Каринна Москаленко: американские власти пытались угомонить усыновителей российских детей

По всей видимости, на этом все разговоры о возврате ребенка в Россию к его биологической матери – о чем неоднократно говорил детский омбудсмен Павел Астахов – закончатся.

А мы обсудили эту тему с нашей гостей, адвокатом Каринной Москаленко. Она обратилась в ЕСПЧ для защиты прав тех американских родителей и российских детей, которые уже познакомились, но не успели пройти процедуру усыновления через суд, так как им помешал закон Димы Яковлева.

Казнин: Вы обратились в ЕСПЧ для защиты прав тех американских родителей российских детей, которые успели познакомиться, но…

Москаленко: … прошли всю процедуру знакомства, привыкания, но решения суда не состоялось по чисто техническим причинам.

Кремер: Сколько сейчас таких семей?

Москаленко: По-моему, 19 групп заявителей, каждую группу составляет потенциальный отец, потенциальная мать и ребенок, но есть и неполные, где только матери.

Кремер: В каком состоянии сейчас эти дела находятся?

Москаленко: Вначале делу было присвоено особый такой статус…

Кремер: Кем?

Москаленко: Европейским судом. Было применено 40-е правило, которое позволяет суду в очень краткие сроки коммуницировать дело. Коммуницировать – значит, поставить вопрос российскому правительству. Мы полагаем, что ответы российского правительства должны были поступить и, наверное, поступили 18 февраля в Европейский суд, кстати, эта дата очень печально известна. Вы сейчас упомянули о судьбе одного погибшего ребенка, именно в этот день, когда истекал срок ответа российского правительства, зачем-то была пущена вот эта некрасивая сплетня о том, что очередного несчастного младенца….

Кремер: Ну, потому что это случилось раньше…

Москаленко: Да, это случилось раньше, но именно 18 февраля, когда России надо было отвечать на эти вопросы, для чего-то была пущена эта сплетня. Некрасивая, с моей точки зрения. Тем не менее, через некоторое время мы обратились в Европейский суд дальше с просьбой о том, чтобы делу была применена другая норма, правило 41 – о приоритетном рассмотрении этого обращения. В настоящее время мы можем сообщить, что эта просьба удовлетворена. Потенциальные родители, усыновители просили о применении немедленных мер, но Европейский суд, конечно, немедленные меры принимает очень редко.

Кремер: Эти потенциальные родители сколько раз встречались с этими детьми?

Москаленко: В ответе российского правительства указано в отношении одной из наших заявительниц, что она только один раз встретилась. Никто не встречался один раз. Это всегда обязательно целая серия встреч. Причем, если потенциальные родители приезжали, они встречались и утром, и вечером в течение 5 дней. Потому некоторые родители приезжали дважды, трижды, встреч было много, и более того, когда они уезжали, оставались фотографии и у родителей, и у детей, как они проводили вместе время, как они обнимаются, целуются. Это очень трогательные снимки. И каждый день должны были показывать эти снимки: у вас есть родители, они скоро за вами приедут. Представляете, какая психологическая травма!

Казнин: Все-таки встречи и фотографии – это эмоции. Для суда, наверное, это не является решающим аргументом.

Москаленко: Конечно, здесь еще и заключение тех органов, которые отвечают за этот процесс. И это положительный, обязательно положительный отзыв о том, как сложились эти взаимоотношения. Если такого положительного отзыва нет, то, конечно, у усыновителей нет и никаких надежд.

Казнин: Я хочу понять, есть ли перспектива у этих дел? Ведь формально есть закон…

Москаленко: Сложный вопрос…

Казнин: Да, ведь со стороны Российской Федерации тоже будет, есть уже, видимо, человек, который представляет интересы…

Москаленко: Да, безусловно…

Казнин: И он просто, ссылаясь на закон, на его принятие, и на то, что не было решения суда вынесено, просто может юридически опровергнуть все эти факты.

