Костина vs Аксенова. Может ли полиция допрашивать шестилетнего

Общественный совет при Главном управлении МВД по Москве посчитал законными действия полицейских, задержавших и допросивших шестилетнего ребенка во время акции на Триумфальной площади. Кроме того, совет считает уместным поставить вопрос о том, не нарушили ли права ребенка его родители, из-за которых он оказался на месте проведения несанкционированной акции.

Инцидент случился во вторник. Активист "Другой России" Сергей Аксенов пришел на митинг с шестилетним сыном и подругой. Ребенка и подругу задержали полицейские и отвезли в отделение полиции "Тверское", где был составлен протокол по допросу мальчика. Общественный совет при МВД на это отметил, что действия сотрудников были правомерными. 

Писпанен: Как было дело?

Аксенова: Хотела бы уточнить, что это было не в понедельник, а во вторник, 1 ноября. Я работала до недавнего момента в одном крупном издании, работала достаточно допоздна – часов до 8-9. И часто приходилось так, что моему супругу, ввиду того, что детские сады у нас работают до 6 часов вечера, приходилось каким-то образом оставлять с кем-то ребенка на тот период времени, когда ему надо было решить дела. Поясню, бабушки-дедушки все далеко, поэтому часто выручали друзья, знакомые, посидеть с ребенком пару часов, пообщаться до тех пор, пока не освободится кто-нибудь из родителей. Обычно мы созванивались, кто первый из родителей освобождался, мы забирали ребенка, всегда этот вопрос решался достаточно спокойно. Ребенок общался, в McDonald’s где-нибудь сидели, в кафе, потом подходила мама или папа, и мы уезжали домой. В этот раз должно было получиться именно так. Мы договорились, что я заберу ребенка примерно в 7.30, было оговорено, что я подъеду на площадь Маяковского, и где-то в этом районе мы созвонимся с Викторией, которая согласилась побыть с Иваном, и заберу ребенка. В тот момент, примерно в 7 часов, мне позвонила Виктория и сказала, что ее с Иваном задержали рядом с Триумфальной площадью, не на акции, как она пояснила, а уже после того, как задержали всех участников акции. Причем она сказала, что она находилась рядом. То есть ни она, ни ребенок в митинге не принимали участия, что, собственно говоря, я считаю правильным, поскольку ребенка на такие акции, зная, каким образом они заканчиваются, никто никогда и не водил. Точнее, до тех пор, пока акции не заканчивались такими жестокими мерами, мы ходили, в принципе, на различные акции, в том числе, на правозащитные. Я брала как журналист ребенка с собой на акции, но это было до тех пор, пока это все не стало достаточно жестко. После чего такой практики не было, и понятно, почему, поскольку случайности бывают всякие. Виктория мне позвонила, сказала, что ее доставили в ОВД «Тверское».

Писпанен: Виктория сказала, где отец находился?

Аксенова: Виктория сказала, что отец задержан, она видела, как это случилось. Но она собиралась в этот момент идти с ребенком в «Ростикс» на площади Маяковского, где обычно она меня и дожидалась. Она мне позвонила и сказала, что они с ребенком в ОВД «Тверское». Я сразу же позвонила в ОВД «Тверское», в дежурную часть, мне ответил сотрудник дежурной части, что у них никого задержанных, доставленных нет. После чего я перезвонила еще раз Виктории и уточнила этот вопрос. «Вы в «Тверском»?» - «Да, мы в «Тверском». Я перезвонила еще раз в дежурную часть. В дежурной части мне сказали то же самое, что у нас никого нет, и бросили трубку. После чего все мои попытки дозвониться до дежурной части не увенчались успехом. Виктория отметила еще такой момент, что непосредственно на площади, когда она уже уходила, на нее показал сотрудник центра по борьбе с экстремизмом Алексей Окопный. С этим человеком я пересекалась, в том числе, и по профессиональному роду деятельности. В частности, например, год назад на акции на Триумфальной площади, когда я фотографировала, без ребенка, естественно, находясь при этом в служебном жителе, как все мы ходим на подобные акции в целях безопасности, этот человек непосредственно прямо поставил мне подножку, увидя и узнав. Такой эпизод был.

Писпанен: Вы считаете, что он узнал вашего ребенка?

Аксенова: Он не только знал. Иногда бывали такие моменты, когда он подходил на акции, делал резкие заявления, психологические какие-то вещи.

