Лев Дмитриевич, всему виной пенсионная реформа?
Нет, пенсионная реформа была лишь катализатором, собравшим все накопившееся недовольство. А в принципе мы фиксировали рост раздражения, социального напряжения с конца прошлого года. Оно только приостановилось на время избирательной кампании президента, а уже в апреле все показатели, социальные показатели недовольства, они начали расти, достигнув пика в августе.
Это раздражение связано в первую очередь с экономической ситуацией?
Со снижением реальных доходов населения, которые все-таки за четыре года вот этой крымской мобилизации, эйфории, доходы упали примерно на 11-13%, по разным оценкам. Ну и повышение налогов, повышение цен, рост цен на самые необходимые продукты: мясо, молоко и прочее, конечно, вызывает тревогу, неуверенность в предстоящем в обычной жизни. И вот это повышение пенсионного возраста, оно стало просто таким катализатором этого недовольства. Это гораздо более сложные причины, потому что логика населения примерно такая: у вас не хватает денег на внешнеполитические авантюры, на войну в Сирии, в Донбассе, и одновременно вы повышаете зарплаты полицейским, чиновникам и прочее, и лезете к нам в карман, то есть обираете тех, кто накопил деньги на старость, заставляете дольше людей работать.
У нас же принято все эти трудности не ассоциировать с президентом, а принято ассоциировать с кем-то, с чиновниками коррумпированными и так далее, но не с главным человеком.
Интересно то, что эрозия доверия, поддержки, она касается всех институтов власти. Мы в данном случае говорим о рейтинге одобрения, то есть о рейтинге доверия, потому что это немножко разные показатели. Одобрение оно более инерционное, а доверие, более чувствительное, оно говорит на скрытые процессы размывания поддержки населения, поддержки президента. И здесь ухудшение отношения после выступления президента по поводу пенсионной реформы отметили 34% населения.
Отношения к президенту?
К президенту, да. Прежний механизм такого переноса ответственности с президента на правительство, на Медведева, на губернаторов, на Думу, депутатский корпус, он начал размываться, и ответственность все в большей и большей степени переноситься на президента.
А почему, вот интересно? Что на это повлияло?
Вот это и интересно, люди перестали ему доверять, все в большей степени. Конечно, общество в целом конформистское, оно подчинено пропаганде, манипулированию общественным мнением, но есть причины, факторы, которые подрывают это доверие. И самое интересное, что вот этот рост напряжения, он идет не в тех группах, которые еще несколько лет назад выходили с протестами, в 2011-2012 году, а в провинции, среди рабочих, более незащищенных слоев населения. Прежде всего, конечно, среди рабочих, среди людей с не очень высоким уровнем образования, и, соответственно, с низкими доходами. Все-таки мы в Москве не очень представляем себе, насколько, какой сильный перепад и какая дифференциация доходов, если в среднем семейный доход составляет около 40 тысяч рублей. Семейный доход, это значит, при двух работающих, то есть душевой доход это примерно 16 тысяч. Люди, вообще говоря, находятся в состоянии некоторого физического выживания. Нельзя сказать, что они голодают, но они теряют привычный образ жизни, и растет тревога.
А пенсионная реформа, конечно, производит чувство острой социальной несправедливости, потому что люди ждут от государства заботы, помощи, поддержки, социального обеспечения, а тут оказывается прямо обратное, когда отнимаются и возможности дополнительного дохода у пенсионеров, заработка. Все-таки примерно половина из тех, кто выходит на пенсию, они продолжают еще пять лет работать. А с этим законопроектом они лишаются этой возможности.
Скажите, а вот это вот снижение доверия, вы сказали, что снижается доверие не только к президенту, ко всем институтам. Чем опасно снижение доверия ко всем институтам власти?
Размывается легитимность институтов, всех. Вообще говоря, доверие, положительное доверие, баланс между доверием и недоверием, он сохранился только у трех-четырех институтов раньше, это президент, армия, потом ФСБ, особенно в последние годы, и церковь, все остальные были в зоне либо полудоверия, либо острого недоверия. Сегодня, со снижением рейтинга доверия президенту, армия относительно вышла на первый план. Она тоже упала в своем доверии, но это не так значительно, как президент. Если брать прошлогодние цифры, то это примерно на 3% она снизила, а у президента все-таки с 75 до 58%, это очень существенно.
А можно ли предположить, насколько долгосрочный этот тренд?
Я думаю, что это длительный будет тренд, пока я не вижу никаких факторов, которые могли бы изменить эту ситуацию. Так что тут, скорее всего, мы будем иметь дело с эрозией поддержки, с эрозией легитимности и с ростом социального напряжения.
В 2014 году, как раз после падения рейтинга в 2013, сильно помог Крым. Вот сейчас равнозначное событие может повысить рейтинг власти? Или люди уже ждут повышения уровня жизни?
Я бы сказал, не дай бог, потому что поднять его можно только какими-то внешнеполитическими авантюрами, военными конфликтами, резким обострением внешнеполитической ситуации, когда от людей потребуется консолидация вокруг флага, вокруг символа национального.
Но этот механизм работает по-прежнему, с обществом?
Он работает, но все слабее и слабее. Потому что, вообще говоря, пропагандистская машина, властная машина, административная система сохраняют свои возможности, поэтому ресурсы еще есть у системы.
А пропаганда успела ответить на снижение рейтинга?
Нет. Мне кажется, просто власть не знает, Кремль не знает, как отвечать на это, в некоторой растерянности.
Не знаю, как отвечать? Но о снижении, наверное, знают, уже наверняка.
Конечно, знают. Потом, это не единственный признак, такой симптом, мы видим провалы на выборах, причем очень интересные провалы. Дело не в том, что прорвалось в самых слабых регионах, но в том, что там, где появляется хоть какая-то альтернатива, пусть случайная, резко увеличивается явка и число протестов, как это было в Хабаровском крае и в Приморье.
Пока люди не особенно охотно выходят на акции протеста, хотя выходят, конечно, в основном это акции против пенсионной реформы. Что должно произойти, чтобы люди делали это более активно?
Понимаете, в августе мы зафиксировали очень высокий уровень готовности к протестам, 53%, при среднем уровне за много лет это примерно 11-12%. Люди готовы были выйти, но в тех местах, где они живут, этих акций не было. Отчасти это репрессии против актива, которые стерилизовали возможность организации, а в других случаях просто не было акций протеста, не было актива, не было…
Некуда было выходить.
Не было куда выходить, поэтому все это в сентябре понизилось. Но это не значит, что недовольство ушло, оно просто в разлитой такой форме сохраняется.
Спасибо вам.