14-й обыск по делу Гудковых: что в этот раз искала полиция

Геннадий, здравствуйте. Расскажите, что происходило в квартире подруги вашей жены, как вы об этом узнали, что интересовало следователей?

Ничего особенного не происходило, просто я сейчас уже коллекционирую обыски.

Это какой по счету, я правильно сказал, четырнадцатый?

Да, мне известно сегодня о четырнадцати обысках, уже о четырнадцати. Но я подозреваю, что я не владею всей информацией, потому что в тех материалах, которые наши адвокаты смотрят по делу, появляются фамилии людей, которые вообще и мне, и моей жене, и моим сотрудникам неизвестны. Я не знаю, кто эти люди, я не знаю, почему их фамилии появились в деле, и я вижу, что часть этих людей должна была подвергнуться обыскам.

То есть, вот у нас сейчас какой закон, кто такой свидетель? Вот я всегда считал по наивности, работая в органах и работая в комсомоле, я там занимался безопасностью, и работая в коммерческой безопасности многие-многие годы, я всегда считал, что свидетель — это помощник следствия. Нет, говорит следствие, свидетель это, как говорится, это недопроверенный обвиняемый или подозреваемый.

Поэтому у нас на сегодняшний день внедрилась практика, она сталинская практика, «гулаговская» практика, подвергать диким обыскам и допросам свидетелей. Такое впечатление, что следствие хочет всех, кто свидетель, что-то видел, проходил мимо, могут быть со страшной силой обысканы, допрошены, свезены в следственный отдел и продержаны, как у нас несколько человек, до утра. Один у нас, самый рекордсмен, в пять утра попал домой. Потом нашего сотрудника и товарища из Коломны выдернули, извините за непарламентские выражения, и он вышел из следственного комитета в первом часу ночи.

Причем это гражданско-правовые отношения, во-первых, я не знаю, почему там уголовное дело, а во-вторых, ну никакой необходимости выдергивать человека, полковника внутренних войск МВД России, который руководил следственным изолятором, в десять часов вечера приводить, доставлять его в следственный комитет, никакой не было, потому что он человек военный, привык к дисциплине, и он сам руководил оперчастью в свое время, какой был смысл его выдергивать в срочном пожарном порядке Москвы и отпускать в час ночи, никто не знает. Он ночевал на вокзале, за что, конечно, получил мой нагоняй дружеский, потому что так нельзя, хотя бы позвонил…

Понятно. Геннадий, подскажите, а вот сегодняшние события, о ком все-таки идет речь? Что это за подруга вашей жены?

Я не буду называть фамилии, я сегодня узнал об обыске действительно тех наших исключительно друзей, с которыми у нас поддерживаются личные отношения, по крайней мере, последние десять лет. И я точно вам говорю, что это не последний обыск. Я уже сейчас коллекционирую обыски, уже четырнадцать. Я убежден, что еще два-три обыска, я о них просто пока не знаю или они еще не проведены, я просто убежден.

И я не исключаю еще очередных повторных обысков, поскольку я вообще не понимаю, чем занимается следствие. Я вообще не понимаю, почему по статье, которая не предусматривает возбуждение уголовного дела, они не только завели, возбудили уголовное дело, но и бросили такие силы, четырнадцать обысков.

Я уже посчитал, более двухсот сотрудников занимались этими обысками, более двухсот сотрудников участвовали в приведении свидетелей в следственный комитет, огромное количество там следователей допрашивали. Ну, как огромное, несколько следователей занимались допросами с утра до ночи. Всю прошлую неделю шла спецоперация по зачистке семьи Гудковых.

Вы это связываете с делом, по которому были обыски в отношении вашего сына, который уехал?

Так это одно дело, другого-то нет. Это дело Гудковых, дело, по которому…

Там еще было дело о хранении оружия в отношении вас.

Это еще впереди, об этом мы сейчас даже не говорим. Они просто нашли патроны для моего пистолета Макарова и завели на всякий случай дело, чтобы у меня не было никакого соблазна возвращаться в Россию. Я сейчас об этом деле вообще не говорю.

Я говорю о том деле по гражданско-правовым отношениям между юридическими лицами, спор по арендной плате 2015-2016 года, по которому почему-то привлекали Дмитрия Гудкова, а самое удивительное, что его команду. Его команду, которая, как говорится, и рядом не стояла, и он сам, и его команда.

Вы сейчас находитесь, как я понимаю, в Болгарии, куда, собственно, приедет и ваш сын скоро с Украины?

Да, надеюсь. Судя по природе, да, вы видите, что это Болгария, теплая Болгария, хотя она не очень теплая в этом году. Конечно, это просто уже пошел сталинский произвол, просто еще не стреляют, просто еще не отправляют массово миллионами в ГУЛАГ, а в общем-то все остальное, что мы наблюдали с вами в тридцатые годы, в страшные годы истории нашей страны, все происходит.

Потому что нет никаких оснований правовых для таких действий, нет никаких разумных резонных оснований, нет никакого здравого смысла бросать чудовищные силы на борьбу с семьей Гудковых. Представьте, двести с лишним человек неделю занимаются семьей Гудковых, двести с лишним человек! Пятьдесят с лишним машин мы уже насчитали, машины со спецтехникой, машины с подавлением радиоэфира.

Огромное количество людей под прослушкой, они же теперь говорят — у нас на всех на вас ПТП, ПТП это прослушивание телефонных переговоров, то есть огромное число технических специалистов слушают телефонные разговоры сотрудников. Куча изъята бухгалтерской документации, парализована работа малых предприятий.

Вас пробовали вызывать на допрос в Москву, были какие-то повестки направлены к вам?

Нет, не было. Пока ничего.

Спасибо.