«Сплав шамана, юродивого и мудреца»: Михаил Козырев о музыканте Петре Мамонове, который умер от ковида в возрасте 70 лет

Миша, приветствую! Насколько я знаю, ты лично знал Петра Николаевича. Каким он тебе запомнился? Ты уже написал, насколько я понимаю, колонку на сайт телеканала Дождь. В общем, давай вспомним великого музыканта и актера.

Леша, во-первых, привет! Во-вторых, я не могу так объективно сказать, что я его знал, но я точно был с ним знаком. И у меня было несколько таких сильных потрясений в жизни, связанных с Мамоновым. Но тут основная вещь, которая для меня остается самым главным и первым потрясением, ― это то, когда я впервые увидел выступление группы «Звуки Му» по нашему еще тогда советскому телевидению.

Я увидел человека с какой-то совершенно фантастической, невероятной пластикой и мимикой, то есть выражение лица у него менялось от куплета к припеву по нескольку десятков раз, он превращался либо в какого-то абсолютно мимимишного субъекта, и после этого его лицо искажалось каким-то диким бешенством, он просто мог падать на сцене, как подкошенный, и вся пластика его была абсолютно рубленая. Такое ощущение было, что это реально был просто инопланетянин.

Уже потом, много, несколько лет спустя я увидел Дэвида Бирна и его группу Talking Heads, и это был второй такой коллектив, который я тогда еще умудрился заподозрить в подражании как раз Мамонову и «Звукам Му». И удивительная еще вещь заключается в том, что если посмотреть вот эти первые появления Мамонова на советском телевидении, то там интереснее всего смотреть на зал, потому что ты видишь совершенно обескураженные, замершие, ошеломленные лица людей. Такого никто не видел никогда.

А по сути музыкальной «Звуки Му», и это продолжалось и в сольные выступления Петра Николаевича, и в его моноспектакли, ― это всегда мантры под какую-то минимальную музыкальную аранжировку. Он был каким-то абсолютно невероятным сплавом шамана, юродивого и мудреца, и ему не надо было большого оркестра, ему не надо было порой даже полноценной группы. Я видел моноспектакль, в котором он просто периодически выходил, и скоблил по струнам, и на этот скоблеж выдавал вот эти свои такие монотонные, какие-то погружающие тебя в какую-то совершенно невероятную нирвану стихи.

Еще одна важная вещь, которая меня до сих пор обескураживает и восхищает, ― это был человек, который мог в какой-то момент все бросить и уйти. И он так уходил всегда. Казалось бы, взрыв интереса к российской музыке на Западе, Брайан Ино интересуется группой «Звуки Му», он приглашает их, подписывает, Warner Music подписывает контракт, гастроли по Штатам, гастроли по Европе, запишите только, пожалуйста, альбом в Нью-Йорке, сядьте в студию, запишите наконец альбом. Садятся в студию, ничерта не выходит, переругались, забухали, Петр Мамонов распускает группу «Звуки Му».

То есть это как в тетрисе: как только у тебя заполняется, все завершенное сгорает. И вот у меня такое ощущение, что он каждый раз… Великолепное появление в фильме «Игла» с главной ролью Виктора Цоя, он играет этого сумасшедшего, двигающегося невероятно доктора-наркодилера. Потом сколько лет проходит, ― это восьмидесятые годы, ― прежде чем он снимается в «Такси-блюз», который получает потом премию за режиссуру в Каннах? А сколько потом времени проходит с этого момента до его роли в фильме «Остров»? Он, конечно, доверял Лунгину больше, чем любым другим режиссерам. Я думаю, что у них была та самая особая связь, когда это главный актер для режиссера.

И он все равно ни в один из этих… Ни один из этих успехов он как бы не капитализировал, как делают все люди, чувствительные к каким-то нюансам, переменам в обществе. Они всегда делают ставку, и если эта ставка срабатывает, начинают ее повторять. Мамонов никогда ничего не повторял. Единственный раз, когда он это сделал, ― это когда он снялся снова у Лунгина в фильме «Царь», потом пожал плечами и сказал: «Какой-то царь у меня получился… Маловат, стало быть, я для царя русского». Он всегда пронзительно беспощадно выдавал самому себе эти оценки.

Вот сочетание двух фантастических талантов. Один талант ― это разрушение существующих рамок и барьеров, а второй талант ― это штучное появление, которое никогда не выходит в тираж и никогда так и не вышло благодаря этому его таланту уходить в тот момент, когда он чувствовал, что сердце больше не лежит к выступлению на сцене, к подписанию контракта…

Тем самым оставаться вне времени, потому что Мамонова нельзя отнести к какой-то эпохе. Он не из восьмидесятых, не из девяностых, не из нулевых, он как будто был всегда и всегда будет.

Да, и тут, Леш, последний вопрос, который меня, например, мучает уже много лет: от чего зависит, становится человек легендой или уходит в прошлое без каких бы то ни было воспоминаний и следов для новых поколений? Мы видим квинтэссенцию канонизации в виде Цоя и видим, например, практически забытых Майка Науменко или Сашу Башлачева. Что случится с Мамоновым, в данный момент мы предугадать не можем, но я очень хочу, чтобы для новых поколений и «Звуки Му», и Петр Николаевич не были бы просто каким-то эхом прошлого, а были бы настоящей жизненной энергией, с которой они могут себя соотнести.