Хороводы на Красной площади закончились в автозаках

Павел Лобков: Илья, вы были на площади с самого начала. С чего все начиналось?

Илья Васюнин: Достаточно удивительная акция, в том смысле, что мы привыкли к тому, что достаточно жестко разгоняют участников «Стратегии-31» на Триумфальной площади. Но туда приходят бывшие нацболы, сторонники Лимонова, «Другой России» - в общем, закаленные в боях бойцы, знающие на что идут.

Лобков: Профессиональные революционеры, можно сказать.

Васюнин: Профессиональные активисты, я бы немного снизил пафос. Они знают на что идут и понимают, что, скорее всего, их будут задерживать. Акции эти не согласованы и все знают, что происходит. Сегодня пришлю люди, которые, наверняка, были на Болотной, на Сахарова, на больших разрешенных митингах.

Лобков: Да пол-Москвы там побывало, как минимум.

Васюнин: Тем не менее, это были разрешенные акции. Это были люди, которые не собирались бунтовать и устраивать массовые беспорядки и тому подобное. Неожиданным было то, что люди пришли воскресным днем с белыми ленточками и вдруг начались такие массовые задержания. Не думаю, что кто-то ожидал этого. Никто не провоцировал милицию, как это бывает на каких-то других акциях. Никто не держал плакатов, почти ничего не скандировали.

Лобков: В общем, Илья, вы подумали по-журналистски что это рутинное и скучное мероприятие, с которого нужно уезжать как можно скорее, потому что и так все понятно.

Васюнин: Нет. В общем, все было достаточно радостно, но это не было похоже на те акции протеста, к которым мы привыкли. Снимать мне помогал Андрей Петров. Мы выходили в прямой эфир оттуда, когда все только начиналось и люди водили хоровод напротив Иверской часовни. В какой-то момент просто появился автобус и полицейские стали подходить к людям, которые там просто стояли. Уже после того, как покружились в хороводах. Просто подходили к людям и отводили их в автобус. В случае, когда кто-то начинал сопротивляться, его просто туда «затаскивали». Но большинство просто стояло. Удивительно, что - если сравнивать с другими акциями - обычно задерживают активных участников, то здесь - совершенно спокойно стоящих себе людей.

Лобков: И всегда видно по чинам сотрудников полиции. Если они готовятся заранее, то есть ожидается какое-то серьезное силовое противостояние, то обычно там присутствуют майоры, подполковники и даже полковники. Кто был здесь в основном?

Васюнин: Здесь было большое количество самых разных людей: было много людей в штатском - так называемых сотрудников по борьбе с экстремизмом.

Лобков: И ФСО, может быть.

Васюнин: Нет, скажу сразу, что вряд ли ФСО будет курировать такие вопросы. Нет, здесь были внутренние войска МВД, были люди, которые занимаются политическими акциями, то есть смотрят - они ходят со специальными камерами, по которым их довольно легко узнать, поскольку камеры у всех одной модели. Были также генералы и люди, следившие из припаркованных поблизости машин.

Лобков: Кирилл, насколько я понимаю, у вас произошла другая история - на Новом Арбате, около здания Министерства обороны?

Кирилл Гончаров: Да. Сегодня 1 апреля и стартовал весенний призыв и «Молодежное Яблоко» выступало против весеннего призыва. Мы ратуем за контрактную армию и наша акция была приурочена, прежде всего, именно к этому.

Лобков: Что вам там инкриминировали?

Гончаров: Там получилась комичная ситуация: нам амнистировали то, что изначально предъявляли. То есть, вначале сотрудники полиции грозились статьей 20.2.

Лобков: Что это за статья?

Гончаров: «Участие в несанкционированной акции протеста». Но после проведенных трех часов в отделе полиции, сотрудники решили нам амнистировать, причем они засунули глубоко в стол составленные на нас протоколы и сказали: «Ребята, идите гуляйте». Хочу пояснить: у нас была театрализованная акция протеста. Это не та «акция» в традиционном смысле этого слова: у нас не было ни плакатов, ни транспарантов, ни кричалок. Единственное, что у нас было - это торт, на котором были нарисованы призывники, которые уже были покалечены и два довольных генерала, которые этим пользуются.

Лобков: В чем заключались ваши действия?

Гончаров: Дело в том, что нашей задачей было пройти по Старому Арбату, собрать как можно больше денег на военный билет и отнести его, вместе с праздничным тортом, Министру обороны Сердюкову.

Лобков: И вы, конечно же, его на рабочем месте нашли.

