История самой дерзкой операции американских спецслужб в Советском Союзе

А может, ЦРУ просто повезло?
Поддержать ДО ДЬ

Издательство Corpus выпустило потрясающую книгу, автор которой — бывший корреспондент Washington Post в Москве, Дэвид Хоффман. Книга называется «Шпион на миллиард долларов. История самой дерзкой операции американских спецслужб в Советском Союзе».

Речь об Адольфе Толкачёве, это был инженер и конструктор, работавший в так называемом «почтовом ящике» — закрытом НИИ, где разрабатывалась секретные системы радиолокации. За несколько лет Толкачёв передал США тысячи страниц сверхсекретных документов. И вот что об этой истории рассказал сегодня Дождю автор книги, лауреат Пулитцеровской премии Дэвид Хоффман:

Книга во многом базируется на воспоминаниях сотрудников ЦРУ, работающих в Москве в 70-80-е годы, и частично на рассекреченных документах. Есть ли какая-то основа у этой книги, какие-то документы, которые пока недоступны широкой публике? Например, всех, кто видел книгу, очень удивило фото ареста Толкачева, которое могло появиться только их архивов КГБ.

Фотографии ареста Толкачева принадлежат американскому коллекционеру Киту Мэлтону. Ему принадлежит музей, посвященный шпионажу, в его собственности масса материалов, посвященных различным шпионским делам. Он дал мне фотографии для книги. Помимо бесед с сотрудниками ЦРУ я использовал материалы фильма, снятого КГБ и показанного в начале 90-х годов, он назывался «Ампула с ядом», в нем тоже были фотографии ареста Толкачева. Кроме того, я воспользовался данными из статьи об этом деле, которая вышла в журнале ЦРУ, публикуемом для служебного пользования.

Вы называете в книге историю Адольфа Толкачева или агента «Сфера», агент «Шар», может быть, даже по-русски, самой дерзкой операцией ЦРУ. Но ведь был и агент Поляков, кодовая кличка «Фетровая Шляпа», был Олег Пеньковский, о котором вы довольно подробно пишете в своей книге, в начале 60-х годов. Из книги складывается впечатление, что на самом деле это была не самая дерзкая операция, но самая удивительная, потому что Толкачев буквально бегал за ЦРУ почти два года, уговаривая принять его услуги. В чем уникальность этой операции?

И Пеньковский, и Поляков очень важные имена в истории шпионажа, но они были сотрудниками спецслужбы ГРУ или КГБ. Толкачев от них отличался, он не только был спецслужбистом, он не был даже членом Коммунистической партии. Толкачев работал инженером на закрытом военном предприятии, его информация была особо ценной, ведь он имел доступ не только к разработкам современных советских вооружений, но и того оружия, которое в СССР планировали создать через 10 лет. Такого рода информацию в истории шпионажа до него редко кто добывал.

Вы говорите о Толкачеве, как о человеке, который был непартийным, который был гражданским, это действительно так, более того, я с его сыном учился в школе, смутно помню его отца. Но, в общем-то, мотивация его не вполне понятна. С одной стороны, он сказал агентам ЦРУ при первой встрече, что он скрытый диссидент, ненавидит советскую власть, вероятно, он ее действительно не сильно любил. С другой стороны, из книги следует, что он получил довольно много денег. Так какова была его истинная мотивация?

Многие советские люди ненавидели советскую систему так же, как герой книги. Толкачеву ярости прибавляло и то, что семья его жены пострадала в годы сталинского террора. Его надежды на политическую оттепель были обмануты подавление советским режимом пражской весны 1968 года. В годы застоя, когда разворачивается история книги, казалось, что советская система не работает вообще. Но в отличие от миллионов, которые свое недовольство выплескивали в кухонных разговорах, Толкачев решил действовать — он решил шпионить. Он действительно получал деньги, много денег за свою деятельность, причем в рублях. Но вот что интересно — Толкачев не мог их потратить, ему просто нечего было купить на них. Он воспринимал эти деньги как знак уважения, он хотел, чтобы ЦРУ, коль он уж пошел на такой риск и стал работать на управление, оценило это и выразило ему уважение. Но когда он их получал, он не тратил из на покупки, а просто складывал в коробку. Изучая его историю, я пришел к выводу, что главным мотивом для него была ненависть, а не жадность. А деньги были символом уважения к его работе.

В вашей книге вы пишете о том, что сотрудники штаб-квартиры ЦРУ, включая чуть ли не заместителя директора, буквально рыдали, когда узнавали о провале агента, например, агента Александра Огородника или того же Толкачева. В общем-то, шпионаж в моем представлении — дело жесткое, жестокое и совсем не сентиментальное. Что можно сказать о психологии шпионажа в холодной войне? Потому что это одна из вещей, которая меня и моих коллег буквально потрясла и казалась даже какой-то искусственной.