Москаленко: Я уже неоднократно говорила, что вмешательство в право на семейную жизнь может диктоваться не только правильным применением закона, хотя закон тоже может быть оценен с точки зрения его качества, но еще и легитимных целей такого вмешательства, и абсолютной необходимости такого вмешательства  в демократическом обществе. Если  всех этих трех критериев нет, то, конечно, у моих доверителей очень большие шансы на выигрыш этого дела. Но почему этот вопрос очень сложный: а что принесет в действительности позитивное решение Европейского суда? Только компенсацию тех огромных затрат, которые понесли семьи? Они не об этом пекутся. Они боятся, что дети подумают, что их предали. Этих детей не пускают к родителям, и они боятся, что  дети почувствуют себя опять обманутыми – вот самая большая проблема.

Кремер: Скажите, каким образом американские власти участвуют в этих процессах?
Москаленко: Создается впечатление, что американские власти никак пока не обозначили своего участия. У них вообще есть такое право: вступить в порядке третьей стороны в процессе. Правда, есть формальные проблемы для этого, но они преодолимы. Более того, все мои доверители говорят о том, что американские власти старались их как-то угомонить, успокоить, сказать, что ведутся переговоры  и не надо никаких жалоб. Но эти усыновители все-таки обращаются…

Кремер: То есть ваши доверители пытались как-то обращаться за помощью к своим властям?

Москаленко: Да, и те пытались вести какие-то дружественные переговоры именно в интересах детей, потому что в этой ситуации очень жаль этих родителей, которые комнатки приготовили, которые приготовили весь курс лечения, они об этом рассказывают в своих жалобах…

Кремер: А сколько из этих детей тяжелобольные?

Москаленко: Большинство тяжелобольных, скажем, одна девочка из Санкт-Петербурга – не буду называть, конечно, это все конфиденциально, и мы просили суд аббревиатурами пользоваться –  ничем не больна, но она происходит из семьи ВИЧ-инфцированных, и там есть и другие неизлечимые заболевания. И сколько ни предлагали этого ребенка российским усыновителям, никто не соглашался. Поверьте, это только те дети, от которых не просто многократно, а действительно несколько десятков раз отказывались российские усыновители.

Кремер: Было ощущение, что сейчас начнется какая-то кампания по срочному усыновлению детей, которые не уехали в Америку. Об этом несколько раз заявляли.

Москаленко: Да-да, вплоть до того, что распределяйте этих детей куда попало, и быстрее…Это очень тревожит наших заявителей.

Кремер: Что вам об этом известно? Эти дети сейчас где?

Москаленко: Есть сведения по Волгограду, что там творится просто что-то такое…

Кремер: Это дети, по поводу которых обратились ваши заявители?

Москаленко: Да, совершенно верно.

Кремер: Их уже кто-то усыновил?

Москаленко: Есть сведения, что вовсю идет этот процесс предложения, и это очень нас тревожит, потому что тогда, если даже будет позитивное решение, во что мы верим, и на что надеемся, ничего, кроме компенсации, не получится. Но дело в том, что этих детей, скорее всего, и не возьмут. У некоторых срок истекает, после которого они будут переданы в другие учреждения. Это дополнительная травма. Я надеюсь, что этого не допустят. Знаете, что меня настраивает на позитивный лад? Мои доверители готовы в один день отозвать все свои жалобы из Европейского суда, национальных российских судов, потому что до сих пор многие жалобы проходят свой апелляционный период. Недавно не состоялось две апелляции – это то, о чем я знаю, может, их гораздо больше было, отложено на майскую дату, вдруг внезапно. То гнали: будем рассматривать без усыновителей, приехали ли, не вовремя ли их оповестили, неважно, все равно рассмотрим. А вот сейчас доводы моих коллег, которые ведут эти дела на национальном уровне в Москве, вдруг сработали. И в Московском областном регионе отложили дела на май. Надеюсь, что здравый смысл все-таки возобладает, и мы не будем портить детям жизнь и лишать их такого замечательного шанса лечения и ухода.