Митинг на Болотной завершился. Что будет дальше

Дзядко: Я думаю, надо подводить итоги нашей беседы. Скажите, что будет дальше? Извините за такое начало вопроса.

Зыгарь: Дальше поэтапно до 24 числа. 24-го пойдете ли вы на митинг так же, как вы пошли сегодня, ну и дальше вплоть до марта, видимо?

Симоньян: Я буду ходить в качестве наблюдателя, если будет такая возможность и если Общественный совет, где я состою, примет такое решение. Во-первых, я, хоть и главный редактор канала, но все-таки начинала репортером и это все еще живет, и мне интересно видеть своими глазами, что происходит, смотреть на этих людей, слушать, что они требуют и так далее. Участвовать в митингах как участник я не буду, потому что мне это не кажется правильным для себя, но мне не кажется, что это неправильно для всех. Я считаю, что мирные митинги – это разумная, нормальная в любой стране часть политического, в том числе, процесса. Я, как уже говорила, уверена в том, что вот эти мирные митинги, вот этот мирный митинг, по большей части, именно благодаря тому, что он был мирный, заставил очень многих людей задуматься над тем, что менять надо очень много и менять надо быстро.

Дзядко: Многих людей во власти?

Симоньян: Многих людей, которые принимают решения во власти, которые советуют власти, в журналистских кругах, не только в либерально-журналистских, и в других. И это его позитивный итог. С другой стороны, я бы хотела сказать, что устраивать на таких митингах провокации и ставить власть ультиматум, на мой взгляд, совершенно недопустимо, во-первых. Во-вторых, контрпродуктивно. Это ни к чему хорошему не приведет и ни в одном здоровом обществе с правильно структурированными взаимоотношениями между властью и обществом ультиматумов и анархии быть не должно.

Дзядко: На ваш взгляд вот этот митинг, который был проанонсирован 24 числа, там будет людей больше, чем сегодня или это пойдет на спад?

Симоньян: Я не знаю, я еще не смотрела соцсети. Мне кажется, что среди тех людей, которые были сегодня, все-таки, было, не большинство – это точно, - но достаточное количество просто любопытных. Любопытство удовлетворено и мне кажется, что просто любопытные 24-го уже не придут, тем более, что подарки…

Зыгарь: Теперь уже «наелись» и больше ничего не нужно?

Симоньян: Ну, для части. Она небольшая, но она все-таки заметная. Тем более, подарки надо покупать. Мне кажется, что если ничего не произойдет, никаких событий, которые спровоцируют, то, по идее, на этот митинг должно придти меньше людей. Посмотрим.

Дзядко: Михаил?

Абызов: Я после коллег. Для меня итог – когда услышим «Справедливую Россию».

Симоньян: Его слово должно быть последним.

Дзядко: Хорошо. Если говорила Маргарита, давайте теперь Геннадий Гудков.

Гудков: Я хочу сказать, что митинг – это всего лишь способ громко сказать власти о ее серьезных ошибках, иногда и преступлениях. Потому что когда критикуют политики, когда выступают оппозиционеры, когда проходят какие-то там симпозиумы, собрания - власть делает вид, что она глухонемая от природы, а вот когда миллионы глоток, тут, оказывается, начинает власть слышать. Поэтому мирные митинг чрезвычайно полезны для коррекции курса и изменения курса в стране, иногда очень полезны для отмены каких-то совершенно неправильных решений. Но это всего лишь сигнал власти.

Дальше, сейчас мяч полностью на стороне власти, сейчас от нее зависит, принять это к сведению или делать вид, что больше ничего не произошло, либо это, действительно, серьезным будет основанием для того, чтобы менять внутреннюю политику России.

Что касается будущих митингов. Вы знаете, даже сейчас не имеет никакого значения, будут эти митинги более массовыми или менее. Я, конечно, пойду, мы договорились поддержать 17-го числа митинг. Я не знаю про 24-е, но пригласят, наверное, пойду. Потому что политик должен быть со своим народом, раз он это обещает. Я обещал это 18 ноября, выступая на пленарном заседании в Государственной Думе. Но надо четко понимать, что если сейчас не будут сделаны серьезные коренные выводы, то это как болезнь, знаете, сначала появляется сыпь, а потом все пропадает, а потом нос провалится при некоторых заболеваниях. Вот не надо доводить до того, чтобы вот эта внутренняя фаза болезни привела к необратимым переменам в стране, переменам, которые могут отбросить страну на десятилетия назад, как это уже бывало в 17-м, как это, к сожалению, мы проходили в 91-м. Вот сейчас все зависит от мудрости, от совести, от чувства стыда у тех представителей власти, которые на это еще способны. Давайте подождем.

Дзядко: Захар, пожалуйста.

