Дело государственной важности. Иван Голунов — о том, почему расследование засекретили

Ваня, здравствуй! Почему это дело вдруг стало секретным?

Добрый вечер, Анна! Не знаю, почему дело могло стать секретным, что там есть такого секретного. Сегодня, собственно, в письме следователя, которое он предоставил в суд, было написало, что там содержатся методы оперативно-розыскной работы, которые являются государственной тайной. Но, насколько я знаю, там просто довольно комичные методы и доводы применялись. Может быть, чтобы не было всем очень смешно, это стало государственной тайной?

Например, там утверждалось, что неоспоримое доказательство того, что я занимаюсь перевозкой и продажей наркотиков в России, ― то, что я за всю жизнь 12 раз пересек границу Российской Федерации. Мне кажется, что многие из нас просто рецидивисты. Но чтобы не было всем так смешно, вероятно, было решено засекретить это дело.

Есть ощущение, что оно не только засекречено, но и каким-то образом искусственно тянется, да?

Да, сегодня выяснилось, что через два дня после того, как мы с адвокатом подали жалобу на бездействие следствия, дело было продлено до 7 февраля, расследование было продлено. Это какой-то довольно большой уже срок получается. Дело Олега Кашина, насколько я понимаю, тоже до сих пор расследуется. Вероятно, девять лет не срок, следствие разбирается, не будем мешать следствию, как говорит пресс-секретарь президента Дмитрий Песков.

Видимо, на это и расчет, что вы не будете мешать следствию, вам каким-то образом надоест следить за этим процессом и он будет замыливаться и заминаться. Какие есть инструменты, чтобы не дать замять эту историю?

Вероятно, нужно заняться собственным расследованием, попробовать посоревноваться со Следственным комитетом, кто быстрее сможет установить все факты. Думаю, что есть такой вариант, собственно, с коллегами и общественными активистами, заинтересованными в этом, попробую, наверно, поступить таким образом. Не знаю, если следственная система не справляется, давайте мы ей поможем, как граждане этой страны.

Были ли у тебя очные ставки с полицейскими, которые, собственно, тогда пытались подкинуть наркотики?

Ни одной. У меня была единственная очная ставка в первый день после задержания с одним из понятых, на которой, собственно, понятой фактически подтвердил мои показания о том, что наркотики в рюкзаке были изъяты сверху. Собственно, когда был открыт рюкзак, с самого верха, на всех книжках, на всех бумагах сверху лежал пакетик с наркотиками, который, вероятно, зацепился за бумаги и не смог упасть дальше.

Вроде бы проходила информация, что полицейские, которые пытались каким-то образом подкинуть наркотики, так считается, что пытались, да, они пытались и свое имя каким-то образом очистить, обелить через суд. Было ли это на самом деле или нет?

Все полицейские, чьи фамилии я называл, по которым проходила информация, что они были уволены, два месяца назад подали в Мосгорсуд иски с требованием восстановить их на работе как неправомерно уволенных. Суды по этим делам тоже проходят в закрытом режиме.

То есть может быть, что их восстановили на работе, да?

Известно, что по двум судам принято отрицательное решение, им было отказано в восстановлении на работе. Еще ряд дел, ряд исков полицейских сейчас слушается в Мосгорсуде.

Говорят, что следователи, которые занимались этим делом, большей частью брошены на «московское дело», им, собственно, не до расследования.

Я не знаю, сколько времени у них занимают другие дела. Я периодически их вижу в сторис Алексея Навального, который говорит: «Ой, к нам пришли с обысками в Фонд по борьбе с коррупцией!». Я смотрю, а там мои следователи. Или же смотрю новости по каким-то другим делам, в частности, в деле Раджабова тоже фигурируют мои следователи. Вероятно, у них много других интересных дел.

Так по-теплому говоришь: «Мои следователи».

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.

Фото: ТАСС