Константин Крылов: «Русский марш» – это не только кучка зигующих идиотов

Монгайт: Как вы оцениваете публику, которая пришла сегодня на «Русский марш»?

Крылов: Как очень разную. Собрались люди крайне разных убеждений. Туда даже лимоновцы пришли. Ничего, встроились в общую колонну. Были православные хоругвеносцы, были язычники, были национал-социалисты. Правда, национал-социализм у нас хиленький. Но при этом были вполне нормальные силы. Костяк «Русского марша» составили такие организации как ЭПО «Русские» - это Белов и Демушкин, Национально-демократическая партия – это мы, и еще ряд организаций, которые представляют нормальный русский национализм.

Дзядко: Не является ли вам очевидным, что в массовом восприятии и в средствах массовой информации запоминаются не те, кого вы называете нормальными русскими националистами, а люди в медвежьих шапках, зигующие подростки и православные хоругвеносцы?

Крылов: На этом «Русском марше», слава богу, куда-то исчезла большая часть фриков. Насколько я знаю, они пошли на Октябрьское поле. Очень многим от протестных мероприятий запомнились не представители партии «Яблоко» или ряды Навального, а несколько радужных флагов. Всегда запоминается что-то экстремальное. Другое дело, что любая такого рода вещь раздувается. Поэтому именно это и будут показывать, что весьма печально. Вы знаете данные «Левада-центра»,  сколько людей одобряли «Русский марш» полностью или частично в 2007 году и в 2013. Динамика положительна. Из этого я делаю вывод, что за зигующими идиотами люди наконец разглядели что-то нормальное и здоровое.

Дзядко: Почему вы тогда формируете колонны таким образом, что идет отдельно колонна «зигующих идиотов»?

Крылов: В любом массовом мероприятии, которое выходит за пределы узкой «тусовки», приходят люди, которые будут что-то изображать, особенно, если это кому-то надо. Например, полиция не должна была по идее пропускать людей с определенной символикой. Каково же было мое удивление, когда я увидел эту символику, которую кто-то пронес. Возникает вопрос, а с чего бы вдруг? Точно так же я на любых «Русских маршах» видел такую сцену: стоит несколько корреспондентов вокруг одного-двух людей с закутанными лицами, и дальше эти товарищи начинают вскидывать руки, при этом того же корреспондента на большую колонну людей, которые этого не делают, и у них лозунг «Русский – значит трезвый», то это им неинтересно. Это наводит на мысли. С другой стороны я вижу, что ситуация все-таки исправляется, по крайне мере, до людей доходит, что мазать всех черно-коричневой краской уже не получается.

Монгайт: Не может быть, что в обществе стало просто больше этого черно-коричневого оттенка?

Крылов: Что такое этот самый пресловутый фашизм? Согласно учебникам, по которым я учился, фашизм – это тоталитарная идеология, направленная на установление жесткого режима с фюрером во главе. В России что-то такое даже сейчас и есть. А чего хотят русские националисты? Отмену репрессивных статей законодательства, прежде всего, 280-282, демократизацию политической жизни, разные политические партии, нормальные выборы и нормальный парламент. Это фашизм? Нет. Сейчас общество в целом наконец начало проникаться подлинными демократическими ценностями, иначе не было бы зимней революции.

Монгайт: То есть вы видите, что «Русский марш» - это голос демократии?

Крылов: Это один из голосов демократии.

Дзядко: По вашим ощущениям, эти растущие цифры в социологических опросах – это «зигующие идиоты», или эти люди идут к «нормальным» русским националистам?

Дондурей: Мне кажется, происходящее в последнее время – это предупреждение общества и власти по поводу того, что радуйтесь, что пришло 6 тысяч, а не 4 миллиона, которые могли прийти только в Москве. Сейчас в Москве 8% поддерживают идею «Россия для русских», и 40% готовы поддержать тех, кто вышел с их лозунгами. Это серьезный идеологический вызов с 90-х годов. Он пока еще неосмыслен, пока нет еще концепций, что стоит за этим, что будет дальше. Мне кажется, это ответ на идеологическую пустоту в обществе. Целый ряд идей, предлагаемых властью и не властью, не срабатывает. Это говорит о том, что общество движется в поиске врагов. Американцы не проходят, бизнес не проходит. Мне кажется, это послание власти господина Навального, который тоже неслучайно обратил внимание, что «Россия для русских» - это 66% по стране и в Москве 80%, а либеральные – меньше 20.

