Учитель Тамара Эйдельман: новый учебник истории – это подсахаренная кашка

Главная идея всего курса, отмечают рецензенты,  – обойти острые углы. Так в отечественной истории, возможно, не будет термина «татаро‑монгольское иго». Его заменит «система зависимости русских земель от ордынских ханов». Этого исправления добивались историки Татарстана. Но при этом «захват Руси Монгольской империей» проект предусматривает. И школьники будут изучать «образование Золотой Орды», «антиордынские» выступления русских княжеств, «разгром Золотой Орды Тимуром».

Также решено не считать колонизацией расширение Российской империей своих территорий. Ученые настаивают на том, что в России за присоединением народов обычно следовало слияние элит, несвойственное для классических колониальных режимов. С близкой нам историей тоже не все понятно. Рецензенты отметили, что уже в истории 19 века авторы упустили из виду «освободительное движение, масонство и терроризм». А октябрь 1917 года так и остался «великой русской революцией ХХ века». Февраль в новом курсе снова оказался в тени большевиков. О лидерах Временного правительства в проекте забыли.

Период культа личности теперь предполагаются называть «сталинским социализмом». О Ельцине рассказывать, лишь объясняя, что такое «шоковая терапия» в экономике. Слово «оппозиция», отметили первые читатели, упоминается вообще один раз. Речь идет о противостоянии реформам Александра Первого. Зато российская история будет заканчиваться все‑таки не 1991‑м годом, как раньше, а 2012‑м. А это значить, что историческую оценку получит и Владимир Путин.

Правда протестные акции, которыми сопровождался подсчет голосов на выборах в государственную думу в 2011‑м, в новый учебник не попали. Зато там будут современные политики: Геннадий Зюганов и Владимир Жириновский. И появится целая глава о бывшем владельце «Юкоса» Михаиле Ходорковском. Предполагается, что после необходимых доработок, уже 1 ноября концепция поступит на утверждение президента.

Новую историю России мы обсудили с Тамарой Эйдельман, заслуженным учителем России, заведующей кафедрой истории в гимназии №1567.

Кремер: Что этот новый учебник для вас как для педагога по истории?

Эйдельман: Знаете, надеюсь, что не очень много, я бы так сказала. Потому что учитель может работать с любым учебником. С чем-то из того, что вы говорили, цитировали сейчас, согласна, что-то у меня вызывает…

Кремер: Например? Давайте конкретно.

Зыгарь: Что у вас вызывает ужас?

Эйдельман: Прежде… Великая Октябрьская революция. Это, конечно, мне кажется диким.

Кремер: Какими словами вы сейчас описываете это своим ученикам?

Зыгарь: Октябрьский переворот?

Эйдельман: Октябрьский переворот, да, конечно. Но понимаете, мне-то кажется как раз, что главный изъян… Тут можно очень долго спорить про иго, про масонов, про Октябрьский переворот до бесконечности. И этим история интересна, что можно спорить. А если не будет острых углов, что это за история? Это кашка какая-то подсахаренная. Кому она нужна? Я бы сказала, что у меня главное ощущение – от скуки сводит скулы.

Кремер: Я так понимаю, что была довольно большая дискуссия по поводу того, чтобы этот учебник был объективным. А вообще, может учебник по истории быть таким объективным и без каких-либо трактовок? Таким каким-то стерильным?

Зыгарь: И без разных концепций, например. Есть такое видение татаро-монгольского, простите, ига (если так можно теперь говорить). А есть другое видение, что все было совсем иначе, или не было.

Эйдельман: Вот то-то и оно. Естественно, никто из нас не может быть объективным. Как только мы открываем рот, мы даем оценки, желая того или не желая. Я пытаюсь этому все время учить своих учеников. Полной объективности нет. Но можно стремиться, по крайней мере, к какому-то идеалу. Мне как раз представляется, что объективности можно достичь... Я не уверена, что это вообще цель учебника. У учебника другие цели: развитие мышления, каких-то мыслительных, аналитических способностей и так далее. И для этого как раз очень хорошо сказать: вы знаете, что есть те, кто считают, что Октябрьская революция – это Великая Октябрьская ура-ура-ура, а есть те, кто считают, что это самая страшная трагедия России. И обсудить. И в этом ничего нет страшного. Наоборот. Это самый главный процесс. Но не просто «я считаю, что это мятеж ужасный» и, значит, дальше мы обсуждаем и приходим к  выводу, который считаю я. Давайте узнаем, какие есть доводы в пользу одного, доводы в пользу другого мнения. Пусть дети сравнят эти доводы. Конечно, они не ученые, но их надо учить логически мыслить и смотреть: это система аргументации убедительна? Почему она для тебя убедительная? Ты не согласен – выстрой свою, узнай, какие есть другие мнения, используй другие аргументы. Учись размышлять. И  тогда мы учим граждан. А если мы просто – неважно, кстати, говорим либеральные вещи, националистические, какие-то одни – мы учим подданных. Это принципиальная разница.

Кремер: Я, например, помню, что мой педагог по истории, в институте, кстати, говорил, что «я коммунист, поэтому, извините, я буду не очень объективен. Я буду вам рассказывать, как я считаю».

Эйдельман: Это честно. Другой вопрос – интересно, что он требовал, чтобы вы ему рассказывали.

Кремер: Чтобы мы шли по его конспектам, я бы, скорее, сказала. По крайней мере, мне так помнится. А что вы думаете по поводу новейшей истории. Потому что здесь…

Зыгарь: Даже не новейшая, а современная.

Кремер: Она представлена до  2012 года. Как вы сейчас ее рассказываете?

Эйдельман: Времени, ребята, не хватает, скажем прямо.

Зыгарь: Это примерно где-то уже май 11 класса.

Эйдельман: Конечно, да. Но знаете, на самом деле, очень много говорилось, что надо бы на 2000-м году хотя бы остановиться. Это более логично. История все-таки – это что-то, что хоть как-то устоялось. Это можно обсуждать.

Кремер: А неужели у учеников не будет и нет сейчас возможности обсудить какие-то происходящие сейчас события в историческом разрезе со своим преподавателем по истории?

Эйдельман: Это совершенно другой жанр. Я бы сказала, что это, скорее, обществознание. У меня ученики, например, в 10-11 классе каждую неделю пишет маленькую работу по современным политическим событиям. Причем… я не буду говорить, что меня совсем не интересует их мнение, оно меня, конечно, очень интересует. Но я его не оцениваю. Я оцениваю в данном случае просто: вы должны знать, что происходит. Дальше мы с вами можем обсудить, поговорить, что вы думаете, что я думаю, если вам интересно.  Знайте. И эта оценка идет у меня в обществознании. Обществознание – на то этот предмет: общество, знание. Там есть раздел «изучение политики», «изучение экономики», «изучение социальных проблем». Вот туда все эти современные вещи очень хорошо ложатся. Их там можно и нужно использовать. А когда в ЕГЭ есть вопрос «Основные направления внешней политики России на современном этапе»…. Ну, может быть, министр иностранных дел их сформулирует, а вот ни учителя, ни ученики…

Кремер: Если эти главы сейчас появились в учебнике истории, означает ли это автоматически, что все эти пункты войдут в ЕГЭ?

Эйдельман: Думаю, что да.

Зыгарь: Будет очень интересно почитать, какие там вопросы про ЮКОС, например. «Что явилось причиной «дела ЮКОСа»?»

Эйдельман: Сколько раз можно обернуть земной шар нефтью, украденной ЮКОСом? Это да, мы слышали уже.