Виктор Шендерович: от бреда вокруг нормальные люди становятся революционерами

Макеева: Получили ли вы повестку?

Шендерович: Нет, мне позвонил вежливый молодой человек и пригласил поговорить, заехать в следственное управление, в Следственный комитет.

Макеева: То есть вы могли сказать «нет»?

Шендерович: Я мог сказать «нет», но я сказал «да» из-за профессионального любопытства и человеческого любопытства. Мне хотелось понять, при славной репутации нашего Следственного комитета, откуда дует этот вонючий ветерок, и я хотел об этом разузнать подробнее. Но я об этом разузнал без их помощи, поэтому я никуда не пойду. Лев Семенович Рубинштейн пойдет, я так понимаю, из антропологического интереса. Он – немолодой русский писатель и ни разу не был в Следственном управлении, в прокуратуре, этот пробел надо восполнить. А я бы много раз. Я – рецидивист, у меня четыре уголовные ходки и куча административных, поэтому у меня есть, с кем проводить дни в беседах.

Макеева: Какие уголовные ходки? Давайте вспомнить эти деяния.

Шендерович: Две по «Куклам», две – депутат Абельцев. Ну не ходки, но уголовные дела. Там ситуация для меня прояснилась сегодня, я вынужден был прочитать что называется, фактуру. Все стало ясно, откуда этот вонючий ветерок и почему он дует. Проект «Книги в парках», тендер на этот проект выиграла фирма «Бюро-17». Все было бы ничего, если бы владелец этой фирмы не оказалась гражданской женой Владимира Ашуркова, соратника Алексея Навального по Фонду по борьбе с коррупцией. Вот и все. Как только выяснилось, что это она, тут немедленно обнаружились хищения. И пошло это дело, как я понял из «Известий», по депутатскому запросу депутата Евгения Федорова. Это тот самый Федоров, который обнаружил, что Цой работал на ЦРУ.

Макеева: Он вообще очень любит эту тему, да.

Шендерович: Да, поэтому ему можно верить. Конечно, такому человеку не мог не поверить и Следственный комитет, и вот они сейчас будут допрашивать Льва Семеновича Рубинштейна в поисках хищений средств. Я хочу сказать на всякий случай, что, на мой вкус, если Следственный комитет действительно расследует хищения бюджетных средств, то начать им надо не с Льва Семеновича Рубинштейна. Я мог бы предположить некоторый ряд имен, но для начала по алфавиту. Допросить кооператив «Озеро», а потом уже, как только сняли показания до Якунина включительно, потом уже приступать к Рубинштейну Льву Семеновичу.

Макеева: Вполне возможно, они предполагают, что он стал свидетелем неких преступлений и злоупотреблений и может об этом как честный гражданин сообщить.

Шендерович: Поскольку вы не следователь, я вам частным порядком сообщу, что 80 с лишним человек, я специально уточнял, 80 с лишним литераторов разного рода, от  всемирно известных до известных меньше, принимали участие в этих чтениях.

Макеева: Всех их вызовут, видимо.

Шендерович: Вот это очень интересно. Их было восемь десятков. Я не называю фамилии, чтобы их не начали вызывать, потому что я их назвал. Но там были очень известные люди и самых разных политических воззрений или вообще без оных, а на допрос приглашены мы с Рубинштейном, насколько мне известно. Может, кого-то еще позвали, но он не сказал.

Макеева: Какая была суть проекта, чем занимались 80 с лишним литераторов?

Шендерович: В замечательный хороший августовский день я приехал на задворки Центрального дома художника, парк, и несколько десятков человек, человек 70-80, может, больше, сколько поместилось на лавочках. Я исполнил свой литературный вечер, к свержению власти в этот раз в виде исключения не призывал, просто читал свои тексты. Люди слушали, смеялись. Копейки я за это не получил. Теперь выясняется, что мы каким-то образом участвовали и были свидетелями хищений.

