Как шестилетний мальчик лишил чести и достоинства московскую полицию

Арно: Расскажите, пожалуйста, в чем суть иска? Вам уже прислали какую-то официальную бумагу?

Казнин: Или вы знаете об этом?

Аксенов: Я ничего не получал. Но поскольку я слежу за событиями, поскольку это все относится ко мне, к моим детям, то естественно, я знаю о словах Ольги Костиной до деталей, и знаю о намерении подать иск, но никаких деталей нет. Видимо, надо верить госпоже Костиной. Я так понимаю, она ведущая сила в этой истории, судя по всему. И она сказала четко, что Окопный передаст какие-то материалы, центр «Э» передаст материалы в правовое управление МВД, и уже потом этот иск будет как-то сформулирован юристами, он будет подан.

Казнин: То есть, ну все-таки, вы понимаете, что вам будут предъявлять?

Арно: Клевета?

Аксенов: Я косвенно понимаю, потому что большой интерес прессы к этому вопросу, и пресса связывается не только, естественно, со мной, но и, например, с Костиной, которая дает какие-то комментарии…

Казнин: Чем обидели Окопного?

Аксенов: Из того, что я услышал, речь идет о защите чести и достоинства и деловой репутации. Особенно последние слова мне очень любопытны. Видимо, тот факт, что я обвинил Окопного, конкретно капитана, в том, что он инициировал задержание моего ребенка, вот это и будет предметом рассмотрения иска. Это вот из сегодняшнего дня так выглядело.

Казнин: Зачем вы привели на площадь ребенка 6-летнего? Ведь вы понимали, что там будет происходить, прекрасно знали.

Аксенов: Да. Я объясняю коротко. Во-первых, мы провинциалы в Москве. Не надо думать, что у нас есть бабушки, дедушки. У нас этого нет ничего - я, мама Ивана и Иван, собственно говоря. Поэтому мы вынуждены как-то жонглировать ребенком, имеется в виду, когда кто-то может, он с ним находится, либо мама, либо я. Если нас ждут какие-то приключения, назовем это так, то следует ребенка защитить. Я это делал всегда в течение всех 6 лет. Это первый случай такой. Я всегда оставлял ребенка с кем-то. Так я сделал и в этот раз. Я оставил его с девушкой, с няней, фактически, по сути. Меня уже обвинили, мол, откуда у меня деньги…

Арно: Не совершеннолетнюю.

Аксенов: Ей 16 лет, она учится в школе, но она как бы близка нашей организации, поэтому она за ним присматривает не в первый раз, и даже не в 10-й, и они находились всегда в стороне. Они ходили в «Ростикс», кушали «Хэппи Милс», там не знаю, чего покупали. Но в этот раз, вот они попали в поле зрения вот этого человека по имени Алексей Окопный, который терроризировал девушку несколько недель последних, о чем я знаю еще до этой истории. Ну, просто она еще юная девушка.

Арно: Что значит терроризировал?

Аксенов: Объясняю. Его профессиональная работа - бороться с экстремизмом. Экстремизмом называется любая политическая оппозиционная деятельность. Мы - объект его разработки. Поскольку я взрослый дядя 40-летний, со мной сложно как бы, а с девушкой 16-летней, как я предполагаю, ему легче. Другими словами, человек пытается расшатать человека психологически. Он ее оскорблял (она мне рассказывала), то есть, когда он ее видел, он ее оскорблял, давил психологически. Это матерый человек.

Арно: Подождите, он не в первый раз он ее видел там?

Аксенов: Не в первый раз.

Арно: То есть, он ее конкретно знал?

Казнин: Она тоже в организации.

Аксенов: Она близка к организации. Формально она не может входить с 18-ти лет, но она близка - у нее там молодой человек.

Казнин: Они стояли на площади?

Аксенов: Нет, они были в стороне от площади, потому что всегда так было. Акция прошла…

Арно: Но, тем не менее, она принадлежит, собственно, к движению?

Аксенов: Объясняю. Ее знали в лицо. Когда акция прошла, когда мы все оказались уже задержанными в автозаках, после этого она подошла чуть ближе и стала фотографировать, в том числе этого Окопного.

Казнин: И у нее еще за руку был мальчик.

Аксенов: У нее был мальчик, да. Окопный очень не любит, когда его фотографируют. Он оперативник, ему не надо вот этого лишнего, и он нервно среагировал. Он просто показал, видимо, не подумав, он показал сотрудникам полиции на них пальцем и те их задержали. Все.

Казнин: Но вы здесь не видите, что она все-таки сделала это зря, имея на руках мальчика маленького? Она должна все-таки следить за ним.

Арно: Имея мальчика как прикрытие, можно вообразить.

Аксенов: Дети ходят в школу одни. Давайте до 18-ти лет в институт на первый курс сопровождать их.

