Главные последние слова. Навальный, Ходорковский, Гинзбург, Бродский, Толоконникова
«Несмотря на то, что вы посадили меня на скамью подсудимых, я и мои коллеги будем вас же и защищать от этого феодального правительства». Алексей Навальный сказал свое последнее слово и отправился ждать приговора суда по делу «Кировлеса».
Прокурор требует приговорить оппозиционера к 6 годам колонии и штрафу в 1 миллион рублей. Второго фигуранта дела – Петра Офицерова – к пяти годам тюрьмы. Именно Офицерову Навальный посвятил большую часть своей речи, которую самые известные юристы, адвокаты и бывшие судьи, не имеющие никакого отношения к этому процессу – уже назвали самым ярким выступлением в новейшей истории российских приговоров.
«Это далеко не мое последнее слово», – написал позже Навальный в своем блоге в Живом Журнале. Вслушивался в слова одного из лидеров российского протеста, и сравнивал их с исповедями других знаменитых осужденных – Петр Рузавин.
Рузавин: Речь Навального – одна из самых популярных тем для обсуждения на данный момент. Ее эмоциональность и построение вызвали огромный отклик, и смысл больший ее смысл – Петр Офицеров в деле Кировлеса человек случайный и жертва обстоятельств.
Алексей Навальный, член Координационного совета оппозиции: Хватит мучать несчастного человека и его семью. Все отлично понимают, что Офицеров здесь оказался совершенно случайно. Просто абсурдно само требование - посадить человека на 5 лет. Какие 5 лет? Какой миллион рублей? У него арестовали одну четвертую квартиры в Очаково. Вы мало того хотите, чтобы отец, единственный кормилец пяти детей оказался в тюрьме, так вы хотите еще его детей высадить на улицу? Если кто-то считает, что я или мои коллеги прекратим ту деятельность, которую мы ведем, через этот процесс или через процессы, которые идут по «Болотному делу», или другие процессы, которые идут по всей стране, то все глубоко ошибаются.
До этого прокурор потребовал лишить свободы Алексея Навального на 6 лет.
Всегда отмечалось поведение на судах Михаила Ходорковского – его спокойствие и уверенность в собственных речах. От его последнего слова после приговора после так называемого «второго дела ЮКОСа» осталось немного: из получаса суд распространил совсем небольшую часть.
Михаил Ходорковский, экс-руководитель компании ЮКОС: Я помню конец 80-х годов прошлого века. Тогда мне было 25. Наша страна жила надеждой на свободу, на то, что мы сможем добиться счастья для себя и для своих детей. Отчасти надежда осуществилась, отчасти – нет.
Тогда, в декабре 2010 года, Михаил Ходорковский и Платон Лебедев получили по 14 лет с учетом срока, который они уже отсидели.
Если вспоминать самые знаменитые последние слова на судах, то процесс против писателей Синявского и Даниэля – один из самых ярких примеров: их обвинили в публикации произведений, которые порочат советский государственный и общественный строй. Александр Синявский и Юлий Даниэль были приговорены к 7 и 5 годам лагерям соответственно. Вот фрагмент последнего слова Синявского: «Мне будет довольно трудно говорить, так как я не рассчитывал, что сегодня будет «последнее слово». Мне сказали, что в понедельник, и я не подготовился. Но еще труднее — в силу определенной атмосферы, которая здесь достаточно ощутима. Государственного обвинителя я даже понимаю. У него более широкие задачи, он не обязан всякие там литературные особенности учитывать: автор, герой, то да се. Но когда с такими заявлениями выступают два члена Союза писателей, из которых один — профессиональный литератор, а другой — дипломированный критик, и они прямо рассматривают слова отрицательного персонажа как авторские мысли — тут уже теряешься».
За само издание сборника Синявского и Даниэля на 5 лет осудили Александра Гинзбурга. Вот его последнее слово: «Итак, меня обвиняют в том, что я составил тенденциозный сборник материалов по делу Синявского и Даниэля. Я не признаю себя виновным. Я поступил так, потому что убежден в своей правоте. Мой адвокат просил для меня оправдательного приговора. Я знаю, что вы меня осудите, потому что ни один человек, обвинявшийся по статье 70, еще не был оправдан. Я спокойно отправлюсь в лагерь отбывать свой срок. Вы можете посадить меня в тюрьму, отправить в лагерь, но я уверен, что никто из честных людей меня не осудит».
Гинзбург также добавил, что просит суд приговорить его к не меньшему сроку, чем другого издателя по этому делу Галанскова. После этой реплики стенограмма заседания суда завершается так: «В зале смех, крики: «Больше!» «Больше!»
К авторам-диссидентам во многих своих речах обращались участницы панк-группы Pussy Riot. Во многом их поведение на суде и привлекло такое внимание к их делу по всему миру, например, футболки «Но пасаран» с изображением Надежды Толоконниковой полтора года назад на какое-то время были популярнее, чем даже майки с Че Геварой на груди среди протестующих по всему миру.
Надежда Толоконникова, участница панк-группы Pussy Riot: наше политическое выступление было оправданным, все больше и больше. Люди говорят нам: изначально мы тоже сомневались, могли ли вы это делать.
Итог для участниц панк-группы Pussy Riot – 2,5 года колонии. Екатерина Самуцевич освободилась условно-досрочно.
Пожалуй, одна из самых известных речей в отечественном судопроизводстве – это стенограмма дела Бродского, в котором все свидетели начинали свои речи с фразы «Я с Бродским лично не знаком». Ее неоднократно ставили в театрах, и вот последнее слова на тот момент 23-летнего поэта: «Мне говорить нечего. За меня все сказано. А жить я буду как и раньше. Мне наплевать, что думают обо мне коммунистические дружинники, все они связаны с милицией и партийными секретарями и не дают жить так, как хочется, особенно, если еврей. Найдутся и уже есть, хотя и далеко от нас люди, которые помогут таким как я. Вот и все».
Бродский вместо 5 лет принудительного труда в отдаленной местности провел полтора года: власти были вынуждены выписать его под давлением советской и мировой общественности.
А в 1878 году судебные речи привели к полному оправданию террористки Веры Засулич: она совершила покушение на санкт-петербуржского градоначальника и при неоспоримых доказательствах, свидетельствах, собственном признании на присяжных произвела неизгладимое впечатление линия защиты Засулич. Вот выдержки из последнего слова ее адвоката Петра Александрова: «В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести,-- женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею, во имя того, кто был ей только собратом по несчастью всей ее молодой жизни. Если этот мотив проступка окажется менее тяжелым на весах общественной правды, если для блага общего, для торжества закона, для общественности нужно призвать кару законную, тогда -- да совершится ваше карающее правосудие! Не задумывайтесь! Без обиды примет она от вас решение ваше и утешится тем что, может быть, ее страдания, ее жертва предотвратила возможность повторения случая, вызвавшего ее поступок. Да, она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною, и остается только пожелать, чтобы не повторялись причины, производящие подобные преступления».
На следующий день после оправдания судебную речь адвоката Александрова перепечатали все крупнейшие европейские газеты на первых полосах.