«Возможно, по весне прошло совещание в верхах, и стали меньше сажать»

Националистов в России стали реже судить и мягче наказывать. В прошлом году количество приговоров за насильственные преступления по мотиву ненависти снизилось, при том, что подобных преступлений намного меньше не стало. Меньше стало и приговоров за так называемые экстремистские высказывания, все это неожиданные, но тем не менее статистически подтвержденные данные доклада информационно-аналитического центра «Сова», который следит за тем, как власти борются с ультраправыми группировками. Неужели ультраправые вновь понадобились перед выборами, чтобы разогреть явку?

Александр, правда, выводы достаточно неожиданные, потому что в медиа мы все время видим об очередной несчастной жертве репоста в соцсетях, которая что-то написала про что-то укропно-ватническое, и села на год условно. То есть это не отражает реальной статистики, правильно я понимаю?

На самом деле перемены, которые вы огласили, они очень маленькие. Я даже подозреваю, что когда мы подберем еще немножко данных, все окажется примерно как в прошлом году. Но тот факт, что количество приговоров за то, что у нас называется «экстремистские высказывания», не выросло в прошлом году по сравнению с предыдущим, — это уже новость. Не то, что упало, а то, что не выросло, потому что до этого несколько лет подряд росло и очень быстро. И мне кажется, даже я еще точнее скажу, что на самом деле какой-то перелом произошел не с начала года, а где-то с середины, это такой загадочный немножко феномен, мы его не поняли, но вот он очевиден.

А что у нас произошло в середине года? В середине года шла подготовка активная к выборам сентябрьским.

Возможно, но я, честно говоря, думаю, что у нас скорее где-то по весне, это гипотеза моя исключительно, домысел, прошло какое-нибудь совещание в верхах, или несколько совещаний, которые приняли решение сменить политику. Мы видим, что во второй половине 2016 года стали меньше осуждать вот по этим статьям, точно стали меньше сажать по ним, зато стало больше того, что наши правоохранители называют профилактикой — административные наказания, блокировки сайтов, вот такие вещи. Что-то изменилось в стратегии. Это было какое-то принято решение.

Можно это оттепелью назвать? Извините за это слово, которое уже совершенно девальвировалось.

Нет, нельзя. Например, приговоры, которые мы считаем явно неправомерными, за высказывания, их как было 15 штук, мы насчитали в 2015 году, так 15 штук насчитали и в 2016 году.

То есть такое ощущение, что прямо есть норматив — 15 штук в год, и что кто-то следит за этим.

Нет, раньше было меньше. Просто, когда мы говорим неправомерный — это когда вот уж точно не надо было этого приговора выносить. Бывают спорные вещи. И вот их мы насчитали 15 случаев.

Ну вот Антона Носика оправдали например.

Носика не оправдали, у Носика штраф, и немаленький.

Удалось отыграть Чудновец.

Чудновец не экстремистка.

Понятно, что это легло куда-то в повестку Кремля, и поэтому вот эти репосты, мы говорим вообще о репостах.

Да, в основном мы говорим о репостах.

Мыслепреступление, что называется.

Ну я бы так красиво не выражался, но да, действительно, технически это устроено так, что 90% приговоров за высказывание — это высказывание в сети ВКонтакте, потому что а где еще нас граждане высказываются. И в основном это репосты, потому что это то, что люди делают, они репостят видео, посты друг друга. Верховный суд в ноябре написал в своем постановлении, что надо учитывать комментарии к репосту, что человек хотел сказать своим репостом.

А Конституционный суд сказал, что нужно учитывать меры общественной опасности.

Да, но мало ли кто что сказал. Вот дело Чудновец, хотя оно не экстремистское, там про другое совсем, то действительно тот случай, когда на это постановление, где сказал про комментарии, сослались в решении, и есть надежда, что, может быть, это будет прецедентом, и наконец следователи станут смотреть, что это было в этом репосте на самом деле, в чем смысл-то его. Может быть, действительно, количество приговоров будет снижаться, потому что у нас практика эта все равно совершенно несуразная. Есть какая-то реальная угроза, есть реально опасные группировки, а есть набор статистики за счет…

Ну это, во-первых, в глубоком интернете, в даркнете, все эти вербовки в запрещенный ИГИЛ и так далее.

