Михаил Крутихин объяснил, зачем "поженились" "Роснефть" и Exxon Mobil

Сегодня руководство обоих нефтяных гигантов под пристальным взором Владимира Путина подписали соглашение о партнерстве. Случилось это в Сочи - в резиденции российского премьера.

Как пояснил Владимир Путин, в рамках договоренностей, Exxon Mobil получит доступ к арктическому шельфу. А "Роснефть" в ответ - сможет работать на месторождениях Техаса и Мексиканского залива. "Очень приятно, что у "Роснефти" такой надежный, стратегический, хороший партнер", - заметил премьер.

Напомним, предыдущая попытка "Роснефти" создать совместное предприятие по освоению арктических месторождений сорвалась. Сперва - в январе 2011 года - подписали соглашение с BP. Но та сделка развалилась - консорциум AAR в течение нескольких месяцев блокировал обмен акциями "Роснефти" и ВР. О перспективах нового соглашения рассказывает партнер RusEnergy Михаил Крутихин.

Макеева: В течение последних 4 часов с момента, как эта новость была объявлена, все новые и новые подробности приходят. Самые последние: Сечин сказал, что предложение Exxon Mobil «Роснефти» было лучше, чем то, что было от ВР. Вообще, много предложений поступало помимо предложений от ВР и Exxon Mobil о сотрудничестве? Кто способен на реализацию такой программы?

Крутихин: А смотря о какой программе идет речь. Поскольку переговоры о сотрудничестве в Арктике велись и с Exxon Mobil, и с Shell, и с Eni, и с Total, и с ВР в конечном итоге. Но я бы не стал сравнивать эти сделки со сделкой с ВР, потому что главный смысл той затеи – был обмен акциями, чтобы российская компания получила что-то в крупной западной компании, а западная компания как бы облагородила «Роснефть» своим присутствием в числе акционеров. Месторождения в Карском море были каким-то таким камуфляжем для этой сделки. В данном случае речь может идти о реальном сотрудничестве, но я не спешил бы с выводами, поскольку когда мы говорим «соглашение о стратегическом сотрудничестве», это еще пока ничего не значит – это заявление о любви и дружбе. То есть во что это конкретно выльется, в соглашении как таковом нет, мы текста не видели и о конкретных проектах, в каком районе Арктики они собираются сотрудничать, на каких условиях. Мы, например, знаем, что «Роснефть» по нашему российскому законодательству может пустить иностранного партнера в проект на континентальном шельфе только на 33%. По закону государство должно контролировать 51% подобных мероприятий, а у «Роснефти» всего 75% государству принадлежит. Если мне арифметика школьного периода не изменяет, иностранцу остается примерно 33%. На таких условиях «Роснефть» предлагала Total в Черном море, Exxon Mobil в Черном море, Chevron в Черном море сотрудничать, а с ВР была совершенно другая идея. Больше предложить она по законам российским не может. Согласится ли на это Exxon Mobil, это еще надо посмотреть по конкретным проектам. Второе – у «Роснефти» нет никакого опыта работы на шельфе. У нее небольшое подразделение – «Сахалинморнефтегаз» - которое работает в качестве партнера на Сахалине, но в самой компании нет даже департамента, который мог бы заниматься шельфовыми работами, нет ни одного специалиста.

Казнин: Появится сейчас, как вы думаете?

Крутихин: Департамент формируется, хотя без особой охоты, медленно.

Макеева: Есть объявление, что будет совместный центр арктических исследований.

Крутихин: Это было то же самое, что они объявили с ВР, и этот центр так и заглох, потому что с российской стороны туда некого вставлять. Стали приглашать с Сахалина – там 300 специалистов работает – практически никто ехать в Москву не хочет, они там так хорошо присоседились к тому же самому Exxon Mobil, с которым огни плотно работают, к Shell и другим компаниям, которые на Сахалине вполне успешно сотрудничают.

Макеева: Российские специалисты?

Крутихин: Российские специалисты.

Макеева: Не хотят уезжать с Сахалина в Москву? С ума сойти.

Крутихин: Самое интересное. Москва оголенная, там нет специалистов по шельфу. И когда говорят, что «Роснефть» будет работать в Мексиканском заливе, а чем она там может вообще помочь?