Макеева: Где-то видела комментарий главы департамента культуры Москвы, который упирал на то, что до того, как компания Александрины Маркво выиграла этот тендер, она еще не была в тот момент девушкой Ашуркова, который является соратником Навального.

Шендерович: Это он оправдывается, это крик наверх: «Ребята, я не сообщник!».

Макеева: То есть он как бы косвенно признает, что дело в этом.

Шендерович: Ну конечно. На воре шапка горит все время и загорелась сейчас. Там есть интересная деталь, потому что стараниями Следственного комитета и Генпрокуратуры Ашурков уже давно в Лондоне, и там же его гражданская жена Александрина Маркво, поэтому в этот раз, в этом году совсем другая фирма проводила, они взяли то же название – «Книги в парках», просто она уехала. Они набрали ту же команду, тех же людей, менеджеров, команда частично совпадала. Поэтому, ребята, вы не там роете, хочу я вам сказать, я понимаю ваше усердие. Но самое интересное, что их усердия, они все обозначают, вот поступила эта цидуля от этого мало адекватного депутата, который, кстати, по совместительству возглавляет Фронт национального спасения или что-то в этом роде.

Макеева: Да, у него есть своя партия, это верно.

Шендерович: Нет-нет, это какой-то Фронт национального освобождения у депутата Государственной Думы от «Единой России». Он одновременно нас нацосвобождает.

Макеева: Стоп. Он в «Единой России», конечно, у него не должно быть своей партии.

Шендерович: У него движение. Он национально нас освобождает, будучи членом «Единой России». Ну это к моему другу доктору Бильжо. Самое интересное, что вся эта история – это явка с повинной. Кто их тянул за язык? Кому нужно? Сейчас пошла цепная реакция. Тот милый человек, который мне звонил – следователь, он по телефону производит впечатление адекватного человека. Думаю, что он ложку мимо рта не проносит. Я там что-то пошутил – он нормально отреагировал, посмеялся. Вроде бы нормальный.

Ну что они могут сделать? Этот неадекватный депутат написал заявку. Он же не может сказать: «Да ну его, сумасшедшего! Мало ли других дел? У нас Кадыров не допрошен. Какой Рубинштейн? Вы что?». Но он не может этого сказать, потому что тогда он окажется классово чуждым, его заподозрят в симпатии. Поэтому при всей, может быть, симпатии, наугад говорю, ко мне или Рубинштейну, он вынужден звать нас на допросы, составлять какие-то бумаги. Причем вы же понимаете, что это дармоеды просто, все происходит в рабочее время на наши деньги.

Макеева: Я вот думаю о том, что мир таких приятных посиделок в парке, есть довольно большое количество людей в этом городе и, наверное, в других крупных городах, которые сознательно или бессознательно свой мир ограничили посещением работой, если это никак не связано с текущими новостями и при этом посидениями в парке в широком смысле слова, в кафе и так далее.

Шендерович: Это просто нормальная жизнь.

Макеева: Это нормальная жизнь, с одной стороны. Но сейчас такое время, когда невозможно, даже приятные посиделки в парке все время выливаются во что-то.

Шендерович: Вот вроде бы приехал Лев Семенович Рубинштейн, уж совсем не Лимонов, не Удальцов, хотя Лимонов уже сейчас – «Крым наш», неважно. Ну нормальный человек в том смысле, о котором только мечтать можно, нормальнее Льва Семеновича Рубинштейна я людей вообще не встречал. Вот просто нормальный человек, образованный, интеллигентный, культурный. Из этого: из нормального вечера в парке, из нормальных людей, которые что-то слушают про литературу, про культуру, всех их превратить, ну давайте это еще закроем, давайте все по периметру вытопчем, за прикосновение с Навальным, с Ашурковым, следующими, видимо, пойдут…

Уже пошли знакомые этой Саши Маркво, сейчас уже удар наносится по фирме, по проекту, который она начинала, а ведут уже другие люди, дальше их будут таскать на допросы. В панике, у них паника, у Следственного комитета. Они что-нибудь пытаются изобразить, они обозначают деятельность. Если они не идиоты полные, то они понимают, что никакого близко там не может быть… Вся смета, я специально сегодня узнал, знаете, какая вся смета не сворованная, а вся смена проекта?