Арно: Подождите. Давайте разберемся. Смотрите, если бы у вас была няня, которая бы не состояла в организации, а пошла бы прекрасно в парк Горького в момент Триумфальной площади, ничего бы не случилось.

Аксенов: Обычно в «Ростикс» они ходили.

Арно: Хорошо, обычно в «Ростикс», не важно.

Казнин: Сидели бы в «Ростиксе».

Аксенов: Через дорогу. Окопный не дотянется.

Арно: Но, тем не менее, эта девушка, несмотря на юный возраст, состоит в организации, и присутствовала непосредственно вблизи проводящегося несанкционированного митинга.

Аксенов: Вблизи, но не на акции. Но не на акции!

Арно: И мало того, еще провоцировала, так сказать, людей, которые не хотят, своими фотографиями. В данном случае она считала, что если она с ребенком, то к ней не подойдут?

Аксенов: Откуда вы знаете, что она считала. Это жизнь.

Казнин: Предполагаем.

Аксенов: На мой взгляд, на мой взгляд, ситуация видится предельно просто: акция прошла - они не участвовали. Если бы это не были личные отношения оперативника, который к ней имел какие-то, видимо, виды, может быть, завербовать ее хотел, и если бы это была не она, этого бы не было. Этого бы не было! Он мне говорил в отделении: «У тебя нет сына больше». То есть, это уже чуть позже. Эта ситуация мне ясна абсолютно. Что касается «терроризировал» (вы спрашивали, что это означает), на мой взгляд, фраза типа «еще раз меня сфотографируешь - я тебя задушу» – это является терроризированием, это страх определенный. Ей 16 все-таки, с ребенком она может находиться, на мой взгляд.

Арно: Ну, если она в 16 лет состоит в такой организации, она должна быть, к сожалению, готова в данной стране…

Аксенов: Вот она и готова. Она и готова. Она улыбается, смеется, и отказалась оклеветать меня под давлением. Отказалась дважды.

Казнин: Вы готовы к суду?

Аксенов: Я готов к суду, я считаю, что нашему обществу очень нужно, чтобы у этой истории, помимо гуманитарного и этического момента, существует еще аспект… Вообще, что такое центр «Э»? Начнем с этого. Кто-нибудь знает что это? Я-то знаю. Если центр «Э» хочет судиться, и чтобы выяснился этот вопрос… Я знаю что это такое - это называется тайная полиция, раньше называли так. Если они хотят говорить о первопричине этой истории, а первопричиной этой истории является, безусловно, запрет на часть акций оппозиции по 31 числам. Мы же подавали заявку, у нас там был всего лишь пикет на 30 человек. Зачем они пригоняют космонавтов? Зачем вся эта история? Им надо было просто согласовать акцию, и не было бы проблемы. Но они не делают этого.

Казнин: Сергей, скажите, но ведь это прецедент - полиция подает в суд к члену запрещенной организации.

Аксенов: Вовсе нет. «Другая Россия» не запрещена, она не зарегистрирована.

Казнин: Не зарегистрирована, прошу прощения.

Аксенов: Не зарегистрирована. То есть, для государства мы не существуем.

Казнин: Но обычно все-таки, заканчивается тем, что задерживают, потом отпускают или не отпускают и так далее. То есть, в какие-то такие официальные отношения не вступают, особенно люди, которые борются с экстремизмом из того же центра «Э», или все-таки нет?

Аксенов: Это их решение. Я с таким раньше не сталкивался. Они предпочитали тайно действовать. То есть, они угрожали людям. Вот эта история с Червочкиным Юрой, когда они…Я его хоронил! Когда оперативники, подчиненные этого самого Окопного, он тогда служил в Подмосковье, они убили нашего парня. Я считаю, что они убили. Или по их инициативе. Мы их подозреваем до сих пор, потому что парню обещали проломить голову, и проломили голову - он умер. Когда мы хоронили его, они лезли своими этими камерами оперативными прямо в могилу. Я видел это, я был на похоронах. Понимаете?! Это было 4 года назад. После этого он как бы бравирует, представляется в отделениях, когда людей задерживают, приходит и говорит: «Я - убийца Червочкина». Я знаю мать Червочкину Надежду, то есть, мне ясно предельно. Раньше они старались не светиться. Почему они приняли такое решение? Вы знаете, может быть, мое предположение, возможно, Окопного никто не спрашивает, возможно, это месть корпорации МВД за всю их корпорацию, что называется. Как вот (проброс чуть в сторону) история с Матвеем Крыловым, который облил прокурора. Та же Генпрокуратура, видимо, какое-то унижение испытала, и давит. Есть такая вещь как корпоративная солидарность.

Арно: Последний вопрос. 31 декабря вы Ваню тоже возьмете на Триумфальную?