Казнин: Это интересный момент.

Крутихин: Да абсолютно ничем. Может быть, деньги вложит в какое-то совместное предприятие, потому что опыта нет, технологий нет, нужно все покупать из-за границы, ничего нет.

Макеева: В чем тогда вообще истинный смысл этого всего? В чем интерес Exxon Mobil?

Крутихин: Отчасти это пиар, а отчасти это, конечно, интерес Exxon Mobil – вдруг да что-нибудь получится, вдруг дадут на каких-то условиях? Потому что сейчас получается так, что хорошие иностранные компании в Россию не идут, и наши уже, может быть, согласны поменять правила игры, чтобы хоть кого-то сюда затянуть. Попытки делаются.

Казнин: Деньги на геологоразведку уже, говорят, какие будут потрачены со стороны Exxon Mobil.

Крутихин: Разведывать можно. Дело все в том, что если это те же самые блоки, о которых говорилось в соглашении с ВР, это Карское море. А в Карском море идет мелководье, а потом обрывается до 400 метров глубины – и как там вести сейсмическую съемку, это довольно затруднительно. Это можно делать примерно два месяца в году. Года три потратят на эту самую сейсмическую съемку, посмотрят, какие там структуры, потом пробурят скважину и поймут – там минеральная вода или нефть и газ. Никто пока еще этого не знает. Вдруг сейчас начнут очень-очень активно работать, свершится чудо какое-то, все бросят туда все, что только можно? Хотя в мире сейчас не хватает буровых установок, чтобы там работать. Если туда бросят, считайте, лет через 7, может быть, начнется освоение, если откроют месторождения, и лет через 10-15 оттуда пойдет первая нефть.

Макеева: Это какие-то сроки нормальные, потому что казалось, что это так сложно, что, может быть, при жизни нынешних руководителей «Роснефти» и Exxon Mobil это невозможно.

Крутихин: Это непросто, если чудо свершится, я говорю. И потом, как оттуда будут нефть вывозить? Потому что надо танкерами, а танкеры должны быть ледового класса, с ледокольным сопровождением. У нас сейчас 8 ледоколов работает фактически, и два из них уже исчерпали свой срок службы.

Макеева: Тут нам глобальное потепление поможет.

Крутихин: Только поможет, если к 2025 году, как некоторые специалисты обещают, растает весь лет вокруг Северного полюса…

Казнин: Тогда Exxon Mobil не нужен.

Крутихин: Тогда пойдут суда чужие в обход в обход нашего Севморпути. Они не хотят по Севморпути идти, поскольку это в русских водах, масса неприятностей. Они прям через полюс пойдут.

Казнин: Вы в идеале сказали – 10-15 лет, а не в идеале?

Крутихин: А не в идеале это может тянуться до бесконечности. Давайте вспомним, когда «Роснефть» сначала с «Газпромом», потом «Роснефть» одна, потом вместе с «Газпромом», потом опять «Газпром» осваивали Приразломное месторождение в Печорском море - вот недавно поставили туда платформу, наконец. Вот когда «Роснефть» закупала верхушку для этой платформы, то есть технологическую самую вещь, а наши оборонщики сваривали для нее эту кастрюлю, на которую верхушку надо поставить, то сваривали они ее примерно с 1994 года, и до сего момента. Наконец, кастрюлю отбуксировали, говорят, притопят. «Роснефть» поставила на эту кастрюлю старое, списанное на металлолом, технологическое оборудование. Что это за платформа и сколько ее еще будут доделывать, это Аллаху только известно.

Макеева: Если истинные интересы Exxon Mobil – это не арктический шельф, потому что все непонятно, то в чем тогда истинный интерес? Что они конкретно хотят получить? Или так вообще в расчете на что-либо подписать такое соглашение, так долго переговариваться?