Фишман: Например?

Аксенова: Например, «Что вы по акциям все ходите?». То есть такие, в достаточно резком ключе. Но вот эпизод с подножкой я помню очень хорошо. Вика мне сказала, что на нее непосредственно этот человек показал.

Писпанен: После этого ее забрали?

Аксенова: После этого к ней подошел сотрудник полиции.

Фишман: Вы утверждаете, что этот человек знает, что этот ребенок – ваш?

Аксенова: Этот человек знает, что этот ребенок – мой сын, безусловно. Это очевидно. Потому что, когда я приехала в отделение милиции…

Писпанен: То есть вы все-таки, несмотря на то, что вам не сказали, что там находится ваш ребенок, вы поехали туда.

Аксенова: Да.

Фишман: Во сколько был ваш первый звонок в дежурную часть?

Аксенова: Где-то без 5 минут 7. Я поехала туда, по дороге я позвонила Александру Ильичу Музыкантскому, поскольку, зная, как это все происходит, объяснив ситуацию, сказав, что мой ребенок в дежурной части – мне ничего не сказали, но по моей информации, он находится там. Прошу такой момент отметить, что никаких звонков мне на протяжении того момента, пока я ехала до ОВД, не было, мне никто не звонил.

Писпанен: Вы не в метро ехали?

Аксенова: Я попыталась сначала доехать на машине, поняв, что пробки, где-то минут 20 я простояла в пробках, в итоге на Лубянке я зашла в метро и доехала до Пушкинской площади, до ОВД. Когда я ехала в метро, вполне возможно, какие-то звонки поступали, но прошло уже не меньше 40 минут. Когда я пришла в ОВД, дверь мне преградил автоматчик, сказал: «Ждите». Как только я попала внутрь, мне сказали: «Проходите». Первая реплика, которую я там услышала, это реплика господина Окопного: «О, Настенька злая прибежала». Естественно, я как мать прибежала злая, прибежала рассерженная, прибежала в безумных чувствах – конечно, бесспорно. Но то, что эта его реплика, это непосредственно говорит о том, что естественно, он знал.

Писпанен: А что говорит сам ребенок?

Аксенова: Сам ребенок говорит, что к ним с Викой подошел…

Писпанен: Он все-таки все время с Викой находился?

Аксенова: Да, он находился с Викой. Когда их доставили уже в отделение, их с Викой разделили, как она мне сказала.

Писпанен: То есть он один был?

Аксенова: С кем он был, он сказал, что были там три женщины. Кто эти женщины были? Я знаю, что была госпожа Панарина – это инспектор по делам несовершеннолетних, вторая женщина, которая находилась там, я так понимаю, была тоже инспектором, а кто третья – я, честно говоря, не знаю. Когда меня пустили к ребенку, естественно, ребенок меня узнал, кинулся ко мне обнимать, инспекторы сразу сказали: «О, мамин сын».

Писпанен: То есть потом отпустили ребенка?

Аксенова: Мне дали вот эту бумагу и сказали, что я должна ее подписать.

Писпанен: Краткое изложение – что там?

Аксенова: Это объяснение. Оно есть в интернете. У меня вопрос такой возник. Инспектор мне сказала, что «Я вам звонила», и в протоколе это указано, что она мне дозвонилась. «Мама сказала, что скоро приедет со своими документами». Но она мне не дозвонилась. Она мне сказала: «Я вам звонила, когда вы, наверное, шли».

Писпанен: Спасибо, у нас мобильные телефоны фиксируют все звонки. Давайте будем разбираться с другой стороны.

Костина: Давайте мы начнем с того, что позиции Общественного совета относительно отъема ребенка у оппозиционеров не существует. Вы где это взяли?

Писпанен: Интернеты пишут.

Костина: Уважаемые коллеги, в интернете пишут, что, например, госпожа Анастасия была изнасилована, а ребенок был избит. Вы были изнасилованы?

Аксенова: Нет.

Костина: Ребенок избит тоже не был. Уважаемые коллеги, давайте говорить о том, что вы можете подтвердить. Если вы имеете заявление Общественного совета или кого-то из его членов о необходимости отнять у Анастасии и ее мужа ребенка, предъявите его, пожалуйста, мне. Не можете, значит, вы сейчас произнесли в эфир заведомо посыл, который не соответствует действительности, не будем его обсуждать, хорошо?