Гончаров: Нет, есть приемная, которая открыта в любой день абсолютно. Нашей целью было собрать как можно больше денег и по пути, буквально пройдя 50 метров, нас скрутили сотрудники полиции, как обычно не предъявив претензий и не представившись.

Лобков: Вас я могу поздравить, Кирилл. Вы, по крайней мере, здесь. Наш оператор Андрей Петров тоже уже освобожден. По-моему он написал объяснительную записку. По крайней мере, он едет в студию и мы узнаем, что с ним произошло на самом деле и почему выпустили только его одного.

К нам присоединяется Сергей Пархоменко. Сергей, ждали ли вы такого поворота этой акции?

Сергей Пархоменко: Какого именно поворота?

Лобков: 30, 35, 40 - разные цифры задержанных.

Пархоменко: А, поворота в этом смысле. Это, я бы сказал, от непонимания что делать. Я, признаться, несмотря на воскресенье, потревожил некоторых джентельменов, с которыми познакомился пока вел разные переговоры минувшие три месяца.

Лобков: В мэрии.

Пархоменко: Да, в мэрии, в московском ГУВД и так далее. Вот как-то воспользовался телефонами. У всех выходной, все говорят «Не знаю, это, кажется, не мы. Это, по моему, эммм, ну, в общем, не знаю».

Лобков: Если не они, то кто еще?

Пархоменко: А кто их знает: то ли они, то ли комендатура московского Кремля. На самом деле, штука заключается в том, что, по-моему, нельзя ставить персонал в такие ужасные условия. Нельзя господ военных, в погонах, превращать таким образом в каких-то цирковых клоунов. Когда они вынуждены закрывать непонятно что, непонятно зачем и непонятно от кого и их не снабжают никакими членораздельными пояснениями на этот счет. Им, по всей видимости, не объясняют, что надо говорить и они вынуждены нести какую-то ахинею.

Лобков: Дело в том, что один поэт, которого мы с вами прекрасно знаем, высказал сегодня любопытную точку зрения о том, что вообще впереди у нас весна. И в Москве у нас множество яблонь, груш, слив - все они зацветут белым цветом.

Пархоменко: Ну а что делать? Ладно, с меня можно снять ленточку, значок. Но если я иду в расстегнутом пальто, а у меня там белая рубашка. Они что, снимут с меня рубашку?

Лобков: Николай, скажите, пожалуйста, где же все-таки пролегает грань между флешмобом, санкционированным митингом, то есть митингом, на который нужно получать санкцию и митингом, на который не нужно получать санкцию? На «Белое кольцо» вы санкцию не получали, тем не менее ни одного задержанного не было. В Белорусии две недели назад - ни одного задержанного. Николай, где же пролегает законодательная грань?

Николай Полозов: Законом «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях» довольно четко определено когда идет какое-то массовое мероприятие, попадающее под него и когда проходит, скажем так, флешмоб.

Лобков: В законе нет слова «флешмоб»?

Полозов: Да. Поэтому он никак не регулируется.

Лобков: Ну а сегодня что было?

Полозов: Я не видел там каких-то плакатов, наглядной агитации и лозунгов.

Васюнин: У нас сейчас есть возможность посмотреть видео, на котором люди водят хоровод.

Лобков: Может быть здесь есть какая-то криминальная составляющая.

Васюнин: Вы видите, как люди собираются. Это было в самом начале. Вот белые цветы, опять же, как классифицировать? Вот люди, которые привязывали белые ленточки на Воскресенские ворота. А этот хоровод - вот как его классифицировать?

Полозов: Здесь, на самом деле, все просто. У нас есть Конституция, которая имеет прямое непосредственное действие со своих статей на нашу жизнь. Все остальные законы обязаны подчиняться Конституции. Если по Конституции граждане имеют право мирно собираться, в том числе и водить хороводы, то вот эти действия сотрудников полиции, которые мы наблюдаем, совершенно незаконны. То есть выхватывать людей за элементы одежды, на улице, и сажать из в автозаки и потом фальсифицировать доказательства - писать в рапортах, что они выкрикивали лозунги и так далее, что сейчас постоянно происходит.

Лобков: А можно мы сейчас немножко помолчим и послушаем шум с камеры - может, там все-таки есть лозунги.

Васюнин: Вы сейчас видите человека, которому стало плохо. У него начался эпилептический припадок и хорошо, что там дежурила скорая. Когда его схватили полицейские, он упал и, видимо, потерял сознание. Его зовут Дмитрий. Я потом подходил к нему, с ним все хорошо.Я не знаю, будет ли он предпринимать какие-то действия против милиции, но это вот к вопросу о том, в каком ключе действовали сотрудники полиции.

