Иосиф Райхельгауз – Сергею Капкову: не надо ордена, дайте денег!

Театру попросту не хватает финансирования. Школа современной пьесы получает из бюджета в два‑три раза меньше, чем другие популярные московские театры. А даже при полных аншлагах, многие дорогие постановки театра просто невозможно сделать прибыльными. Ставя некоторые спектакли, такие как «Чайка», например, театр теряет 100 тысяч рублей за каждую постановку. А всего годовой бюджет – 52 миллиона рублей.

И тем не менее первым спектаклем сезона стала импровизация Евгения Гришковца и Иосифа Райхельгауза «Подслушанное, подсмотренное, незаписанное». В спектакле нет готового текста, ни одной написанной заранее реплики. Все – сплошная импровизация.

Иосиф Райхельгауз, создатель и художественный руководитель театра «Школа современной пьесы» был у нас в студии и рассказал о проблеме подробнее.

Дзядко: В какой стадии все сейчас? Насколько действительно ситуация драматична?

Райхельгауз: Ситуация драматична в том, что сегодня происходит в  ряде московских театров, в том числе в нашем. По сути своей, решения, которые принимает департамент культуры, очень правильные, высокохудожественные и перспективные. То, что вообще происходит в театральной Москве. Это я заведомо говорю, потому что сейчас как-то резко разделились: это ретрограды, это болото.

Дзядко: Сейчас нас слышит Сергей Александрович Капков.

Райхельгауз: Замечательно. Я хочу только одного – то, о чем мы с Сергеем Александровичем разговаривали год тому назад – хочу прозрачности бюджетирования. Я хочу понимать кому, сколько и за что платят.

Дзядко: Вам кажется, что этой прозрачности нет?

Райхельгауз: Мне не кажется, об этом говорят мои….

Кремер: А в чем это прозрачность заключается?

Райхельгауз: Есть объективные показатели работы театров. Они простые: сколько зрителей купили билет, какое количество премьер мы выпустили (у нас есть госзаказ – две премьеры, мы выпускаем 4-5, нам могут сказать «не выпускайте», это тоже будет правильно), какое количество гастролей мы провели и так далее. Есть некие объективные показатели. Другое дело, что какой-нибудь замечательный спектакль зрителю может не нравиться, а спектакль с моей точки зрения чудовищный, пошлый, антрепризный может очень нравиться, и это часто происходит.

Кремер: Давайте приведем конкретные примеры, потому что вы в одном из интервью сказали, что «театр моего однокурсника Анатолия Васильева получает больше денег, чем наш».

Райхельгауз: Нет-нет, только не надо меня сталкивать с друзьями, с Васильевым. Васильев – великий...

Кремер: Это в вашем же интервью.

Райхельгауз: Стоп-стоп. Анатолий Александрович Васильев – великий режиссер современности, которому давно пора вернуть его театр, что происходит уже несколько лет, но никак не вернут. Давно пора так же, как давно пора еще нескольким выдающимся режиссерам отдать театры и возможность работать, так как сделали это с замечательным режиссером Серебренниковым. Давайте вернемся к моему театру. Рассказываю, чтобы вам было понятно. Школа современной пьесы – это театр мировых премьер, театр, где уже 25 лет (в мае нам исполнится 25 лет) мы играем спектакли только в первый раз. В первый раз на нашей сцене появились все пьесы Гришковца, первый раз появился Быков, Улицкая, Акунин. Это сложно. Мы не играем пьесу, на которую зрители идут, зная ее: «Чайка». Мы посмотрим интерпретацию». Это каждый раз риск, эксперимент, неизвестность. Я сейчас репетирую спектакль, который принес автор… Причем не принес. Мы проводим ежегодный конкурс всемирной русскоязычной драматургии. Пьеса неизвестная, попавшая из-за рубежа, на русском языке вдруг получила первое место. Я ее репетирую. Что с этим будет, никто не знает. Что понятно было с именами и фамилиями. Сергей Юрский выпустил несколько лет назад потрясающий спектакль «Ужин с товарищем Сталиным».

Дзядко: У нас на прямой связи Сергей Капков. Сергей Александрович, вы нас слышите?

Капков: Да.

Дзядко: У нас в студии сидит Иосиф Райхельгауз, который выражает сомнения по поводу прозрачности финансирования московских театров. Что вы можете ответить ему на это заявление?

Райхельгауз: Я бы не хотел, тем более в вашем эфире, ссориться с Сергеем Александровичем Капковым.

Капков: Как бы не хотел телеканал «Дождь» нас поссорить, это невозможно.

Райхельгауз: Я тоже так думаю. Здравствуйте, Сергей Александрович. А где вы?

Дзядко: Сергей Александрович по телефону.

Кремер: Тем не менее, есть театры, которые получают больше денег, есть театры, которые получают меньше денег, если все упростить. По какой схеме это делается?

Капков: Есть театры, которые получают больше денег, есть театры, которые получают меньше денег. Все это зависит от ряда критериев. От количества посадочных мест: есть залы на 800 мест, есть залы на 400, есть залы с одним объемом сцены, есть театры музыкальные, есть драматические, есть театры-лаборатории. Все из этой логики у нас происходит.

Дзядко: Получается, что театр Школы современной пьесы по формальным признакам должен получать меньше, чем другие театры, по сути, как мы сейчас слышим от Иосифа Райхельгауза, театр находится на грани существования. Будет ли департамент культуры в нынешней довольно драматической ситуации пересматривать эти принципы?

Капков: Я бы не обобщал, говоря про все театры. У нас ежегодно утвержден бюджет.