Фишман: Договорились. Единственное, эту цитату, которую вы можете опровергнуть, чтобы этого не говорили, цитата такая: «Стоило бы изучить, не нарушены ли права ребенка и его родителей. В любом случае, мы будем держать ситуацию под контролем». Такие слова были произнесены.

Костина: Безусловно. Согласитесь, разница?

Фишман: Такие слова, которые я сейчас процитировал, произнесены были.

Костина: Да, в эфире «Коммерсантъ FM». На сегодняшний день, поскольку ситуация действительно резонансная и вызывает вопросы, как и многие ситуации, вызывающие вопросы, в Общественном совете формируется комиссия, которая это проверяет. Как недавно было с гибелью человека в ВВС. То же самое было сегодня. Высказался уполномоченный по правам ребенка в Москве Евгений Бунимович, с которым мы связывались, договорились о том, что он свое мнение тоже изложит в конце следующей недели, потом мне позвонил господин Музыкантский и высказал свое мнение относительно вашего поведения как родителя. Я его не буду комментировать, пусть он его выскажет сам. Сказал, что у него есть вопросы как к вашей семье, так и к полиции. Поэтому, в любом случае, в понедельник собираемся комиссией, начинаем изучать, опрашивать всех, кто в этом принимал участие. Во-первых, хочу сообщить – вы знаете бэкграунд девушки, с которой вы оставляли своего ребенка?

Аксенова: Я знаю, что эта девушка никогда ничего моему сыну плохого не делала.

Костина: Я сейчас не про плохое. Вы понимаете, что девушка, которая при подходе любого полицейского, она сама несовершеннолетняя, и при сверке ее с любой милицейской, полицейской базой, обнаруживается, что девушка сама находится в базе розыска. Она неоднократно бежала из дома, мама сама сдавала ее в приют, с ее слов.

Писпанен: Она чем-то опасна для общества?

Костина: Нет. Я процитирую вам показания девушки: «В мае я была в приюте, куда меня отправила моя мама, в котором находилась целый месяц. Отдала мама не знаю, почему. Из приюта я сбежала, мне там не понравилось. Сбежала на улицу, жила на Белорусском вокзале».

Писпанен: Но мы же знаем, что бывает.

Костина: Бывает. Давайте сначала. Идет несанкционированная акция. Абсолютное право каждого человека – принимать для себя решение, что он туда идет по политическим убеждениям. Он знает, что там может произойти потасовка, провокация, но он идет. Ребенок этого решения принять не может, вы принимаете его за него. Ребенок стоит не непосредственно внутри акции, он стоит сбоку. По показаниям девушки, стоявшей с ребенком, и ребенка самого, они фотографировали акцию, значит, они стояли недалеко.

Писпанен: А нельзя фотографировать?

Костина: Можно. Вы не передергиваете. Давайте я договорю весь текст, я же вас не перебивала. Стоит несовершеннолетняя, с ребенком, подходит наряд полиции в довольно опасном месте. Людмила Михайловна Алексеева, с которой я имела счастье работать в том созыве, всегда нам говорила, когда были столкновения: «А мы не несем ответственности за то, что происходит на Триумфальной площади». И это правда. Мы их не собираем, люди приходят сами. С какими намерениями – неважно. Подходят сотрудники полиции, спрашивают у девочки и у ребенка. Девочка поясняет, что она стоит с чужим ребенком, мама скоро приедет. Дальше она говорит: «Я больше с вами говорить не буду и ребенок тоже говорить не будет». Действия сотрудников полиции: стоит неизвестная посторонняя девушка, находящаяся сама в базе в розыске. Поставьте себя на их место.

Писпанен: Ставлю, у меня тоже есть дети. Вот ходит моя няня, например, с ребенком, проходит мимо Триумфальной. Она тоже не мать.

Костина: Виктория – не няня.

Фишман: Несовершеннолетний человек с ребенком.

Костина: Стоит девочка с ребенком, пояснить толком ничего не может, кроме того, что она здесь стоит в ожидании мамы.

Фишман: В чем заключается задача полиции в этот момент?

Костина: Задача полиции в этот момент – убрать ребенка с опасного места, доставить его в отделение и произвести объяснение.

Фишман: То есть задача полиции – выяснить, найти родителей.

Костина: Чтобы найти родителей.

Фишман: Вы это не сказали, вы сказали: убрать ребенка с опасного места, доставить его в отделение. Я просто цитирую то, что вы сказали только что.