Лобков: Я многократно бывал и на Пушкинской площади, когда были действительно организованные акции и кричали разные лозунги и в адрес Путина, и в адрес Центризбиркома и так далее. Скандировали. И там, Николай, согласитесь, могла быть некая составляющая, которая позволяла бы сотрудникам полиции задерживать.

Полозов: Если происходит какое-то скандирование, если есть средства наглядной агитации в виде плакатов, заявляются четкие какие-то требования, то, безусловно, это может попадать под действие закона о митингах. С другой стороны, когда люди собираются с ленточками поводить хороводы - это точно не попадает под этот закон. Иначе бы у нас на любой детской площадке людей просто бы хватали «пачками», если они больше 3-х собираются, и увозили. Поэтому вопрос, на самом деле, достаточно сложный, потому что существует целый полицейско-судебный конвейер, который, по сути, работает на одно из принятых решений. То есть принимается на каком-то среднем звене решение, что сегодняшнюю акцию, которая будет проходить, прекращать или дать ей пройти спокойно. А дальше и полицейские, и суды - они обслуживают исключительно это принятое решение. К законности это никакого отношения не имеет.

Лобков: Извините, что перебью. Сегодня с нами обещали связаться председатель общественного совета при ГУВД Ольга Костина, московский омбудсмен Александр Музыкантский и член Общественной палаты и глава Комитета по правам человека Александр Брод. Они обещали с нами связать и выйти в эфир, но почему-то сейчас их телефоны оказались недоступны. Сергей, как вы объясните это? Музыкантский сказал, что ему нечего сказать по этому поводу.

Пархоменко: Ну да. Потому что есть какой-то абсолютно внепроцедурный, внезаконный - назовем вещи своими именами - начальник, который дает команду, а дальше ему все равно как, собственно, она исполняется.

Лобков: Неужели этот начальник - Путин?

Пархоменко: По моим предположениям, это, скорее всего, ФСО. Особенно когда речь идет о каких-то околокремлевских территориях. В ФСО находится человек, который говорит: «Пусть не будет» - закрывают. В какой-то момент он скажет: «Пусть будет» - откроют. Но штука заключается в том, что огромное количество людей - профессиональных полицейских, юристов, людей в погонах, без погон - оказываются вот в этом идиотском положении. Мне кажется, что это просто так не пройдет. Это мы как-то иронически это все разглядываем и мы, так сказать, дразнимся, как многим, может быть, кажется. Хотя, на мой взгляд, это вещь достаточно серьезная, но, может, кто-то со стороны скажет, что это такой «троллинг», как говорят в интернете. Но я думаю, что для профессиональных людей, которые оказываются в таком унизительном положении людей, которые, там, не могут ответить за свой собственный поступок, не могут его объяснить, не могут сказать, что они здесь делают, не понимают логики получаемых приказов. Мне кажется, что для них - это серьезно. Я просто подошел там к нескольким полицейским, стоявшим вокруг исторического музея. Они чувствуют себя нехорошо. Должен вам сказать - не знаю по какой такой аналогии - но я вспоминаю 1991 1993 год.

Лобков: Извините, мы просто письмо через Интерфакс получили по поводу задержания Андрея Петрова. «Пресс-служба столичной полиции сразу же связалась с редакцией телеканала» - я здесь сегодня с 12 утра - « установила все его данные» - он не глухонемой, мы это увидим на записи. «Связалась с редакцией телеканала». На самом деле, у нас заняло примерно час связаться с госпожой Алексеевой, чтобы получить от нее 25-ти секундное объяснение. Значит, с нами связались. Он, оказывается, «ни в момент задержания, ни находясь в автозаке, ни позже в отделении он не сообщил, что работает в СМИ» - до этого у нас была прямая трансляция с ним из автозака, но очевидно он, как положено 1 апреля, общался с инопланетянами. «Дежурный по отделу узнал, что молодой человек является журналистом от пресс-службы столичной полиции» - господа, у нас крот. "Полиция в очередной раз обращается к журналистам с просьбой своевременно сообщать о своем статусе и работать согласно закону о СМИ. Надеемся на плотное взаимодействие и взаимоуважение в совместной работе" - пишут нам через агентство «Интерфакс». Нам, телеканалу ДОЖДЬ.

