макеева: Может, ищут. Оставим.

Яковлева: Ищут, наверное.

Макеева: Вот как представитель, председатель Общественного движения, может быть, вы знаете, ответ на вопрос, как должно общество реагировать? Помимо того, что мы сейчас встретились, зрители послушали, ахнули, боженьки, что же делается. Что в такой ситуации можно сделать?

Яковлева: Мне кажется, как-то нужно как можно больше людей объединять вокруг этой ситуации.

Макеева: Может быть, вы сами какие-то планируете шаги?

Яковлева: Я, честно говоря, в некой растерянности по поводу того, что случилось. Я точно знаю, что, во-первых, нужно здесь законодательно решать вопрос. Выходить именно на парламентариев, которые должны написать нормальные правила установления залога, потому что не может быть залог от забора до обеда. Нужно, чтобы это было прописано. Это первое. Второе, мне кажется, что нужно постоянно говорить об этом до тех пор, пока эта ситуация не решится. И люди должны подходить к защитникам, спрашивать, чем можно помочь. Может быть, какие-то акции устраивать, вплоть до митингов. Я считаю, что только общественное постоянное внимание к этой проблеме должно быть, и не нужно это оставлять.

Казнин: А законодательно, вы думаете, возможно ситуацию изменить? Ведь с одной стороны, президент внес эти поправки, они приняты. С другой стороны, суд формально прав.

Яковлева: Суд формально не прав здесь. В отношении нее есть целых два закона, которые, я считаю, что в данный момент нарушены. Первое - тяжелобольные не могут находиться в СИЗО. Второе - предприниматели не могут находиться в СИЗО до суда. И третье, то, что мы сейчас видим, то, что залог может назначаться, оказывается, у нас, произвольно. Это тоже нужно менять. Но я не говорю, что изменение законодательства - это панацея. Ничего не будет. Ничего не будет, потому что у нас законы уже не работают и мы это видим. Этот пример просто жуткими красками показывает, что законы у нас не работают. А вот что делать, когда законы не работают - по-моему, предыдущий сюжет подробно рассказал, что сейчас происходит в других странах. Вот мне кажется, можно здесь какие-то аналогии провести.