Колизей в аренду

Римский Колизей оценили всего в 25 миллионов евро. И на 15 лет отдали в пользование частному предпринимателю. Так решило правительство Италии. Впредь всю прибыль от памятника римской культуры будет получать Диего Делла Валле, владелец обувной марки Tod's и футбольного клуба "Фиорентина". Правда, при одном условии — если вложится в его реконструкцию.

Решение Сильвио Берлускони уже вызвало негодование профсоюзов, которые обещают в суде оспорить передачу Колизея на откуп частным инвесторам.

Правительство Италии намеревалось реставрировать Колизей ещё в прошлом году, но из-за кризиса в бюджете для этой цели так и не отыскалось средств. Поэтому правительство обратилось к частному бизнесу.

Обувной магнат Диего Делла Валле, кстати, был не единственным претендентом на Колизей. Свои услуги предлагал японец Юзу Яхи, компания которого занимается импортом итальянских тканей и одежды. Однако Сильвио Берлускони предпочёл соотечественника.

Японскому бизнесмену в качестве утешительного приза предлагают право на реконструкцию пирамиды Цестия, древнеримского мавзолея, который нуждается в очистке мрамора от микроорганизмов, укреплении фундамента и других важных работах.

Уже известно, что реконструкция Колизея обойдётся как минимум в 25 миллионов евро. При этом, согласно условиям контракта, ремонт должен продолжаться не более двух-трёх лет; пока не известно, будут ли в это время пускать туристов на территорию. Нужно будет очистить стены, обновить ограду, оборудовать новую систему безопасности и смонтировать более современную подсветку. Что получит за это Диего Делла Валле? Уникальное право на использование изображения Колизея в коммерческих целях, право на товарный знак "Друзья Колизея" и возможность разместить над входами амфитеатра логотип Tod's.

Нужно заметить, что в Европе продажа либо долгосрочная аренда памятников архитектуры — довольно распространённая вещь. Франция в прошлом году сообщила, что продаст более 1700 старинных зданий, чтобы покрыть государственный долг. Венеция примерно тогда же решила продать несколько дворцов, в частности, Палаццо Дьедо и Палаццо Градениго. Впрочем, за примером далеко ходить не надо: недели не прошло с тех пор, как российский олигарх Алишер Усманов купил в Санкт-Петербурге так называемый Шереметьевский дворец.

Шереметьевский дворец — один из нескольких памятников архитектуры, которые питерское правительство собирается передать в частные руки. В списке также значатся, к примеру, гостиница "Астория" и особняк Кочубея на Конногвардейском бульваре. Власти Санкт-Петербурга уверяют, что все они будут продаваться со всеми необходимыми обременениями, которые зафиксированы в официальных документах. То есть, по замыслу питерских чиновников, новые собственники памятников не только их восстановят, но и будут заботиться о сохранности интерьера и экстерьера, и за судьбу дворцов Санкт-Петербурга не стоит опасаться.

Но вот, к примеру, в конце февраля с аукциона продали дворец великого князя Михаила Михайловича Романова за 520 млн рублей. Знаете, как называется новый собственник здания? "ООО "Дворец великого князя Михаила Михайловича Романова". Зарегистрирована фирма в том же здании менее, чем за месяц до торгов, уставный капитал общества — 10 тысяч рублей. Вот и гадай: позаботится ли этот собственник о сохранности интерьера и экстерьера.

Можно ли в Москве передать что-нибудь в частные руки на европейский манер: чтобы владелец восстановил какой-нибудь особняк 19 века и устроил там гостиницу? Cоветник руководителя "Москомнаследия" Николай Переслегин сообщил, что правительство столицы давно бы радо это сделать, но очень мешает несовершенство российских законов. Например, чтобы открыть гостиницу, положено, чтобы при ней была автомобильная парковка. В центре парковки можно строить только под землёй, а любое строительство на территории памятника архитектуры — незаконно.

Об использовании памятников архитектуры в коммерческих целях поговорим с Натальей Самойленко, заместителем генерального директора Благотворительного фонда Владимира Потанина, руководителем программы "Меняющийся музей в меняющемся мире".

