Конституционный суд отбил судью у Следственного Комитета

Суханов: Темой нашего кофе-брейка стала информация, поступившая из Конституционного суда страны. Сегодня он на заседании провозгласил постановление, пожалуй, без судьи Сергея Панченко, указав, что привлечение судей к ответственности за вынесенный заведомо неправосудное решение возможно лишь после того, как оно будет признанно незаконным или необоснованным. Иначе говоря, наказать судью можно только после того, как его решение действительно будет признано неправильным, незаконным, ошибочным, лживым – я уже не знаю, какие слова тут можно подбирать. Как вообще вы к этой новости относитесь?

Мусаев: В общем, это не новость. Новостью была попытка Следственного комитета привлечь к ответственности судью, несмотря на то, что судебное решение не было отменено.

Суханов: Она, наверное, новость, но она – ожидаемая новость.

Мусаев: Ожидаемым, скорее, было, наверное, решение Конституционного суда. У нас в стране, в уголовном процессе есть такое понятие как преюдиция. Что это значит? Простым языком – если суд сказал, что чашка черная, если даже она белая, и это решение суда не отменено, то она считается черной. Судебное решение – неважно, по гражданскому делу или по уголовному – это такая святая святых, с которым ни один следователь спорить не может.

Суханов: Как часто в российской практике решения судей признаются неверными?

Мусаев: Неверными решения признаются каждый день по много тысяч штук. Но привлекаются к уголовной ответственности за заведомо неправосудные решения единицы. Признаюсь, не знаю ни одного такого прецедента.

Суханов: Это отличает нас от Запада в этом смысле?

Мусаев: Я думаю, что не сильно. Что касается судебных решений по уголовным делам, мы сильно отличаемся от Запада, потому что у нас ничтожно малое количество приговоров отменяется. Приговоры, как правило, обвинительные и, как правило, так в простонародье говорят – вышестоящие инстанции их засиливают. Чаще всего даже не меняют в нюансах.

Суханов: Получается, что российские судьи – их фактически трудно поймать за хвост, они практически не наказуемы в этом смысле.

Мусаев: Не вполне. Предположим гипотетическую… даже почему гипотетическую? Есть ситуация с судьей Панченко. Следователь пришел к выводу, что определенное решение было заведомо неправосудно. Вместо того, чтобы пытаться тут же возбудить уголовное дело, надо было изыскать возможность отменить судебное решение. Для этого в России есть куча инструментов, например, обжалование судебного решения в надзорной инстанции, которая де-факто не имеет никаких сроков, установленных законом. Еще есть такое понятие, как пересмотр судебного решения в связи с новыми обстоятельствами. Если следователь обнаружил таковые обстоятельства, можно было воспользоваться помощью прокуратуры или ответчиков, то есть представителей государства по делу о пенсиях, и таким образом, сначала оспорить судебное решение, отменить его в вышестоящей инстанции, добиться того, чтобы вышестоящая инстанция решила, что это решение было незаконным и необоснованным, а затем уже пытаться возбудить уголовное дело против судьи. Не то чтобы сегодняшнее решение Конституционного суда делает уголовное преследование судьи невозможным.

Суханов: Это специально такая сложная технология, или без этой сложной технологи в юриспруденции, в судебной практике не обойтись?

Мусаев: Без этого сложно будет гарантировать безгрешность судебных решений, вступивших в законную силу. А если каждый второй, в том числе, следователь и прокурор смогут говорить о том, что судебное решение состоялось, вступило в законную силу, но не является верным, то смысл судебного акта теряется.

Суханов: В вашей личной практике за последние годы судьи стали чувствовать себя более безнаказанными?

Мусаев: Боюсь, что в этом смысле ничто не поменялось за последнее время. Судейская корпорация – это очень дружная фирма, и случаи типа Панченко происходят в ней очень редко. Как правило, там круговая порука, так же, как и в системе следствия, прокуратуры, так же, как и в правоохранительных органах. Все неизменно и боюсь, что в ближайшее время не приходится ждать хороших новостей.

Суханов: То есть все хороши – и суды, и следствие, и адвокаты.

Мусаев: Адвокаты – не потому что я адвокат – стоят здесь несколько особняком, потому что они, как правило, в оппозиции ко всем остальным силам. Остальные же выступают от лица государства и, как правило, поддерживают друг друга. Я сказал – судейская корпорация, на самом деле, все это зачастую одна корпорация в рамках уголовного дела. С того момента как, например, оперативный сотрудник полиции кого-нибудь решил задержать, считается практически предопределенным – в 90% случаев, что этот задержанный будет осужден судом.

Суханов: Не могу не задать вам вопрос часа – изменилось ли ваше отношение к Владимиру Путину после вчерашнего интервью федеральным каналам?

Мусаев: Признаюсь, само интервью я не смотрел, потому что перестал смотреть их очень давно.

Суханов: Вопросов больше нет. Вы не обиделись, что я вас прервал? Если вы не смотрели, о чем говорить?

Мусаев: Нисколько. Единственное, я не смотрел именно потому, что на определенном этапе перестал их смотреть, поскольку ничто не меняется из года в год. Вроде как уже 10 лет вместе, ничто неизменно. Считать, что через 10 лет человек на старости лет изменится…

Суханов: На старости? Ну вы так тоже – на старости… сколько Путину?

Мусаев: Понятия не имею. Я знаю, что я его очень долго уже знаю.

Суханов: Он не такой уж старый, хотя некоторые из вас, друзья, пишут о том, что он постарел. Но это ваше личное мнение.