Шпионаж — это стресс, эмоционально напряженное дело. И советские, и американские шпионы находились под огромным давлением, психологически им было очень трудно. На эти риски люди шли не из желания пощекотать нервы, эти люди не были цирковыми канатоходцами. В годы холодной войны Восток и Запад были вовлечены в экзистенциальную борьбу, шпионаж был инструментом в этой борьбе. Мы называем эту войну холодной, ты помнишь это, Костя, потому что она не переросла в горячую, настоящую войну. Шпионаж и был во многом сутью холодной войны, как Советы и Америка воевали между собой без настоящей стрельбы. По крайней мере, в основном без стрельбы. 

 

Мария Макеева и Константин Эггерт также поговорили о книге «Шпион на миллиард долларов» с директором издательства Corpus Варварой Горностаевой и Михаилом Крутихиным, партнёром  RusEnergy . В 1970-х он был военным переводчиком в Иране, а далее в течение двадцати лет работал в агентстве ТАСС — в отделе Ближнего Востока и в корпунктах в Каире, Дамаске, Тегеране, Бейруте и повидал сотрудников разведки, тайных и явных.

 

Эггерт: Варвара, вы не боитесь в нынешней атмосфере выпускать такую книгу, которая с довольно большой симпатией отзывается как об Адольфе Толкачеве, так и о ЦРУ, которое вело эту операцию?

Горностаева: Знаете, нет. Я предпочитаю, выпуская книги, ничего не бояться. Эта книга поразительна тем, что ее достоверность не вызывает ни малейших сомнений. На каждое сообщение есть сноска. Мы имеем огромный справочный аппарат в конце книжки, который может развеять все сомнения и ответить на любые вопросы. В этом смысле бояться совершенно нечего.

Макеева: Я считаю, что шпионским мемуарам доверять нельзя, потому что шпион никогда правды не скажет.

Эггерт: И то же самое политик.

Макеева: Книга основана на воспоминаниях разных людей, которые имели к этому отношение. Это все очень увлекательно, конечно, но вот, например, момент: шеф резидентуры ЦРУ садится в машину, загримированный под свою секретаршу, даже с маской. Еще раз: шеф резидентуры ЦРУ. Под секретаршу. Садится в машину, и КГБ этого не понимает.

Эггерт: Добро бы под секретаря, а тут под секретаршу!

Горностаева: Вам кажется, что это художественная деталь?

Макеева: Да.

Горностаева: Первое, о чем говорит Хоффман, это то, что книга написана на материале около тысячи страниц рассекреченных телеграмм штаб-квартиры ЦРУ и резидентуры в Москве. Это совершенно уникальный достоверный документ. Все художественные подробности, невероятные детали, которые там есть, все торты, из которых выскакивает «Джек из коробочки», вы помните… Когда нужно срочно убежать от слежки КГБ, машина поворачивает за угол и человек, сидящий на переднем сидении, просто выскакивает. Это секунды. А на его месте появляется манекен.

Эггерт: И быстро промчались мимо!

Горностаева: И это работало, это не Хоффман сочинил.

Эггерт: Михаил Иванович, нас с Марией удивило, что пять раз за два года Толкачев пытался добиться внимания от ЦРУ, а ЦРУ все боялось. Как мы поняли, это было связано с вьетнамским синдромом, боязнью испортить саммиты Брежнева с кем-нибудь… Они бегали от агента, который бегал за ними.

Макеева: Это удивительный момент в книге.

Эггерт: Вам это не кажется глупым чем-то, удивительным?

Крутихин: Это абсолютно в духе наших секретных служб. Есть рассказ одного нашего нелегала. Его из Америки отправляли в Россию вместе с семьей, кстати, очень хороший человек, до генерала потом дослужился, кажется. Он говорит: «Дело было так. Мне надо было оформить туристическую поездку в Швейцарию, там прийти в российское консульство и назвать пароль. После этого меня бы организованно переправили на родину. Я приезжаю в Швейцарию, гуляем там. Я один раз прихожу в назначенное время, называю пароль ― ноль внимания, никто ничего не знает». Он неделю ходил, осмотрел с женой всю Швейцарию, прежде чем кто-то наконец получил из Москвы этот пароль и его отправили на родину. Этот бардак существует абсолютно везде.

Эггерт: Потому что бюрократия.

