Наталия Геворкян: все, что происходит сейчас – это следствие того, как развивалась страна 13 лет

Геворкян: Как только объявили, что будет митинг, у меня возникли даже не сомнения, я понимала, что я пойду, потому что я в Москве и на Болотной не была ни разу. У меня драйва нет, который был наверняка и 6 мая прошлого года, и тогда, когда они в первый раз вышли на Болотную. Я всё время пытаюсь понять, почему его нет. Я думаю, потому что те люди, которые сидят совсем недалеко, из своих высоких окон, как мне кажется, не видят, им всё равно, они не слышат. Поэтому та основная задача, которая у меня внутри существует, что я пойду, потому что люди сидят, я считаю, что они сидят за меня, и за вас, и за всех нас. Я думаю, мне так кажется, что я не верю, что это сыграет какую-то роль, что это повлияет на тех, кто выглядывает из окон больших кабинетов, как-то скажется позитивно на судьбе этих ребят, которые сидят. Вот это было у меня сомнением.

Что касается трагического, абсолютно печального события, я думаю, что технически невозможно было людей предупредить. Потому что не все сидят, как мы с вами, в интернете, поэтому всем сказать было невозможно. Решение не переносить митинг мне кажется правильным. Я очень надеюсь, что первое, с чего это начнётся, это будет молчание в память об этом молодом человеке, который погиб. Для меня это ужасно печально, меня это утром выбило совсем из колеи.

Давлетгильдеев: Если говорить об отсутствии реакции из-за этой стены, которая разделяет Болотную площадь и Кремль, власть, отвечая на подобный вопрос, говорит: «Ну, как же нет реакции? Либерализация законодательства, облегчение регистрации политических партий, возвращение губернаторских выборов». Всё это как будто бы произошло после первой активизации  Болотного движения, когда после думских выборов  люди вышли на улицы.

Геворкян: Видимо, сегодня в подтверждение этих слов не зарегистрировали партию «Народный альянс». Я думаю, что эта история вообще не про это. Можно на бумаге сказать, что мы будем делать это, и наверняка какие-то шаги можно сделать, но то, что произошло за год после возвращения в президенты Путина, весь набор законов, я даже не буду их перечислять…

Давлетгильдеев: То, что принято называть «взбесившимся принтером».

Геворкян: Да. Мне кажется, что это говорит о том, что или они слышат  совсем что-то другое, или наоборот, они хотят, чтобы мы услышали что-то совсем другое. Я должна вам сказать, что мои сомнения в итоге, идти или не идти, слышат или не слышат, решило несколько людей, которых я безмерно уважаю, которые сказали: «Мы пойдём».  Некоторые из них пойдут в первый раз, я была на других площадках, но на Болотную я тоже приду в первый раз. Может, это и неважно, кто и что слышит, важно, что мы слышим внутри себя. И если не сказать, то показать, что мы есть. Вы там думаете, что мы слились, что нам всё равно, что люди сидят, но это не так.  Я вообще считаю, что всё, что мы в жизни делаем, мы делаем для себя, и это тоже, наверное, мы делаем для себя. Я, мои друзья, ваши ребята, которые там работают, наши ребята, которые там работают. Ещё едучи сюда, я всё равно думала, и в какой-то момент, когда я увидела эти машины милицейские на Волхонке, я поняла, что я всё-таки хочу туда пойти.

Давлетгильдеев: Аресты, бесконечные дела, объединение дел против оппозиции, реальные сроки людям, в том числе, поэтому многие сейчас говорят, что в Россию вернулись политзаключённые, политзэки. Привет, Советский союз. Есть такое ощущение?

Геворкян: Да у меня вообще есть ощущение «Привет, Советский союз». Меня особенно в этот приезд, и я очень это чувствую хорошо, да есть. Политзэки появились раньше, мы просто долго думали, это политзэки или просто богатые люди, которых посадили. Я думаю, что они появились в 2003 году. Они есть, да.  Вы же не помните, я надеюсь, я вам сейчас, как мама говорю, а я помню, и вы не представляете, до какой степени, когда я смотрела на эти маёвки, которые показывали по телевидению, или когда я сейчас прихожу в какие-то учреждения, и какая-нибудь дама говорит: «Вам чё?», вы не представляете, какой это мощный запах этого совка, причём худшей его части. Это, конечно, поразительно. Всё, что происходит, наверное, логично, и это связано с тем, как развивалась страна за последние 13 лет, это абсолютная банальность. Не могло не появиться, потому что чем активнее, и диссиденты ведь тоже были из интеллигентной среды, из креативного класса, скажем так, многие, но не все. Был Марченко, были нормальные люди, работающие, рабочие люди. Просто всем казалось, что этого не будет, до этого мы не дойдём, политзэков уже больше никогда, а нифига, они есть.