Костина: А вы мне даете договорить. Когда говорила Анастасия, вы ее не перебивали.

Фишман: Продолжайте.

Костина: Сотрудники доставляют ребенка в отделение для того, чтобы выяснить, кто его родители, где они находятся. Дальше по показаниям. Я уже получила первый рапорт, мы будем его изучать. Она пишет, что по дороге в отделение милиции Виктория позвонила вам и сообщила о том, что мы едем вместе в отделение милиции. Они приехали в отделение милиции, где был произведен в соответствии с законом Российской федерации и законом о полиции и инструкцией должностной, которую я не буду цитировать, она длинная, опрос ребенка - согласно тем пунктам инструкции, которые здесь указаны. Кому интересно, можно это найти в интернете, сейчас заявление полиции есть. После этого были приглашены вы. Насколько я знаю, здесь мне надо ваше мнение, девушка Светлана, которая работала с вашим ребенком, утверждает, что этот документ-объяснение письменное она составляла в вашем присутствии.

Аксенова: Нет.

Костина: Неправда, хорошо. Поэтому вы и написали в объяснении, что вы отказываетесь его подписать. Скажите, пожалуйста, эта ваша расписка – вы в связи с чем ее написали?

Писпанен: А что в расписке?

Костина: В расписке в конце написано, что Анастасия претензий к сотрудникам ОВД не имеет. Почему то, что вы сейчас рассказываете, вы не написали, что вы имеете претензии?

Аксенова: Я поясню, хорошо. Когда я пришла в отделение полиции, на столе эта бумага уже лежала.

Костина: Хорошо, вы с ней не согласны. Вы сказали: «Я не согласна, не хочу подписывать».

Аксенова: Такой момент: напротив комнаты дверь была открыта, в тот момент, когда я пришла, там сидела Виктория и два инспектора…

Костина: Вы, правда, пришли с Музыкантским вместе?

Аксенова: Нет.

Костина: Он мне сказал, что пришел вместе с вами.

Аксенова: Видимо, мы пришли с ним практически в одно и то же время.

Костина: Вместе и одновременно – это разные вещи. Показания расходятся.

Аксенова: Когда я пришла туда, он мне позвонил, я сказала, что я только что зашла в комнату. Получилось вот так. Напротив комнаты постоянно стоял господин Окопный.

Костина: То есть стоит человек, который…

Писпанен: Это вы как раз уже будете разбираться в понедельник.

Костина: Я просто хочу, чтобы мне ответили, почему здесь не написано, что есть претензии.

Писпанен: Мне кажется, Анастасия ответила уже.

Костина: Нет, мне кажется, нет.

Аксенова: Я поясню. Сотрудницы – насколько законны их действия, я тоже думаю, что стоит разбираться. В тот момент я спросила у ребенка, не было ли каких-то эксцессов. Эта фраза обозначает именно то, что в данный конкретный момент, насколько это было законно – вопрос. В тот момент у меня к ним не было претензий, поскольку я видела, что с ребенком все в порядке.

Фишман: У меня есть вопрос, Ольга, наверное, к вам. Давайте еще раз сформулируем четко – в чем заключается цель полиции, когда возникает ситуация, и ребенок, с точки зрения полиции, бесхозный, его берет под свое крыло? В чем цель?

Костина: В данном случае цель была, в первую очередь, убрать ребенка с улицы, установить его родителей и передать обратно родителям, что и было сделано. Кстати, Викторию передать родителям, как вы знаете, не удалось.

Фишман: Вы иначе сформулировали свой ответ, нежели 5 минут назад. Вопрос, который следует из этого вашего ответа. Насколько, на ваш взгляд, протокол этого объяснения соответствует той задаче, которую вы сформулировали сейчас, а именно увести ребенка из опасного места и передать его родителям?

Костина: Зачитываю. По приказу МВД 26 мая 2000 года №569 об утверждении инструкции по организации работы подразделений по делам несовершеннолетних органов – это тот самый ПДН, которое опрашивало ребенка. Здесь написано: «При доставлении несовершеннолетнего необходимо: первый пункт – установить данные, характеризующие его личность, сведения о родителях или законных представителях, условия воспитания. Выяснить обстоятельства совершения правонарушения или обнаружения заблудившегося, подкинутого ребенка. Оформить материалы».

Писпанен: А правонарушение-то в чем было?