Крутихин: Подписать такое соглашение могли когда угодно, как угодно, если очень попросит Россия, для пиара это очень хорошо. Давайте посмотрим, у любой российской компании шкафы полны соглашений о стратегическом сотрудничестве с другими иностранными компаниями. Что из них осуществляется? Мне звонят инженеры из «Газпрома» и говорят: «Слушай, помоги наладить отношения с инженерами в таком-то подразделении Shell, потому что нам интересно узнать, что они думают о нашем таком-то промысле». Говорю: «Ребята, у вашей компании как минимум 5 соглашений о стратегическом сотрудничестве с Shell. Как-нибудь используйте вы их каким-то манером». Это бумажка. Пока не заключено соглашение по конкретному проекту, это остается соглашением о намерениях. Красиво звучит.

Макеева: С какой целью это так преподносится, с такой помпой, если профессионалы понимают, что это такое? Для кого это – для трудящихся?

Крутихин: Помпы мы видели много. Это кому-то надо показать, что все-таки дела идут, что иностранные инвесторы идут в Россию. Они на самом деле не очень идут в Россию. А вот чтобы показать, что что-то сдвигается, это очень полезно, тем более, выборы не так далеко.

Макеева: Почитала, что блогеры об этой сделке пишут, очень занятные такие вещи. «То Путин говорит, что США ждет скорый крах, то соглашение с ними заключает. Крах откладывается?». Все-таки у «Роснефти» действительно в Америке вообще никаких интересов не может быть в плане разработок? Ну не Мексиканский залив, а Техас? Может, «Роснефть» как-то все-таки выиграет от этого?

Крутихин: Я не очень верю, что «Роснефть» способна там что-то делать. Она очень рвется на различные иностранные проекты, ее не очень пускают, у нее мало иностранных проектов, мало опыта в этом. Даже «Лукойл», компания более-менее цивилизованно-западная, попав в Америку, она сначала приобрела там сеть бензозаправочных станций, а потом, посмотрев, потихонечку стала сворачивать эту сеть, поскольку не ее это поле для деятельности. Я знаю еще одну крупную российскую компанию, которая ограничилась тем, что купила одну скважину газовую только потому, что рядом была электростанция. С этой скважины подает газ на электростанцию, продает, и довольна страшно, потому что больше ей ничего там не надо, в этой Америке. Там сейчас другие условия работы.

Макеева: То есть руководство «Роснефти» вряд ли испытывает какие-то иллюзии на этот счет? Или испытывает? Ваша версия?

Крутихин: У «Роснефти» нет на это опыта - на то, чтобы работать за границей. В России она работает в тепличных фактически условиях, когда ей, во-первых, лицензии безо всякого конкурса предоставляются на очень хорошие месторождения в Восточной Сибири, на шельфе и т.д. Ей предоставляются привилегированные условия для транспортировки нефти и нефтепродуктов, например, на Дальнем Востоке, каких ни у кого там нет. Иностранной компании, да и другой частной российской компании такого от правительства не дождаться. Это особая компания. И когда она попадет за границу, то ей надо будет пробиваться через кого-то российскими методами. А российские методы часто не работают.

Макеева: Я еще хочу про арктический шельф спросить, по поводу этой суммы – 500 млрд. инвестиций – и только ли это туда? В принципе, кто-то попытался всерьез высчитать, сколько будет стоить этот проект, разработка арктического шельфа, кто-то всерьез к этому приступал?

Крутихин: Всерьез – нет. Это очень дикие совершенно оценки. Оценивали, например, есть такая программа у «Газпрома», она подписана с Ямало-Ненецким автономным округом, об освоении Ямала и прилегающих к нему морей. В принципе, эта программа рассчитана где-то на $80-90 млрд. - это не $500 млрд. – до 2035 года примерно она должна растягиваться. Это очень приблизительные прикидки. Мало того, если вы заглянете в эту программу, в 13-й пункт, там есть такой раздел, который говорит об экономической целесообразности всей программы. Там есть табличка – выгодно или невыгодно, и какой будет pay-back, рентабельность всего этого хозяйства по двум сценариям. Написано, первое: возврат инвестиций – 21 год, 19 лет и 20 лет. Следующая строчка: дисконтированный период окупаемости, и написан – не окупается, не окупается, не окупается. В расчете на то, что правительство поможет какими-то дотациями. Какими дотациями и как помогут компаниям вкладывать гигантские совершенно деньги в арктический шельф, это пока неизвестно.