Патриарх простил Pussy Riot, но заступаться за них не будет

Блогеры собрали 3000 подписей под обращением к патриарху Московскому и всея Руси Кириллу с просьбой ходатайствовать о прекращении уголовного преследования участниц панк-молебна в храме Христа Спасителя. Две девушки из этой группы сейчас находятся под стражей и пробудут там до 24 апреля, когда состоится суд.

Письмо будет направлено патриарху, но в патриаршей пресс-службе с недоумением отнеслись к этой инициативе. Как заявил глава пресс-службы Владимир Вигилянский, он не совсем понимает, почему люди толкают патриарха Кирилла на нарушение конституционного отделения Церкви от государства. По его словам, это недопустимо. «Не может церковь просить государство не выполнять свои государственные функции», - заявил Владимир Вигилянский.

Обсудили сложившуюся ситуацию с официальным представителем Русской православной церкви Денисом Маханько. 

Писпанен: Денис, здравствуйте.

Маханько: Добрый вечер.

Писпанен: Скажите, ведь Храм Христа Спасителя - это помещение, используемое для коллективных действий, где зачастую поют, проходят яркие представления, посвященные каким-либо праздникам. Девушки, собственно, не совершили ничего такого страшного, святотатственного. Они не осквернили храм, ничего там не украли, никого не "прибили", не написали на стенах каких-либо оскверняющих слов.

Маханько: Вы знаете, такая точка зрения понятна, если вы считаете храм просто местом. Как, например, концертный зал филармонии. Почему бы там не провести рок-концерт? Но здесь мы сталкиваемся с понятием "сакрального пространства". Вы поймите, что в понятии верующего храм - это нечто большее, чем место, где просто поют и где можно петь разные песни. Как сказал один радиоведущий: "Если там хоть один молящийся был, то это уже осквернение". Если человек приходит туда молиться - разговаривать с Богом, то тут все-таки возникает конфликт. В этой очень тонкой плоскости веры есть проблема.

Писпанен: Но в этом же храме проходят дефиле девушек топ-лесс.

Маханько: Нужно понимать, что комплекс Храма Христа Спасителя огромный.

Писпанен: А, то есть здесь он святой, а здесь - уже не святой?

Маханько: Нет. Поймите: вот здесь есть студия, там - ньюз-рум, там - гримерка, а здесь сидят звукорежиссеры.

Писпанен: А у нас съемки везде идут.

Маханько: Прекрасно. Но богослужение не может идти везде. То есть есть места, специально для него предназначенные, а есть какие-то хозяйственные места, даже галерея есть. Так что нужно понимать, что всему свое время и место.

Писпанен: Это как-то прописано в законе - что не могут прийти девушки и петь нецерковные песни? Хотя, в общем-то, это был своего рода молебен.

Маханько: Это они так это называют. Это был не молебен, а панк-молебен. Но я думаю, что девушки добились своего: они прославились и мы сейчас их с вами обсуждаем.

Писпанен: Они прославились и добились просидеть 7 лет в колонии.

Маханько: Давайте сейчас не будем об этом. Если мы говорим о правовой плоскости - давайте смотреть, что там будет. Я не думаю, что они должны "сидеть".

Казнин: Вот это, наверное, самое важное. Дело ведь не в том, кто и как относится к тому, что они сделали. В письме, которое просит их защитить, есть осуждение. Но ведь церковь - это изначально место, где собираются все люди. Это место общего сбора. И среди этих людей всегда есть и заблудшие души, и те, кто сейчас не понимает, что происходит. Разве можно держать под стражей девушек за то, что они сделали что-то, не представляющее никакой опасности для общества?

Маханько: Я совершенно с вами согласен. Только зачем вы этот вопрос задаете мне?

Казнин: Почему патриарх не может заступиться за них?

Писпанен: И просто призвать к милосердию.

Маханько: Патриарх - не прокурор и не судья. Патриарх уже простил и даже, может быть, не обижался на них - как христианин и представитель нашей Церкви. Но здесь же задействован не патриарх, а судебные органы. И мы не можем вмешиваться в их деятельность, потому что это нам не свойственно. Я думаю, что это не стоит того, чтобы они отбывали в заключении 7 лет.

Казнин: А арестовывать до суда разве стоит?

Маханько: Я не знаю, я не разбираюсь в судебный перипетиях.

Писпанен: Никто не спорит, что патриарх не должен вмешиваться. У нас церковь отделена от государства. Тем не менее, патриарх все-таки вмешивается в политическую сферу: официально поддерживает премьера и так далее. Почему он не может точно так же не поддержать девушек с заблудшими душами?

Маханько: Вы хотите сейчас продиктовать патриарху что ему нужно делать?

Писпанен: Нет, я спрашиваю у вас почему бы этого не сделать. Это акт милосердия.

Маханько: А почему сделать? Акт милосердия и акт покаяния подразумевает участие двух сторон. Не только мы должны простить их, но и сами девочки должны как-то высказаться.

Писпанен: Они за решеткой сейчас сидят - как они могут высказаться?

Маханько: Я читаю новости - они дают интервью каждый день.

Казнин: Из-за решетки.

Писпанен: Это большая разница. Вам так не кажется?

Маханько: Если рассматривать церковь как лечебницу душ - к девочкам может прийти священник и проповедовать или поговорить с ними. Но есть опасность, что они устроят из этого очередной перфоманс.

Писпанен: Какой перфоманс? Они же за решеткой сидят.

Маханько: Я понимаю, что они сидят за решеткой. Но вопрос заключается в том, что их надо простить.

Писпанен: Да. Не надо?

Маханько: Мы-то их простили.

Казнин: В такой ситуации, может быть, достаточно простого общественного осуждения?

Маханько: Может быть и достаточно. Но тут идет речь о судебных процессах, и мы не можем в них вмешиваться. Просто в силу того, что церковь отделена от государства.

Казнин: Ваш коллега Андрей Кураев, например, достаточно рьяно защищает девушек. Это можно считать позицией Церкви?

Маханько: Как таковой, единой позиции Церки не существует. Одни люди сегодня - я читаю в блогах - собрали 3000 подписей в защиту девушек. Примерно такое же чисто блоггеров категорически против любого помилования. Я сейчас не говорю о каких-то радикальных мнениях, которые, к сожалению, возникают. Мы, естественно, против их заключения. Но тут должен быть достигнут какой-то баланс. Я надеюсь, что это произойдет.

Казнин: Мы тоже надеемся. Спасибо вам.