Васюнин: Я тоже попадал в полицию. Это было буквально 5 числа - это была акция на Чистых прудах. Могу сказать, что ОМОН действительно не смотрит никакие документы. По крайней мере на тот момент, то есть до известно письма главы московского ГУВД Колокольцева, где он обстоятельно просил не задерживать журналистов, а, наоборот, всяческим им помогать. Но это выглядело таким образом, что надо просто успеть достать карточку. Если ты не успел показать пресс-карту, то потом, уже в автобусе, никто разбираться не будет. Но в отделении уже все сразу встает на свои места - никто не хочет связываться с журналистом. Переписали - отпустили.

Лобков: Но меня поразило здесь абсолютное искажение фактов.

Васюнин: Ну, пресс-служба работает так, как может. По поводу всей ситуации: понятно, что перекрыта площадь была заранее и это, конечно, потрясающая реакция. То есть закрыть Красную площадь. Я просто видел людей, которые приезжали из других городов погулять по площади и оказалось, что главная площадь на замке. По поводу разгона: здесь не понятно, действительно, на каком уровне принимается решение. Насколько я понимаю, когда перед каким-нибудь начальником среднего звена встает вопрос разгонять-не разгонять, он принимает решение исходя из ощущения того, что «вот сейчас не разгоним, а потом мне скажут, что там было что-то не так и потом придется отвечать, расплачиваться и тому подобное». Мы знаем ситуацию с Манежной площадью, когда тоже думали разгонять или нет и в итоге все это вылилось в беспорядки.

Лобков: Сергей, сегодняшняя акция строилась по тому же принципу, что и «Белое кольцо»? То есть не было организатора, который бы нес ответственность.

Пархоменко: Я не знаю в точности, как она строилась. Это вообще отдельная забавная история, потому что у акции этой появился инициатор и такой, собственно, хозяин под названием «движение «За честные выборы». Еще несколько дней назад тому назад пошла информация в разного рода новостях - у вас тоже это было - что, вот, движение «За честные выборы» призывает и так далее. Кто есть это движение «За честные выборы» осталось совершенно непонятным.

Лобков: А кто эти люди?

Пархоменко: Я не знаю.

Лобков: Это не вы?

Пархоменко: Это точно не я. Можно посмотреть кто был администратором этого события в Facebook, но и здесь я не уверен, что эти люди являются инициаторами этого. Это же делается чрезвычайно просто: услышал - понравилось - а событие уже есть такое? Нет? А давай я заведу. Завел, все. Это занимает ровно 3 минуты.

Лобков: А «Белое кольцо»?

Пархоменко: Та же история абсолютно. И пешее «Белое кольцо» на Садовом, и разнообразные автомобильные «кольца» на Садовом - не имеют никакого инициатора, хозяина и владельца.

Лобков: То есть это что, кристаллизующаяся самосистема?

Пархоменко: Да. Это, на самом деле, очень интересные вещи. Это такого рода сетевые акции, которые совершенно глупо называются «флешмобами». Флешмоб это абсолютно другая вещь. Уже в современных словарях можно найти и посмотреть что это слово означает. Оно означает театрализованную, заведомо бессмысленную, эпатажную акцию.

Лобков: Прежде всего рассчитанную на съемку.

Пархоменко: Да. Но здесь у всего этого есть смысл, есть некое послание, которое передается участниками, в данном случае, власти, государству. Это особенно касается, например, большого «Белого круга». Это никакой не флешмоб. Мы присутствуем при чрезвычайно любопытном рождении акций нового «интернетовского» поколения, которые образуются из самой среды коммуникаций. Понятно, что у каждой из них всегда есть человек, который когда-то это придумал, но имя его навсегда исчезает в этих «волнах» и, в общем, остается неважным. Просто если идея оказывается хорошей - появляется достаточное количество людей, которые этой идеей увлекаются. А дальше это развивается как «снежный ком».

Лобков: Илья, когда вы делали первые репортажи сегодня, мне показалось, что какой-то протестный импульс исчерпался и что придет очень мало народу и власти отреагируют очень мягко. Думал, что это будет очень мудро с их стороны перед инаугурацией. А получился вот такой вот ...

Васюнин: Я объясню. Это, скорее, не протестный потенциал. То есть речь о другом. Есть первый импульс и тогда начинает что-то происходить. Я поговорил сегодня с актером Алексеем Девотченко, который, собственно, всегда поддерживает подобные инициативы. И он сказал: «Ну а почему люди не могут прийти в выходной день, собраться, «почувствовать локоть» товарища, условно говоря, и просто обсудить какие-то темы, которые могут быть важны?». То есть в том-то и дело, что это не протест, а новая форма коммуникации. Это другое.