Макеева: Какая?

Шендерович: 17 миллионов рублей. Это сотая часть любого из расследований Навального. Дорогой Следственный комитет если всерьез озабочен хищениями бюджетных средств, то Навальному надо помогать, а не препятствовать работе его фонда. Просто он за вас делает бесплатно вашу работу. Он нарыл материала – работайте, вперед. Прямо не выходя из здания Следственного комитета, можно одного гражданина Чехии допросить, прямо там, на рабочем месте, даже ездить никуда не надо. Ну давайте, вперед! Навальный очень много для вас сделал. Они занимаются препятствием, они постоянно давят психологически – не психологически.

Макеева: Я вдруг поняла, Виктор, что вы были чуть ли не первым, на моей смене точно первым гостем во временной студии Дождя, которую мы теперь тоже оставили, и находимся во временной – временной практически. В тот момент мы говорили о ваших неприятностях в связи с концертами. Как эти дела ваши?

Шендерович: Это не мои неприятности. Я переживу без этого концерта. Это не мои неприятности. Это в такой же степени мои неприятности, как и 450 человек, которые планировали пойти это посмотреть.

Макеева: Как дальше развивались события? Как у вас дела с концертами, как дела с книгой?

Шендерович: Никак. На сайте «Планета» идет краудфандинг, сбор средств, уже почти все собрано. Книга будет. После этого отказалась печатать уже типография одна, уже и напечатать нельзя, но типографию мы найдем. Есть сведения, что Финляндия получила независимость какое-то время назад, поэтому где напечатать книгу мы найдем. И читатели ей найдутся. Поэтому повторяю: это все не мои неприятности, это все неприятности, извините, страны, в которой так все стремительно сжимается, повторяю, пространство нормальной жизни.

Ведь речь шла не о том, что Степан Халтурин что-то копает со взрывчаткой под Зимний дворец, речь идет о книге, о спектакле, о выступлении в парке. Не о политическом выступлении, как и мой спектакль, это вообще с джазом Игоря Бриля, он не имеет никакого отношения к политике. Они сами из всего устраивают политическое напряжение. Больше века назад Аркадий Аверченко написал великий фельетон «Истории болезни Иванова» 1910 года. Трехстраничный великий фельетон как раз про то, как нормальный русский обыватель Иванов, вот обычный человек, совершенно не революционер, глядя на то, что делает власть, на идиотские действия власти, постепенно становится революционером, левеет, и это полевение описано как болезнь. «Иванов сидел в кресле, мрачный, небритый, на глазах у всех левел». Это 1910 год.

Аверченко описал, как нормальный человек, обыватель от этого бреда становится уже революционером, говорит: «Да пропади оно пропадом!». Так вот то, что они сегодня делают, они стремительно увеличивают… Сколько таких вокруг, совершенно обычные люди, которые становятся вдруг…

Администрация наша – сама себе Степан Халтурин, они сами копают и заносят взрывчатку, они сами это все взрывают, понимаете, не я, тем более не  Лев Семенович Рубинштейн, тихий человек. Они взрывают это, они превращают джаз Игоря Бриля в политическое событие запрещенное. Они превращают Льва Семеновича Рубинштейна, эссеиста, одного из культурнейших людей Европы, между нами говоря, они превращают его в субъекта допроса. Рубинштейн в Следственном комитете на допросе – это такая симптоматика, такой заголовок, это симптоматика, есть более рациональное для страны использование Льва Семеновича Рубинштейна, чем его допрос в Следственном комитете.