Монгайт: Пока по Люблино гуляли националисты, в Кремлевском дворце состоялся торжественный прием, посвященный Дню народного единства. Впервые на мероприятие были приглашены президиумы двух советов – Совета по правам человека и Совета по культуре. Почему вас позвали именно в этот день, как вы считаете?

Дондурей: Мне кажется, на президента произвела впечатление последняя встреча с ним в сентября, поэтому он неслучайно нашему совету поручил концепцию амнистии. Все мероприятие в Кремле сегодня было попыткой спрятаться от проблемы. Там все было по лучшим советским образцам. Чукча, русский, татарин, еврей, Кобзон завершает. Было видно, что «смысловики» страны не знают, что делать.

Монгайт: А «Русский марш» обсуждали?

Дондурей: Конечно, нет. Говорили о том, что нас спасет русский язык и нужно его держаться.

Крылов: А был язык именно русский или российский?

Дондурей: Русский, российского нет уже несколько месяцев. Когда министра спрашивают, кто он по политическим убеждениям, он говорит «Я русский». Это крупнейший вызов. Это говорит о том, что нет подходов, нет концепций. Сегодня это было видно. Это же противостояние цивилизаций. Неслучайно ситуация в Москве почти в полтора раза хуже, где заработная плата в два раза выше, чем в стране, которая богаче всех территорий до Берлина по заработкам. В самой успешной, благорасположенной к людям территории возникает такой враг и такая ценность. Что бы ни говорил господин Жириновский, зарубежные враги не проходят.

Монгайт: Вы верите в идею народного единства?

Крылов: Оно есть. Наша власть добилась, хотя и несколько парадоксальным способом, народного единства. Это потрясающее достижение партии «Единая Россия» и путинской администрации. Они объединили много разных людей в одном – в нелюбви к себе. Если в этом году сойдутся несколько людей разных убеждений – либерал, националист, левый и общественник и начнут разговаривать. Несколько лет назад они бы быстро переругались, а сейчас они могут и не переругаться, потому что начнут все ругать власть, говорить о фальшивых выборах, о том, что партия «Единая Россия» надоела и т.д. Что такое день 4 ноября? Это день, в который из Кремля были выгнаны те, кто там сидел и считался законной властью.

Дондурей: Говорить, что вся страна разлюбила телевизор, но есть исследования, которые показывают, что неподавляющее большинство ненавидит власть, совершенно другие приоритета, связанные с ЖКХ, но люди жаждут картин мира, моделей, как это устроено. Где мы живем, что ждет моих детей, что будет дальше?

Дзядко: Ответы на эти вопросы вы слышали сегодня в Кремле?

Дондурей: Нет, потому что никто не обсуждает, что граждане не принимают рыночные отношения, не принимают основы конституции.

Дзядко: А в московском районе Люблино вы слышали ответы на эти вопросы?

Дондурей: На этой акции то ли фрики, то ли скоморохи предупреждают, что все серьезно, что скоро это будет очень значимо.

Крылов: Кроме фриков и скоморохов там были люди, которые сформулировали требования «Русского марша», которые были в конце зачитаны. Там было много всего, в частности, демократизация политической системы, возвращение свободы слова, собрания, союзов, отмена пресловутых статей, заканчивая темами бизнеса.

Монгайт: Кому вы их зачитывали?

Крылов: Это предназначалось для всех. Должен был быть митинг, но он сорвался из-за тяжелых погодных условий. Но важно, что требования есть и будут нами тиражироваться. Это совокупное мнение оргкомитета «Русского марша», и вы о нем услышите. Мы постараемся, чтобы эти требования были услышаны и выше.

Дзядко: Вы их понесете в приемную администрации президента?

Крылов: Я вряд ли буду приглашен туда в личном качестве, но я думаю, что будет кому туда прийти, и бумажка туда ляжет. Но политические требования националистов будут услышаны, иначе, как было сказано, будет что-то другое, гораздо худшее.