Гончаров: Я соглашусь с предыдущими коллегами, которые сказали, что действительно есть такая ситуация, что люди не хотят уходить с улицы. Я часто сталкивался с людьми, которые впервые приходят на акцию протеста, а их задерживают и, не объясняя причину задержания, им пишут пресловутую 20.2 и вызывают в суд. И это становится катализатором к дальнейшим действиям, к развитию уличного потенциала. Поскольку люди напрямую сталкиваются с несправедливостью, с незаконным задержанием, и у них появляется еще большее желание выходить на улицы и требовать соблюдения конституционных прав.

Лобков: Сергей, а сегодня в разговорах с вашими высокопоставленными собеседниками из органов, вы им говорили о том, что это как-то провоцирует дальнейшую эскалацию событий?

Пархоменко: Нет. Вы знаете, я не стал их учить жизни, они все взрослые, серьезные и профессиональные люди и они без меня отлично это понимают. Но я просто вижу их реакцию. Реакция их растерянная, я бы сказал недоуменная. Они не понимают, что с ними делает начальство. Это кончится нехорошо, потому что нельзя таким образом дразнить профессиональных людей. Мы же понимаем, что на этом все не кончится. Сейчас начнется эта игра: «А давайте закроем Арбат. А теперь, давайте закроем Лубянскую площадь» и так далее. А дальше выяснится, что есть много фальшивых акций такого рода, когда в Facebook они есть, а в реальности их нет и так далее. Я чувствую, что мы станем свидетелями того, как теперь в это играет много народу, с разными задачами, с разной степенью эффективности и с разной степенью юмора. Между тем, это довольно серьезно. Между тем, это означает, что вот в этих странных формах сегодня протекает политическая жизнь. Это и есть некоторый разговор сегодня между гражданами, ну, во всяком случае - между жителями российской столицы и государством, силами правопорядка. Он протекает вот в таких каких-то полунеприличных формах.

Лобков: К нам присоединился герой сегодняшнего дня - Андрей Петров. Поздравляю вас, во-первых, что вы журналист от пресс-службы МВД.

Андрей Петров: Да?

Лобков: Да. Вы как-то не идентифицировали себя и не сказали, что вы журналист.

Петров: А меня не спросили.

Лобков: В специальном послании к нам специальные службы ГУВД сказали, что только в отделение мудрые следователи установили, что вы журналист. А до этого вы ничего не говорили о себе, вы не говорили кто вы. Личность ваша не была установлена. С нами связались - мы подтвердили вашу личность. Хотя этого ничего не было. Расскажите все-таки как вы попали в автозак?

Петров: Так же как и все остальные - случайно.

Лобков: Вы при этом снимали, у вас была камера на плече?

Петров: Нет, у меня был в руках телефон и все это было снято на телефон. В 3 часа дня мы с Ильей Васюниным выходили в прямой эфир.

Лобков: Но все было тихо и спокойно.

Петров: Да, все было тихо и спокойно. Потом началось какое-то «мессилово».

Лобков: Скажите, передающая система и ноутбук у вас были тоже в руках?

Петров: Конечно, да. Я просто с рюкзаком ходил.

Лобков: К нему еще прилагается белый модем. То есть вас сложно было перепутать, там, со студентом.

Петров: Да. Особенно розовый микрофон просто нереально спутать с чем-то другим, не с ДОЖДем.

Лобков: То есть вы явно не шли из магазина.

Петров: Явно, да.

Лобков: Ну, оставим это на совести полиции. Тем не менее, почему выбрали именно вас? Мы видели, что избирательно оказывались люди в автозаке.

Петров: Я не могу сказать, чем руководствовались сотрудники полиции при задержании, потому что там были абсолютно разные люди. Одну женщину два раза роняли и почти топтали. Я просто помню, когда меня затаскивали, женщина в белом упала и ее кто-то потоптал. Просто все очень стихийно происходило.

Лобков: У меня все-таки абсолютно первоапрельский вопрос. Я прошу прощения, я-то тут сижу в тылу, а вы были на передовой. Вы совершенно спокойно развернули передающую аппаратуру и выходили из автозака в прямой эфир.

Петров: Да.

Лобков: То есть сотрудникам полиции было абсолютно все равно, что они взяли журналиста, который в прямом эфире передает из автозака и к тому же берет интервью у задержанных? То есть вы развернули аппаратуру и к вам с дубинками никто не подошел?