Нет, я имел в виду даже не интернет, я имел в виду реальные преступления на улице — зарезали кого-то, оружие делают, все это существует где-то, но это как-то одна реальность, а другая реальность — это набор себе очков для отчетности за счет вот этих писателей ВКонтакте.

Ну и расширение, очевидно, кадрового состава Центров Э и в МВД, и в ФСБ, там ведь много следователей.

Много. Да, и всем нужно работать.

Как вы считаете, может ли перед выборами, наоборот, эта тенденция пойти на спад и перестать выискивать покемонов и ловцов покемонов? Либо напротив, это знак, что стали меньше осуждать, что этот националистический дискурс и какой-то такой великодержавный, который частично граничит с описанием 282 статьи, он будет использоваться для подогрева, некоего разогрева, достаточно апатичных избирателей? Ну что им покажешь? Зюганова, Жириновского, ну неинтересно уже.

Уже надоело, да. Понимаете, строить прогнозы о том, как будет выглядеть избирательная кампания, по-моему, это очень такое непродуктивное дело, потому что какие-то люди в Кремле эту кампанию планируют, у них планы меняются время от времени, мы не можем угадать, что им придет в голову — разогревать то или охлаждать это. Но есть еще некая инерция правоохранительных органов. Вот если у них была установка заводить дела, скажем, по оскорблению чувств верующих, про покемонов вспомнили, значит они их заводят. А когда дела уже заведены, ведь их уже никуда не денешь, их надо как-то доводить до суда.

А вот по этим делам у вас статистики нет отдельной, по верующим?

По «чувствам»?

По «чувствам».

Собственно говоря, все приговоры по «чувствам» это прошлый год и есть. Но завели их раньше. А в прошлом году еще новые, конечно, завели. Это просто такая новая отрасль в каком-то смысле, она понемножечку раскручивается, потому что понятно, первым никому не хочется новую статью на себе опробовать, из следователей. Но когда уже пяток приговоров…

Еще будет незаконное миссионерство, по которому, по-моему, нету пока…

Миссионерство, там административка пока, к счастью.

Да, административное, пока нет, по-моему.

Есть, штрафы вынесены, конечно, есть. И это, кстати, очень характерная вещь для нашего антиэкстремизма, потому что явно эту идею с незаконным миссионерством придумывали, чтобы исламистов как-то ограничивать, чтобы на входе в мечеть мог проповедовать только тот, у кого справка есть от официального имама. Но на практике мы видим, что привлекают по ней сплошь протестантов и кришнаитов, потому что…

Они заметнее.

Так сигнал дошел до низа. Да не то чтобы они заметнее, это просто другие люди, политические замыслы не стыкуются с технологией правоохранительной системы. Потому что тут эту статью, например про миссионеров, должен применять низовой полицейский, участковый, грубо говоря. До него вот это политическое указание сверху не дошло естественным образом. Он применяет, как умеет. То же самое во многом относится и ко всему остальному. Есть, очевидно, политически инспирированные дела, а есть дела для статистики. Вторых, конечно, гораздо больше, естественно. Эта проблема никак не решается, потому что никто не готов серьезно и открыто, главное, обсуждать. Я сказал то, что мне кажется, что было какое-то совещание в верхах, грубо говоря. Может, я придумал, может, не было, ну уж точно не было никакого совещания с общественностью. Вот чего не было, того не было. Между тем, есть некое всеобщее возмущение, что вот, слишком много приговоров, за репосты, за ерунду. Ну так давайте поговорим, в этом же нет ничего такого подрывного, поговорим давайте.

Да, благодарю вас.