Почему курдов все боятся, а без них в Сирии — никуда

Объяснил востоковед Григорий Меламедов
Поддержать ДО ДЬ

Два дня назад президент России заявил о начале вывода российских войск из Сирии. Тем не менее, Владимир Путин заявил, что Россия будет оказывать военную поддержку властям Сирии, а при необходимости Москва может нарастить свое военное присутствие в считаные часы. 

Кроме того, в четверг сирийские курды заявили  о создании собственного федеративного региона. К чему  это может привести, и как вообще будет развиваться сирийский конфликт, обсудили с кандидатом исторических наук, востоковедом Григорием Меламедовым

Объясните нам, пожалуйста, для начала, просто чтобы разобраться, какую конкретно роль курды вообще играют в этом конфликте, чтобы было понятно, что означает и какую роль играет это заявление сегодняшнее.

С точки зрения борьбы с ИГИЛ (Верховный суд России признал организацию ИГИЛ террористической, ее деятельность на территории России запрещена) курды являются главной силой для наземной операции. И именно поэтому с ними старались иметь хорошие отношения и западная коалиция, и Россия. До последнего момента казалось, что все у них в порядке во взаимоотношениях с Башаром Асадом. Но когда начался мирный процесс и когда выяснилось, что курдов не хотят приглашать в Женеву, и когда выяснилось, что Башар Асад против того, чтобы им предоставлять в перспективе автономию, то здесь все сразу очень сильно запуталось.

Как изменилось вообще влияние курдов в результате этой военной операции, которая сейчас вроде бы как временно приостановлена?

Сейчас курды полностью перекрывают сирийско-турецкую границу за исключением одного небольшого анклава, это во-первых. Во-вторых, иракские курды делают то же самое, уже сделали, на севере Ирака. И фактически сейчас территория, реально автономная, иракских курдов сомкнулась с сирийскими, то есть созданы фактически уже все предпосылки для создания полугосударства курдского.

Чем грозит вот это создание такого федеративного региона?

Роменский: Против них, против курдов, ведь выступают, насколько я понимаю, и объединенная оппозиция, и в том числе теперь и правительственные силы, которые недовольны тем, что может появиться этот федеративный регион.

Теперь это грозит прежде всего тем, что будут сорваны планы наступления на Ракку, потому что сирийская армия ведет атаку на Пальмиру, ведет атаку на Дейразор, а предполагалось, что курды ударят с севера. Но если они перестали быть надежными союзниками, то с какой стати им это делать, они просто почувствовали, что их все пытаются использовать, что их, грубо говоря, кинули.

Как вы считаете, связано ли заявление курдов с решением Владимира Путина о выводе войск из Сирии?

Да, связано. Смотрите, что получается: нельзя в такой сложный конфликт, как сирийский, входить, выходить, потом снова вступать просто за одну ночь. Это очень сложная система. Россия становится частью этой системы и берет на себя определенные обязательства. Россия была прежде всего главой коалиции, и она не предупредила большинство других участников о том, что она буквально за одну ночь уходит и фактически распускает эту коалицию. Первый звоночек был, когда приехал Президент Израиля в Москву и фактически спросил, что, господа, благодаря вашей помощи за все это время «Хезболла» очень усилилась и способна выйти к израильской границе. Пока вы были во главе коалиции, вы это могли предотвратить. А вот сейчас вы можете нам что-то гарантировать? Это был первый звонок. Я не знаю, что ему ответили в Москве. А второй звонок, что сразу начали ссориться другие участники альянса, в частности Башар Асад и курды, то есть здесь связь прямая и непосредственная.

Вы верите вообще в то, что российские войска покинут Сирию? Все-таки база там остается, да и Путин говорит, что нарастить контингент можно за считанные часы.

Кремер: Получается, что это скорее политическое заявление о том, что наши войска уходят. На самом деле они остаются, просто немножко уменьшается их количество, нет?

Я думаю, что их количество уменьшилось ровно до того уровня, который сейчас необходим. Просто сейчас нет надобности держать такую сильную группировку, какая была осенью и зимой. Там безусловно останется небольшой отряд спецназа, останутся те самолеты, которые необходимы для прикрытия наступления на Пальмиру, останутся те противовоздушные силы, которые нужны, чтобы защищать наши базы. А те силы, которые простаивали бы в любом случае, вот они выведены.

Как вы думаете, сейчас многие говорили, что ИГИЛ перестал наступать и перешел в ситуацию обороны. После того, как российские войска из Сирии будут выведены или практически все выведены, означает ли то, что запрещенная террористическая организация «Исламское государство» вновь сможет перейти в наступление как раньше, расправит плечи, перейдет в совершенно другое состояние?

Знаете, мне кажется, что нет, именно ИГИЛ нет, потому что он действительно ослаблен, а сирийская армия сейчас на ходу, у сирийской армии за это время появилась сильная авиация. А вот гораздо большую опасность представляет «Джабхат ан-Нусра» (Верховный суд России признал организацию «Джабхат ан-Нусра» террористической, ее деятельность на территории России запрещена).

Это тоже террористическая организация.

Да. Потому что она действует как раз в густонаселенных районах, она действует, получается, как бы в тылу у этих наступающих сирийских войск, и к ней сейчас присоединяются те отряды оппозиции, которые не захотели вступать в перемирие, у них просто нет другого выхода, они вынуждены присоединится либо к одной силе, либо к другой.

Чем вообще опасно и почему против создания федеративного региона, которого требуют курды, власти Сирии?

Власти Сирии, во-первых, понимают, что курды в идеале стремятся к полной независимости, и что такая автономия была бы только первым шагом. А кроме того, в арабском мире вообще существует очень сильное предубеждение в отношении Запада, Запада в широком смысле, в том смысле, что европейские страны всегда пытались арабов разъединить, что после Первой мировой войны искусственно создали такие государства как Сирия, Ирак и другие, а сейчас пытаются уже и эти государства расчленить. То есть это вопрос национального престижа, национального самосознания. 

Фото:Associated Press

Другие выпуски