«Я недооценивал уровень опасности»: экс-глава московского штаба Навального об объявлении в розыск и преследовании других соратников политика

Степанов предполагает, что объявление в розыск может быть связано с «санитарным делом». «Мне назначили год ограничения свободы, из которого 6 месяцев домашнего ареста, и мне еще 5 месяцев нужно отбывать. При этом я ходил во ФСИН, они говорят: мы вас не можем поставить на учет, нам не пришли документы», — сказал он. По его словам, быть причастным к экстремистской деятельности — это не то же самое, что быть в списке экстремистов. «Есть разные грани экстремизма, суть одна — Путин не хочет, чтобы в России были независимые политики», — заявил Степанов.

Олег, я вас приветствую!

Здравствуйте!

Как вы относитесь к тому, что сегодня вы были объявлены в розыск? Что это вам говорит о ситуации в России и о вашей личной ситуации?

В моей личной ситуации вряд ли что-то драматически изменится, но я обратил внимание на два аспекта. Во-первых, на то, что сегодня день Олегов. Олег Навальный, я и еще Олег, который был координатором штаба в Казани, три Олега сегодня объявлены в розыск, есть в этом что-то комичное. Но, я считаю, меня немножко недооценили, мне даже не поставили фотографию. У них там есть фотографии, у одного из паспорта, у другого просто какая-то стильная, хорошая фотография, а у меня, как вы продемонстрировали, просто дата рождения. Я думаю, что без фотографии сложно найти человека, и хотел бы, чтобы они ее поставили туда, в конце концов.

Подождите, а зачем это делается, в чем задача, по-вашему, Олег?

Слушайте, доподлинно мне неизвестно, потому что меня о розыске никто не уведомлял, у меня нет информации. Я подозреваю, что это, видимо, связано с «санитарным делом», это самая вероятная гипотеза, потому что мне назначили год ограничения свободы, из которого зачли семь месяцев домашнего ареста, мне еще пять месяцев нужно отбывать. При этом я ходил во ФСИН, и мне сказали: «Мы не можем вас поставить на учет». Я говорю: «Ну как же так? Поставьте!». Мне говорят: «Нет, нам не пришли документы». Я говорю: «Так давайте я вам привезу эти документы, черт возьми! Что это за детский сад? У меня уже вступило в силу решение суда, а вы не можете меня поставить на учет».

В чем интрига? В том, что зачитываются эти дни, не с момента вступления в силу срок исчисляется, а с момента постановки на учет. То есть я несколько месяцев после того, как в октябре вступило в силу решение, просто ходил.

И ждали.

Да, я говорил: «А запреты-то мне надо соблюдать?». Они говорят: «Смотрите, у вас есть вступившее в силу решение суда». Я говорю: «Ну и что? Вы меня не ставите, мне же ничего не капает». Они говорят: «Ну да». Я говорю: «Если я на шашлыки поеду в Московскую область?». Они говорят: «Сейчас мы вам ничего не сделаем». «А потом?» ― «А потом приходите, посмотрим». То есть такое, немножко угрожающее, я не знаю.

Я так понимаю, Олег, что вам намекали, как многим другим, на самом деле, на то, что у вас есть отличная возможность выехать из страны, и вы ею воспользовались, не так ли?

Да, да, все верно. Но я изначально недооценивал риски, и мой отъезд был связан не с тем, что я считал, что я в большой опасности, потому что у меня была точка зрения, что если бы уж меня хотели посадить, меня бы точно посадили, у меня есть уголовное дело как бы, по которому я признан.

У меня просто изначально был план, как вы знаете, в этом году я избирался в Государственную Думу, но меня сняли с выборов, не дали зарегистрироваться после выдвижения и вообще открыть избирательный счет. Но еще когда я это все планировал, еще в 2020 году я думал о том, что если я не смогу избраться по любой причине, мне нужно сделать паузу и поехать, немножко продолжить образование за рубежом, у меня такая была давно идея.

И когда ФСИН отказался меня ставить на учет, я понимал, что это все идет на ноябрь, на декабрь и так далее, я понимал, что я просто не успею заняться поступлением, потому что буду в России, не смогу выезжать, буду отбывать этот срок, и решил выехать на несколько лет. Все равно же мы пойдем в ЕСПЧ, там будет пересмотр дела, если все нормально, как раз пройдет срок, когда мне нельзя избираться, я доучусь и вернусь. Но сейчас я выехал, и буквально через две недели задержали Лилию Чанышеву, арестовали, и многих других моих коллег в декабре, и я понимаю, что, в общем, недооценивал уровень опасности. Я бы, наверно, в любом случае уехал, потому что оставаться для меня было бы безрассудным, к сожалению.

Олег, а пример, например, Фатьяновой как-то повлиял на ваше решение?

Я раньше уехал.

А, вы раньше уехали, я вас поняла.

Да, да. Мы с ней обговаривали, она долго колебалась, как и я, у нас такая очень сложная точка зрения, что мы ни при каких обстоятельствах не хотели уезжать, но…

Да, я помню, вы говорили в нашем эфире, собственно, мы с вами беседовали.

Да, поступила новая информация, как говорится.

А где вы, если это можно уточнять?

Слушайте, я в розыске, что я буду уточнять? Я так скажу, я сейчас достаточно много езжу по разным странам, в этом месяце был в четырех.

Что ж, большое вам спасибо! Будете ли вы пытаться опротестовать как-то, в завершение спрошу, не знаю, что-то с этим делать, какие-то юридические принимать меры?

Смотрите, если это связано с «санитарным делом», то у нас сейчас кассация, то есть третья инстанция, потом будет четвертая инстанция, Верховный суд, потом мы пойдем в ЕСПЧ, то есть принципиально ничего не меняется. У меня нет стопроцентной уверенности, что мой розыск связан с «санитарным делом», поэтому первое, что я сейчас буду делать, ― это свяжусь со своим адвокатом и буду пытаться, попрошу ее уточнить, собственно, почему я в розыске и так далее. Если это связано с экстремизмом, это более тревожная штука.

Потенциальным экстремизмом, вы не признаны лично экстремистом и террористом.

Вроде и да, и нет, потому что есть же решение суда о признании штабов экстремистской организацией.

По штабам, да, но в этом списке…

Я даже персонально упомянут, это стало основанием для снятия, и суды это потом подтвердили, что я лицо, причастное к экстремистской деятельности. Это не то же самое, что быть в списке экстремистов или быть признанным, осужденным, в общем, есть разные грани экстремизма. Суть одна ― в том, что Путин просто не хочет, чтобы были оппозиционные независимые политики в России. Каким видом экстремизма или какой-нибудь другой статьи это назвать, не так важно. Но мне, конечно, грустно, что я не в России, что я не могу сейчас вернуться, но я надеюсь, что в каком-то обозримом будущем я смогу это сделать и в каком-то формате буду продолжать свою политическую работу.

Что ж, хорошо, что оптимизм вы сохраняете!

Фото: Олег Степанов / Facebook

*Деятельность штабов Навального признана экстремистской и запрещена на территории России