Дзядко: Ситуация, когда этот конкретно театр находится  в том положении, в котором он находится, будет ли департамент менять свой подход?

Райхельгауз: Я должен сказать, что к огромнейшему сожалению все бюджеты театров утверждались много лет назад. Сергей Александрович Капков к этому не имеет отношения, но уже третий год в правительстве Москвы Сергей Собянин, культурой Москвы руководит Сергей Александрович Капков, и когда, мне кажется, давно пора пересмотреть систему финансирования. Если кто-то считает – а многие считают, что в Москве слишком много театров – давайте их сократим. Вы мне скажите: вы выпускаете мало премьер или к вам ходит мало зрителей, или у вас низкокачественные спектакли по определению важнейших экспертов. Я пойму и скажу: я уеду работать в другой город или другую страну.

Кремер: Я правильно понимаю, что ваш вопрос к Сергею Капкову звучит следующим образом…

Райхельгауз: Почему мой театр получает 51 млн. рублей, а соседний театр напротив получает 156 млн. рублей точно с таким же числом зрителей, с меньшим количеством премьер?

Капков: Я готов ответить. Во-первых, 52 млн. рублей. Во-вторых, я хотел бы узнать, какой другой театр получает 156 млн.?

Райхельгауз: Нас выводят на конфликт. 156 млн. рублей получает дружественный мне театр Школа драматического искусства. Это абсолютно точная цифра.

Кремер: Вашего однокурсника Анатолия Васильева.

Райхельгауз: Там нет Анатолия Васильева. Что вы все время с Анатолием Васильевым?

Кремер: Он его создатель.

Капков: Я понимаю, в чем вопрос. Но театр Анатолия Александровича Васильева имеет другую площадь, другое количество сцен, там три сцены.

Райхельгауз: У нас тоже три сцены. Но там маленькие, а  у нас большие.

Капков: Там работает Крымов.

Райхельгауз: Крымов получает на каждый спектакль специальное проектное финансирование. Я начал этим заниматься, к большому сожалению. Я хочу ставить спектакли и не заниматься деньгами. Я хочу заниматься своей профессией. Кажется мне, что 25 лет я делаю, вношу свой вклад в то, чтобы Москва оставалась одной из культурных столиц мира.

Капков: К юбилею театра мы выделим дополнительные средства, но так очень сложно сравнивать бюджеты. У музыкального театра Станиславского-Немировича-Данченко бюджет 400 млн. рублей. Но у него и труппа, включая балетных, хор, оркестр – 400 человек.

Райхельгауз: У нас нет хора, оркестра и балета, у нас одна из самых маленьких трупп в Москве. Я горжусь тем, что наша труппа, в которой штатных артистов меньше 30 и 17-ть народных заслуженных артистов, труппа тянет на себе огромный репертуар. Но сегодня мы действительно вынуждены снимать  спектакли с репертуара, которые приносят только убыток. Я хочу разрешить этот вопрос. Я хочу, чтобы со мной кто-то разговаривал. Два дня тому назад я написал письмо нашему уважаемому мэру Сергею Семеновичу Собянину.

Капков: Я его получил и даже готовлю вам ответ.

Райхельгауз: Я уже видел сегодня расписанное письмо. Оно спущено вниз, вниз и вниз. Я сегодня видел, как оно пошло. И написали, что мне ответят 12 сентября, через четыре дня после выборов. Я хотел бы, чтобы все-таки ответили раньше.

Кремер: Вам ответят до выборов.

Райхельгауз: Я понимаю, что мне ответят, что это было сделано давно и пересмотру не подлежит. Что культура субсидируется по остаточному принципу. Я сегодня об этом говорю, может, некоторые мои коллеги, боясь разговаривать….

Капков: Давайте просто понимать, какой объем финансирования нужен театру.

Райхельгауз: Давайте. Мы с вами об этом говорили год тому назад.

Капков: Должна быть все-таки некая логика.

Райхельгауз: Конечно. И я в этом уверен. Абсолютно с этим согласен, что должна быть некая логика, некий критерий. Я должен понимать, за что дают, а за что не дают. За что награждают, а за что объявляют выговор. За что театры открывают, а за что закрывают. Это нормально.

Капков: Даже вас к очередному ордену представили.

Райхельгауз: К ордену – спасибо. Я готов отдать все свои звания – народного артиста, профессора, лауреата Госпремии Москвы, огромное количество орденов, меня неделю тому назад наградили одним из высших орденов Болгарии – я все принесу, только помогите театру жить, работать и делать то, что он должен делать во блага нашего с вами любимого города.

Кремер: У меня вопрос к Сергею Александровичу. Мы говорили о письмах. Я знаю, что телеканал «Дождь» вам два дня подряд отправляет письма и не получает ответа.

Капков: Это не имеет отношения к теме нашего разговора, Лика.

Кремер: Тем не менее, я не могу не спросить: вы получили их?

Капков: Вы послушайте, что Иосиф Леонидович вам говорит. Что театр – это место для культуры, для спектаклей, а не для политических шоу.

Райхельгауз: Можно я воспользуюсь случаем и попрошу Сергея Александровича о короткой встрече? Пожалуйста, в любое время, когда вам удобно – ночью, днем, утром – о короткой встрече. Я хочу спокойно без журналистов, без шума это обсудить.

Дзядко: Встретитесь с Иосифом Леонидовичем?

Капков: Предлагаю завтра встретиться в 12 часов дня  в департаменте.

Райхельгауз: Завтра в 12 часов я буду стоять в любом назначенном вами месте.

Дзядко: В 12 часов завтра Иосиф Райхельгауз и Сергей Капков в департаменте.

Райхельгауз: Спасибо, Сергей Александрович.