Прилепин: Я думаю, что произошла, с одной стороны, одна очень важная вещь – это такое преодоление Интернета, что называется. Потому что люди очень долгое время демонстрировали свою пассионарность, свой адреналин в социальных сетях, они там устраивали баррикады, воевали, брали пленных и т.д. и т.п., и казалось, что они не способны ни к чему. А потом выяснилось, что нет, они способны выйти на улицу. Но вот эта, с другой стороны, эйфория, которую испытали люди, она меня несколько тоже настораживает, потому что всем показалось: ну вот, мы сделали. А на самом деле, ничего еще не сделали, потому что выигрывают не люди, вышедшие на улицу, как утверждают во всех здравых странах, а люди, вышедшие на улицу в раздражении.

Вот именно таким образом была остановлена монетизация. Либо мы должны предположить, что ее не нужно было останавливать, либо мы должны были предположить, что США, Англия, Италия, Греция - все нездоровые страны, где происходит черт знает что. Потому что власть, как верно замечено, глухонемая, она вынуждает граждан вести себя абсолютно агрессивным образом. И это нормально. Это нормально, если власть неадекватна.

Дымов: Я не политик, но, тем не менее, скажу, что власть сама по себе не меняется оттого, что люди мягко что-то говорят. Конечно, власть меняется только под давлением. И то, что сегодня произошло, мне показалось, - это очень цивилизованное общественное высказывание, общее. Единственное, что, конечно, пока непонятны требования до конца, какие в обществе сформировались. И это предстоит обществу как бы все переварить и выдать в виде каких-то там изменений, которые они ожидают. Требования, как я уже говорил, было бы неплохо, если бы эти требования устраивали всех людей. Я в «Большом правительстве» работаю с Мишей и как бы представляю. Почему я там работаю? - Потому что считаю, что предприниматели и бизнес, я даже больше говорю о предпринимателях, а не люди, которые работаю на большой бизнес какой-то, я говорю о предпринимателях и о людях, которые хотят иметь свой бизнес, люди, которые хотят, чтобы у них появились какие-то их убеждения, люди, которые хотят социализироваться в обществе. У этих людей сформировалось какое-то понимание их места в жизни, и они хотят, чтобы кто-то их мнение озвучивал и представлял. А то получается… Вот мы с Михаилом, кстати, на протяжении пяти месяцев только обсуждаем вопрос энерготарифов. Ну, разве кто-то это обсуждает? А мы ходим, отстаиваем права, чтобы люди могли быть подключены бесплатно, это просто государство обязано сделать, но эта проблема, она не такая простая. Эта проблема решается годами. И сопротивление огромное. И я думаю: оно мне надо? С одной стороны, у меня есть мой небольшой бизнес… Ну, вы смеетесь.

Гудков: Я тоже знаю, насколько это сложно.

Дымов: Вот видите, оказывается, мы тоже можем вместе двигаться в этой проблеме. Я не знал, что вы можете нам помочь в решении этого вопроса. Но, тем не менее, у людей очень понятные и простые какие-то проблемы. И они далеко не такие, как озвучивает Захар. Прости, Захар, но они не такие как у тебя. Люди не хотят вообще никаких потрясений. Люди хотят спокойной, мирной жизни. Люди, вообще-то, хотят жизненного комфорта. Люди, которые стояли сегодня на площади, они хотят просто жизненного комфорта. Я разговаривал с хипстерами, о которых вы говорите, я многих из них знаю – люди хотят просто комфорта городского. Им, в принципе, наплевать, какая партия представляет их интересы. Вот, что я сегодня считываю с Интернета и со всей среды. А бизнесмены и предприниматели хотят, чтобы их не кошмарили чиновники, чтобы их не кошмарили сотрудники милиции. Они хотят себя просто чувствовать людьми в обществе. Вот это, вот этот диалог, он наметился и я считаю, что он очень позитивный. И, в принципе, если он будет дальше продолжаться и политики его будут правильно модерировать, это и будет, наверное, общее достижение.

Зыгарь: Ничего не изменилось за последнее время? Вы говорите, что молодые люди, хипстеры хотят комфорта. Было такое ощущение, мне лично кажется, что такое ощущение два года назад, может даже год назад. И у вас не появилось ощущения, что сейчас людям, даже хипстерам, аполитичным, апатичным молодым людям, понадобилось еще что-то помимо комфорта?

Дымов: Они хотят быть вовлеченными в процессы, которые происходят в обществе. Они хотят чувствовать себя членами общества. Они хотят знать, что кто-то отстаивает и их интересы. Когда я говорю про комфорт, я, конечно, не имею в виду такой мелкий мещанский буржуазный комфорт в виде ресторанов, кафе, чего в Москве и так полно. Люди хотят чувствовать, людям нужна общность интересов, людям надо будущее и, в принципе, вот этот диалог должен идти. Правильно, я согласен с ребятами, что упреком, упреком у меня в компании ничего не добьешься, только конструктивно. Если ты хочешь, чтобы тебя слышали, ты сначала сделай так, чтобы тебя услышали люди. Приди и скажи: Захар, Иван, Петр, я хочу, чтобы мы поговорили. В принципе, я во многом с тобой согласен, но вот что-то я хочу обсудить.