Костина: Правонарушения не было. Поэтому они следовали согласно пункту…

Писпанен: Потерявшимся он не был, он был с няней.

Костина: Они установили данные, характеризующие личность, сведения о родителях или законных представителях, условия воспитания, выяснили обстоятельства пребывания ребенка, связались, отдали матери.

Писпанен: Очень обывательский такой вопрос задам. Например, моя няня пошла гулять с ребенком, прошла мимо Триумфальной. Она вообще не знает, что происходит 31-го или 1-го числа на Триумфальной площади. Она идет с ребенком мимо, решили сфотографировать Маяковского. К ней подходит большой человек, в форме и говорит: «Так, пройдемте». Она, конечно, испугается.

Костина: Если у человека есть документы, обосновывающие его пребывание с ребенком, ему нечего пугаться.

Писпанен: У нее нет трудовой книжки, где написано, что она няня, например.

Костина: Ну и что? Она – взрослый человек, на попечении которого находится ребенок. А это был не взрослый человек, по законам Российской федерации, сам находящийся в базе розыска.

Фишман: Где следует из этого протокола, из этого объяснения, что задача полиции заключалась в том, чтобы быстрее отдать ребенка его родителям?

Костина: Михаил, в протоколе они не пишут задачу отдать родителям. Протокол оформляется согласно…

Фишман: Каким образом они связывались, где это происходило, каким образом? Пока мы знаем, что Анастасии не звонили.

Костина: Да, это мы уже установили, это будем выяснять.

Фишман: Почему так произошло?

Костина: Это очень просто установить, вы понимаете. Так же, как и есть видеокамера - когда и во сколько Анастасия заходила в здание, заходила ли она вместе с господином Музыкантским.

Фишман: Вы подозреваете, что это могло быть не так, и на самом деле первое действие сотрудников полиции заключался в звонке матери?

Костина: Во всяком случае, по моменту доставления они должны были переговорить с ребенком, чему препятствовала, кстати, Виктория, поэтому это затянулось. Она сказала: «Не говори ничего, Ваня», и Ваня молчал какое-то время. Их пришлось разделить, чтобы девочка не оказывала на него воздействия. Кстати, здесь написано: «Мальчик стал разговорчив, спокойно и ровно улыбаясь, рассказал о себе и своих родителях».

Фишман: Просто здесь этого в тексте никак нет.

Костина: Я не знаю, какой текст вы смотрите.

Фишман: В тексте – «У ребенка пытаются выяснять, чем занимаются его родители, и это занимает довольно много времени».

Костина: Я вам только что зачитала инструкцию, они обязаны выяснять условия воспитания.

Аксенова: У меня вопрос. Согласно этому документу, кто должен присутствовать при таком опросе ребенка.

Костина: Поясняю, что я сегодня уже поясняла господину Бунимовичу, и он со мной согласился. Коллизия состоит в чем? В том, что тиражируют сейчас СМИ, называется допрос ребенка. Допрос несовершеннолетнего – это процедура, происходящая в рамках уголовного или другого судопроизводства или следствия, которая предполагает, что ребенок является или свидетелем, или потерпевшей жертвой преступления. Тогда опрос ребенка действительно происходит только в присутствии законных представителей и даже адвокатов. Другая форма запрещена. У вас тут русским языком написано – объяснение.

Аксенова: Чье присутствие было помимо инспектора? Я знаю, ребенок мне сказал: было три женщины. Что за женщины? Откуда я знаю, что это за женщины?

Костина: Послушайте, вы оставили своего ребенка с посторонним человеком.

Писпанен: Это большая разница – оставить его знакомому постороннему человеку или когда его допрашивают непонятно кто.

Костина: Мы уже уяснили, что его не допрашивают, да? Во-вторых, мы уяснили, что это опрашивали не люди с улицы, а сотрудники правоохранительной системы. Вы считаете, что они не имеют права?

Аксенова: Я просто вижу одну фамилию.

Костина: Хорошо, мы установим. Мы же устанавливаем всех остальных. А что вы так реагируете на сотрудников правоохранительной системы? Они имеют на это право по закону.

Фишман: Вопрос не в том, что они имеют право, а в том, как они ими пользуются.

Костина: Они ими пользовались в данном случае совершенно адекватно.

Фишман: Пока для меня очевидно другое.

Писпанен: Хочу понять, что вы имели в виду. Цитирую: «Стоило бы изучить, не нарушены ли права ребенка его родителями». Что это значит?