Крутихин: Конечно. Но потом времена стали меняться. В 1992 году я в хорошей компании в Лос-Анджелесе спрашиваю: «Где ты работал?». ― «В ЦРУ». Спрашиваю: «Чем ты там занимался?». ― «Мы пытались по российской открытой печати проанализировать данные о российских подводных лодках». Говорю: «Как интересно, а сейчас-то что?». ― «Пришлось уволиться, потому что мы теперь все эти данные имеем». Времена другие настали.

Макеева: К вопросу о том, что все правда. Среди нас человек, который знаком с сыном главного героя этой книги.

Эггерт: Был знаком, мы с ним не общались со школы, но я учился с ним в одной школе. Олег Толкачев был чуть-чуть младше меня.

Макеева: Поэтому ты его запомнил? Эта история была как-то известна?

Эггерт: У них, и у отца, и у сына, очень запоминающаяся фактурная внешность. Зрители, наверно, видели портрет Толкачева, который взят из книги. Я смутно помню отца, он был очень тихий, немножко напряженный, молчаливый, не говорун, очевидно. Конечно, все случилось, когда мы закончили школу. Когда произошел арест Толкачева в 1985 году, я помню, одноклассники и одношкольники говорили: «Вы слышали, что было? У Олега отец кем оказался!».

А жили они в высотке на Кудринской площади, тогда площади Восстания, где действительно жило очень много сотрудников разного рода оборонных НИИ, космических институтов и так далее.

Макеева: Насколько это делало тогда человека парией? Или окей, отец оказался таким, дальше поехали?

Эггерт: Был 1985 год, я не видел Олега со школы. Трудно сказать. В советском обществе, конечно, последствия были, я думаю, за счет того, что многие сразу обрывали контакт. Это было нормой.

Крутихин: Его же расстреляли довольно поздно, в 1986 году. Это было совсем другое время.

Эггерт: Накануне возвращения Сахарова в Москву.

Крутихин: Я вспоминаю немножко пораньше, начало 80 годов. Я прихожу в редакцию журнала «Наука и религия», написал для него статью. Мне говорят: «Миша, ты меня не помнишь?». Смотрю ― женщина какая-то. Она говорит: «Я жена Володи Кузичкина». Володя Кузичкин ― это наш перебежчик, бежавший в Иране. Он был заместителем Шебаршина.

Макеева: Бежал к американцам?

Крутихин: Бежал он к англичанам.

Эггерт: Через Турцию, написал об этом книгу.

Крутихин: Я его знал, естественно.

Эггерт: Когда я пришел учиться в наш с тобой институт, говорили: «У нас был еще Кузичкин, он знаменитый перебежчик».

Крутихин: Его семье ничего не было. Никаких репрессий, никто не рвал знакомства. Я знаю нескольких таких людей.

Эггерт: Я думаю, что люди подальше ― это советский стиль, он был, конечно. Варвара, правильно?

Горностаева: По-разному, здесь трудно сказать.

Если можно, я хотела сказать о вещи, которая мне кажется самой главной в этой книжке. Все эти шпионские истории замечательны, страшно увлекательны, читаются на одном дыхании, там огромное количество подробностей, которые ужасно интересны. Но мне кажется, что ценность этой книги в том, что она о людях, о том, кто работал здесь и там, о том, как они общались.

История Толкачева невероятно трагическая. В ней невероятное количество человеческого. Его решение предать собственную страну не случайно, оно действительно связано с историей семьи жены. Вы учились с его сыном. Сейчас вокруг этой книжки все время начинают возникать поразительные истории. Например, месяц тому назад «Последний адрес» повесил табличку некой Софье Ефимовне Бамдес на доме №14 в Старопименовском переулке. Это и есть мать Наташи Толкачевой, которую любил Адольф Толкачев и ради которой во многом пошел на это предательство.

Макеева: Отдельный разговор ― его мотивация. Это очень интересно.

Эггерт: Книга человеческая и шпионская одновременно, очень увлекательно. Я книгу прочитал за день.

Крутихин: Абсолютно объективно хорошо написана. Недаром он лауреат Пулитцеровской премии.

Макеева: В общем, мы всем рекомендуем. Это поразительно, это было так давно, что агентов ЦРУ перед отправкой в Москву обучали уметь с закрытыми глазами открывать тяжеленные советские канализационные люки, которые у нас до сих пор есть, и закладывать в секретные коммуникации КГБ прослушивающие устройства. Сейчас, я думаю, жизнь шпионов стала проще. Есть интернет, не нужно идти на такие ухищрения. 

 

Изображение: обложка книги «Шпион на миллиард долларов»

Другие выпуски