«Они не привыкли держать ответ»

Эггерт: Все-таки есть еще тема футбола, возвращение российской сборной из Франции. У нас есть кадры из аэропорта.

Воскобойникова: Да, мы можем посмотреть, как наша сборная возвращалась.

Эггерт: Посмотрим и поговорим на эту тему.

Что случилось?

Андронов: Примерно так, как всегда происходит. Наши игроки вообще не привыкли к тому, что они должны держать ответ перед кем бы то ни было. В любой нормальной стране ― я не говорю сейчас о странах уровня Испании, Германии, Италии, Испания точно так же вылетала из группы на последнем Чемпионате мира ― я не представляю себе, чтобы в аэропорту могла случиться такая сцена.

Они не привыкли ни за что отвечать, они считают, что им мешают в первую очередь журналисты. В нашем футболе есть тренеры, которые на полном серьезе хотели бы играть при пустых трибунах, потому что им мешают болельщики своими выкриками. Они считают это частью какой-то своей частной жизни.

Эггерт: Это практически целая субкультура.

Андронов: В принципе, да. Мы можем полюбоваться на то, что сегодня опубликовал в своем инстаграме Павел Мамаев, и удивиться. Единственное, чего не стоило делать, ― публиковать свои фото в частных самолетах, которые стоят вы понимаете сколько. Человек отправляется в отпуск после 0:3, после того, что сборная забила один гол за 270 минут игры.

Воскобойникова: Зарплаты-то им позволяют отправляться.

Андронов: Зарплаты ― еще не все в жизни. Они все-таки спортсмены, они должны думать о результате. Создается впечатление, что ничего не произошло, когда на них смотришь. Мутко вчера насторожил на самом деле двумя высказываниями. Он по поводу допинга и решения по Олимпиаде странно выступил, но еще более странно он выступил по поводу футбола. Он сказал, что невыход из группы не будет провалом. Все, у людей индульгенция ― «у вас нет никакого провала».

Эггерт: Все, что вы делаете, нормально.

Андронов: Да. И Головин сейчас спрашивает, за что ему должно быть стыдно. Если он не понимает, за что ему должно быть стыдно, значит, он какую-то не ту отрасль выбрал для своей профессиональной деятельности.

Воскобойникова: Кто должен быть цензором, если им не являются зрители, поклонники футбола?

Андронов: В нормальной ситуации цензором является общество, потому что футболисты должны отрабатывать получаемые деньги. Они должны зависеть от посещаемости стадиона, от того, сколько продается маек. Но в России все совсем не так. И не только в России.

Многие были против формата Евро в 24 команды. Сегодня я, к сожалению, вынужден с ними согласиться и сказать, что 22 было бы в самый раз. Что Россия, что Украина: появление их на Чемпионате Европы в том виде, в котором они просуществовали, ― это просто какой-то нонсенс.

Эггерт: Вы упомянули Испанию. Если можно, коротко: в чем отличие реакции в Испании? Я просто не помню. Как выразилась ответственность игроков за произошедшее?

Андронов: Этого просто не может быть, тебя съедят, если ты попробуешь себя так вести. Наши легионеры, футболисты, которые играют за рубежом, ― их очень мало, сейчас, по сути дела, один Денис Черышев, которого не было на Чемпионате Европы из-за травмы, но у нас, например, играл Погребняк, он рассказывал, что это вообще другой мир. Ты не можешь отказать ни в автографе, ни в интервью, ты часть бизнес-модели, маленькая ее часть.

Эггерт: Ты принадлежишь бизнес-модели и обществу.

Андронов: Конечно. В случае с национальной сборной (у нее нет владельца, в отличие от клуба) она принадлежит всей стране. Страна вправе что-то от вас услышать. Вы потом будете обижаться, будете говорить: «Все говорят, какие мы плохие, деревянные, не умеем играть». Но вы скажите хоть что-нибудь.

Эггерт: Вообще это интересно. Я встречался с Паулем Брайтнером два года назад на трибунах в Мюнхене, где ЦСКА был разгромлен «Баварией».

Андронов: Великий футболист. Мы с вами были на одном матче, я комментировал.

Эггерт: А я был в ложе для приглашенных. Пауль Брайтнер вышел к группе приглашенных гостей из России. Предположим, конечно, он работает, получает за это деньги. Но он выложился на разговоре, рассказе о перспективах футболах, на подписывании автографов, на рассказе о германском футболе. Он улыбался.

Воскобойникова: Это привычка, выработанная годами.

Эггерт: Практически на автопилоте.

Андронов: Я могу вам рассказать две короткие истории. Мой самый близкий друг в мире футбола ― Анатолий Тимощук, экс-капитан «Зенита», сейчас игрок сборной Украины, заканчивающий теперь свою карьеру. Я однажды приехал к нему в гости в Мюнхен. У него была вот такая стопка карточек, которые он должен был подписать. Не допускается никакой принт. По идее, он ставит одну и ту же подпись на каждой карточке.

Эггерт: Никакого факсимиле он не может ставить.

Андронов: Нет, все надо сделать руками. У него на это уходит больше часа, все надо сделать перед игрой. Это первое.

Второе: у меня часто спрашивают, почему я так люблю немецкий футбол. Когда я впервые на него попал, в дортмундской «Боруссии» дебютировал еще ходивший в школу шестнадцатилетний Ларс Риккен. У них есть обязательство ― все игроки должны пройти через ресторан, в котором сидят все спонсоры «Боруссии», поздороваться, пообщаться, если кому-то хочется поговорить. Это обязательная процедура.

Этот шестнадцатилетний мальчик, который сыграл первый матч в своей жизни, который каждые две минуты смотрел на часы и говорил: «Мне завтра в школу», шел с остальными звездами. Так их приучают даже не к спортивной, а просто взрослой жизни.

Воскобойникова: Это просто воспитание.

Андронов: Естественно. А здесь половина не прилетела, улетела из Ниццы отдыхать. На прошлом Евро, например, на полном серьезе игроки, которые выступали в «Зените», собирались между двумя матчами лететь в Петербург на частном самолете, чтобы провести там вечеринку. Поэтому не надо говорить ни о каком результате. Никакого результата в этой ситуации быть не может. 

На превью: фото РИА Новости / Рамиль Ситдиков