Костина: В этом нет чуда. Если мы считаем для себя возможным, как общество, изучить, действительно не совершила ли полиция каких-то правонарушений в рамках отведенных им полномочий, то мы с таким же успехом имеем право проверить, почему ребенок оказался, в том числе, по инициативе родителей – как выяснилось, он сообщил, что он ходит постоянно на митинги с папой.

Аксенова: Он не ходит на митинги.

Писпанен: Давайте послушаем. Мы уже поняли – он был рядом просто с Триумфальной площадью. Но почему нельзя?

Костина: Есть такая фраза: «Курение – выбор взрослых». Вот когда ребенок идет на несанкционированный митинг…

Писпанен: Так он же не на митинг шел.

Костина: Подождите минуточку, он находился в зоне прохождения митинга, шестилетний ребенок.

Писпанен: Он был в зоне оцепления?

Фишман: Крайне неопределенная картина. Это с вашей точки зрения, видимо, так, вы, очевидно, защищаете…

Костина: Я никого не защищаю, я в настоящее время должна разобраться в этой ситуации, и на следующей неделе выдать ее.

Фишман: Пока вы выступаете правоохранительных органов, это абсолютно очевидно в этой ситуации.

Костина: Правоохранительные органы не нуждаются во мне, как в адвокате.

Фишман: Тогда тем более непонятно, почему вы это делаете.

Костина: И я не нуждаюсь в том, чтобы это делать.

Фишман: Я просто комментирую.

Костина: Мы начали с вами сюжет с того, что вы с самого начала задали тон ложной информацией. Давайте не будем друг с другом перебрехиваться, это не очень прилично. У нас есть две задачи. Задача №1 – выяснить, не превысили ли свои полномочия сотрудники полиции, действовали ли они в рамках закона, не нанесли ли они оскорбления семье и травму ребенку. Это задача №1, которой мы сейчас занимаемся с участием Бунимовича.

Фишман: Как далеко вы в ней продвинулись?

Костина: В настоящее время мы собрали объяснения с части сотрудников, которые принимали в этом участие. В понедельник мы встречаемся вместе с Музыкантским в ГУВД - в главном управлении МВД по Москве, как это сейчас называется, и опрашиваем тех, которые принимали в этом участие.

Фишман: То есть пока единственное, что вы установили – это что полицейские действовали в рамках своих полномочий. Но насколько целесообразно и законно они своими полномочиями на самом деле пользовались, вы это пока не установили?

Костина: Законно пользовались. Насколько это было целесообразно, будем обсуждать на следующей неделе. Теперь извините, у меня еще один важный момент. Я не вижу, Анастасия, в том числе, для вас ничего фатального в том, что, например, детский омбудсмен по Москве, как и господин Музыкантский, намерены проверить, насколько была обоснована необходимость вашей подруги не посидеть с вашим ребенком, например, у вас дома в это время, а постоять с ним около Триумфальной площади.

Писпанен: Я не могу понять, почему запрещено с ребенком проходить по Триумфальной площади, даже если там проходит митинг. Ну правда. У нас не запрещено это.

Костина: Знаете, в Петербурге люди трехлетним ребенком вперед груди бросались на ОМОН.

Писпанен: Знали мы это.

Костина: Наверное, они тоже имеют на это право.

Писпанен: Имеют – родители.

Костина: Безусловно. Здесь так можно договориться до много. Родители когда имеют право, все что угодно могут делать со своим ребенком? Если можно вот так бросаться на ОМОН, закрываясь трехлетним пацаном, то, наверное, можно.

Фишман: Насколько далеко, на ваш взгляд, может зайти изучение нарушения прав ребенка его родителями, как вы считаете?

Костина: Знаете, ни насколько далеко зайти не может по той простой причине, что, насколько я знаю, Анастасия, к вам органы опеки не пристают с этой темой, да?

Фишман: Какова ваша личная позиция по этому поводу?

Костина: Я думаю, моя личная позиция по этому поводу, что есть масса других способов выражения политического протеста, кроме использования в этой ситуации ребенка.

Фишман: Нет, по поводу нарушения прав человека его родителями, стоило бы изучить. У вас есть, наверное, ваша личная точка зрения по этому поводу. Какова она?

Костина: Я считаю, что при любом политическом протесте законом, или непринятым властями так ли иначе, ребенка от этих мест надо держать подальше.