Петров: Нет. Вот вы были когда-нибудь в автозаке?

Лобков: Да.

Петров: Там просто нет места.

Лобков: Но иногда бывает, что заходит туда дядька-сержант и всем там ужасно грозит или, там, обыскивать начинает.

Петров: У нас достаточно расслабленная обстановка была в автозаке. Никто ни о чем не переживал.

Лобков: А вы знали, куда вас повезут?

Петров: Нет. Никто не знал. Даже сами сотрудники полиции, которые нас доставляли, тоже не знали, куда нас повезут. Нас продержали около полутора часов у ОВД «Красносельское», прежде чем сотрудниками полиции было предложено дать ксерокопию паспорта или хотя бы записать данные на бумажке, чтобы нас не «брали».

Лобков: Как сообщает сейчас ГУВД, вы требовали выдать вам справку о задержании.

Петров: Да, я требовал.

Лобков: И что они сказали вам?

Петров: Они сказали, что не могут мне ничего дать. Я спросил, что, может, нужно написать заявление какое-нибудь, на что они ответили положительно. Я написал заявление, но не знаю, что будет дальше.

Лобков: Николай, правильно ли поступил Андрей и что в таких случаях нужно делать? Можно ли как-то засвидетельствовать - вроме видеокадров - все, что с ним происходило? Можно ли какие-нибудь официальные объяснения потребовать от полиции?

Полозов: Безусловно. Действия полиции обжалуются в прокуратуру. То есть журналист, если его задержали, его редакция подготавливает заявление в прокуратуру. Прокуратура проводит соответствующую проверку. Сами полицейские не могут расследовать свои преступления. После того, как будут установлены какие-то факты, к заявлению лучше приложить копии видеозаписей, фотоснимков, если таковые есть. И они должны дать официальный ответ. Официально приносить извинения.

По фрагменту видно, что задержание происходит довольно произвольно, то есть выхватывают людей не только с какими-то опознавательными знаками.

Лобков: А перед тем, как задерживать, они должны поинтересоваться чем-нибудь?

Полозов: По закону «О полиции», сотрудник полиции, во-первых, обязан представится, указать свою должность, звание и фамилию. Во-вторых, он должен объяснить гражданину причину его задержания, как минимум. А так же разъяснить права. Когда у нас была реформа, говорили, что сотрудники полиции должны носить бэйджи с указанием должности, звания, фамилии и так далее. Но с момента принятия закона, никаких бэйджев у них нет и это всегда неопознанные сотрудники.

Лобков: То есть как марсиане. Правильно сказал один из задержанных: «Меня похитили сотрудники МВД».

Полозов: Да, так и есть. По сути, их действия - это похищение. По идее, нужно уголовные дела возбуждать на каждого полицейского.

Лобков: А куда писать заявления в таком случае?

Полозов: Можно с службу собственной безопасности, можно - как поступили ваши коллеги - непосредственно Колокольцеву и можно в прокуратуру. Это основные такие шаги. Все равно, в случае признаков преступления, это все передадут в прокуратуру.

Лобков: Скажем, за превышение должностных полномочий.

Полозов: Безусловно. То есть они по закону «О полиции», тот объем имеющихся и них обязанностей и прав существенно превышают.

Лобков: Должны ли они были выдать какую-то справку Андрею, что он был задержан? Потому что писали, что такой формы не предусмотрено.

Полозов: Действительно, формы справки не предусмотрено, но по письменному заявлению начальник отдела может любую справку, которую напишет задержанный. Другой вопрос, что они могут в течении месяца отвечать на эту заявку. Здесь такой момент тоже есть. Но если в конечном счете они ничего не ответят - здесь уже повод задуматься об их нарушениях.

Лобков: Андрей, вы собираетесь дальше, с помощью, допустим, Николая, или других адвокатов все-таки получить объяснение и требовать некой сатисфакции от органов внутренних дел?

Петров: В целом, что-то делать можно, но я не уверен, что из этого что-то хорошее может получиться. Потому что у органов внутренних дел очень странная система: когда они узнали, что я журналист и вообще имею отношение к СМИ, они сразу замешкались. И тут же выяснилось, что в автозаке было еще 2 или 3 журналиста.

Полозов: Все придет к тому, что просто представители СМИ будут ходить в бронежилетах с большими белыми буквами «ПРЕССА». Я думаю, что сотрудники полиции хотят этого.

Лобков: Благодарю вас за участие в нашей программе.