Дмитрий Казнин: Наверное, главный вопрос, это будет ли наш бизнес, который берет и будет брать то ли в аренду, то ли вообще покупать себе памятники архитектуры, архитектурно ответственным, как у нас принято говорить теперь? Архитектурно ответственный бизнес – я ввожу новый термин прямо сейчас.

Наталья Самойленко: Прекрасный термин. На самом деле, дело ведь в том, а есть ли в нашей стране некие службы, которые готовы за исполнением закона.

Ольга Писпанен: А пустят ли эти службы туда после того, как это купит какое-нибудь частное лицо?

Самойленко: Об этом даже говорить смешно. Если есть государственная служба, которую по закону не пускают на архитектурный объект, то тогда, естественно, ничего не работает. Я была в Италии, в Палаццо делла Моране, это под Винченцей, и была не только в парадных апартаментах дворца, а была на кухне, и это одно из самых сильных впечатлений. Оказалось, что поскольку это действительно памятник архитектуры, расписанный, расписанный Тьеполо, он стоит на охране, там живут в течение многих лет владельцы этого дворца, так вот оказывается, что на кухне нельзя установить посудомоечную машину, и нельзя установить кондиционер, потому что атмосфера должна сохраняться такая же, как в 17 веке. Ты хочешь владеть прекрасным дворцом, но будь добр исполняй жестко правила обременения.

Казнин: Ну, за Колизей-то мы тоже не переживаем.

Писпанен: За Колизей мы не переживаем, мы переживаем, конечно же, больше за "свои" дворцы, которые находятся, например, на территории Санкт-Петербурга. Я, например, в одном из них была – Аничков дворец. Прекрасное совершенно архитектурное строение, очень хорошо смотрится с Невского, тем более, что к 300-летию его там подшпаклевали, но как только я вошла внутрь, вот тут-то у меня и защемило сердце, потому что были просто жутчайшим образом разбиты все красоты внутренние для того, чтобы провести кабели, присобачить кондиционер, еще что-то сделать, кофе-машину там к фреске пристроить…

Самойленко: Здесь вопрос в том, что должен работать не только закон, должны работать службы, которые отвечают за исполнение этого закона. Но коллизия-то в том, что если дворцы необитаемы, они ведь тоже разрушаются. А то, что касается Колизея, то, если честно, меня кое-что тоже пугает. Я зимой была в Венеции и впервые увидела, что в этом городе часть памятников архитектуры затянуто огромной рекламой. Несколько лет назад в Венеции реклама могла располагаться только на мусорных урнах и больше нигде, и это был город прекрасный именно тем, что там нет не только автомобилей, там нет рекламы. А сейчас, поскольку не хватает средств, и памятники архитектуры реставрируются на частные деньги, то им взамен этого дают возможность помещать на главных зданиях Венеции свою рекламу.

Писпанен: Вернемся в Россию. Какова судьба здесь таких частных, если можно их так назвать, дворцов. Как мы видим, Усманов купил неделю назад дворец, я думаю, еще вскроется скоро некоторое количество бизнесменов, которые приобрели в собственность какие-то памятники архитектуры.

Самойленко: Я бы перебросила сейчас шар в другую сторону. Дело в том, что в мире существует несколько типов владения наследием, и, помимо передачи непосредственно новым владельцам, например в Великобритании существует замечательная организация "Нешнл Траст", это национальный траст, благотворительная организация, созданная еще в начале 20 века. Это организация, которая договаривалась с владельцами, которые не могут поддерживать дворцы, и они передавали им дворцы, усадьбы, небольшие виллы, с тем, чтобы в этих зданиях находились музеи, но с особыми совершенно условиями. Таких музеев я нигде в мире больше не видела, потому что хранитель такого музея должен находиться там 24 часа в сутки, он там должен жить, то есть это живое здание, но там все поддерживается с точки зрения сохранения наследия.

Писпанен: В Европе очень много таких дворцов и вилл, которые оживили заново, и там живут, разводят кур, уточек…

Самойленко: Частично эти здания передаются для туризма, можно снять там какие-то виллы, какие-то комнаты, но при этом это все действительно происходит под каким-то очень жестким, но человеческим контролем. Все делается для того, чтобы не было мртвой атмосферы музея, где ничего нельзя потрогать руками, а создается ощущение, что вы гость в доме.