Зыгарь: 24-го пойдете?

Дымов: Я предприниматель, ребята, я не считаю, что это моя работа. Я не думаю. Мне это неинтересно.

Зыгарь: Ходить на митинги - это не работа, это по велению души кто-то пошел. Маргарита пошла по работе как бы.

Дымов: Но я понимаю людей, которые отстаивают свои взгляды и убеждения. В принципе, я это делаю. Я имею более уникальную возможность, работая непосредственно с руководителями страны, требовать от них напрямую. Это очень важно. Поэтому я очень четко чувствую эффект от своей работы.

Зыгарь: Вы думаете, что у вас получится добиться того, чего вы требуете, работая в «Большом правительстве»? Митинги тут не нужны?

Дымов: Я думаю, что не у меня, а у нас получится добиться всего разными методами.

Зыгарь: Михаил Абызов.

Абызов: У меня сегодня радостный и добрый день. И в последние два три дня я видел, какая напряженность была и у организаторов, и у администрации города по обеспечению сегодняшнего мероприятия. Можно сейчас выдохнуть уже спокойно. Это крайне важно, что, действительно, мероприятие прошло по-доброму, с хорошими эмоциями, с хорошим обеспечением этого. Для Москвы это было большое событие. И я хотел бы, чтобы мы, вот здесь все присутствующие, сказали администрации города, Собянину и его команде, спасибо за то, что они это обеспечили. Они положили, я видел, сколько сил на это было положено. Мы находились долгое время в такой немного диссонансной обстановке. У нас как бы власть была стерильна, а общество было от него отрешено, и взаимодействие между ними было от выборов до выборов. Мне нравится, что на сегодняшний день власть понимает, что площадка не стерильная, конкуренция есть, есть общественное мнение, оно то так выражается, а власть в состоянии обеспечить, чтобы оно нормально выражалось, в том числе на митингах. И мы, добро пожаловать в клуб цивилизованных стран. Вот Гудков считает большим достижением, что вышло 75-150, 50 тысяч на митинг сегодня. А в Италии? - Миллион. А в Барселоне? - Миллион человек выходило. И что? Это для них нормально. И не надо здесь угрозами говорить: «А мы выведем миллион»…

Гудков: Какие угрозы?

Абызов: Это нормальное гражданское общество. Люди, несогласные, выходят, говорят: добро пожаловать, в цивилизованные страны, где выходят десятки, сотни тысяч, миллионы человек и высказывают свое мнение по урезанию бюджета, по социальной несправедливости, по отделению, то, что происходило в Барселоне - это их дело. И власти дают это нормально организовать. И что происходило после этого? Власти после этого делают для себя определенные выводы. Население…

Гудков: Либо уходили в отставку.

Абызов: Население проявляет свою гражданскую позицию и пользуется свободами, которые гарантированы Конституцией - право на свободу…

Дзядко: Кстати, избираться и быть избранными, а избираться одномандатники у нас не могут.

Гудков: Это запрещено.

Дзядко: Да, это запрещено. Поэтому…

Абызов: Поэтому, я считаю, что сегодня, на самом деле, добрый позитивный день и хороший результат. И я не считаю, что это что-то сверхъестественное, которое, ох, вот случилось. Это нормально. И это должно для власти стать нормой. И для общества стать нормой. Интернет-протест, общественная позиция через выход на демонстрации или митинги - это нормально должно быть.

Зыгарь: На самом деле, я думаю, что действительно, я лично согласен с Михаилом, потому что, мне кажется, действительно важно, что сегодня было преодолено в некотором смысле проклятие 31-го числа. Потому что до сих пор нам, несмотря на тех людей, которые выходили на Триумфальную 31-го числа, обществу не казалось, что право свободы собраний, что это действительно важное право. С сегодняшнего дня это не является каким-то табу, это не является ненужной вещью. Сегодня уже можно собираться и люди, правда, считают, я думаю, с сегодняшнего дня, что свободно собираться на площадях - это вполне пристойное право и за это не нужно наказывать, за это не нужно порицать.

Гудков: Примиряющий вопрос. Надо готовить площади к проведению массовых митингов. Я давно Мэрии об этом говорил. Для того, чтобы могли безопасно, цивилизованно пригласить людей и не опасаться за то, что это кончится каким-то массовым побоищем. Вот это надо сейчас делать.

Дымов: В довершении можно сказать?

Дзядко: Очень коротко.

Дымов: В довершение. И не надо между нами сеять ненависть.

Симоньян: Вот-вот, точно.

Дымов: Я слышал с митингов ненависть, но мы не хотим друг друга ненавидеть, мы хотим друг друга уважать. А ненависть, она ни к чему хорошему не ведет. Ненавижу, ненавижу те такие, клеймо вешать, эти такие, эти такие - да мы все хорошие.

Абызов: И все плохие одновременно.

Дзядко: И все хорошие, и все плохие.

Гудков: Не могу с этим согласиться.