Эдуард Бояков приглашает Полунина и Адасинского преподавать в Воронеже

У нас в студии театральный режиссер и руководитель «Политеатра» Эдуард Бояков и поэт и актриса Вера Полозкова.

Кремер: Почему последний спектакль? Я знаю, что там ремонт должен происходить в здании Политехнического музея…

Бояков: И это единственное объяснение: музей закрывается на реконструкцию, его ждет очень интересный проект. Через 4 года нам обещают фантастический музей в большом московском квартале. Все-таки локация Политехнического уникальна: с одной стороны Лубянка, с другой – Администрация президента. Это такое место силы.

Кремер: А что вы будете делать эти 4 года? Не получится, что сложилась какая-то группа актеров, которая работает в Политеатре, и то, что это группа разбредется за это время?

Бояков: Современный театр, даже обладающий помещением, должен быть мобильным. Эта мобильность – характеристика и людей, которые в нем работают, которые себе позволяют разные жизненные стратегии, разные места работы. Кто-то живет за границей, кто-то мотается между Лондоном и Москвой, кто-то между Индией и Москвой. Это примета нашего времени. Такие же и спектакли. Спектакли, которые мы сочиняем, не привязаны всегда к какому-то архитектурному специальному решению. Мы не заморочены на каком-то элементе. Такого в нашем театре нет, поэтому я думаю, что мы легко найдем площадку в Москве и сохраним прежних зрителей.

Кремер: Вера, можно вас спросить по поводу сегодняшнего спектакля?

Полозкова: Он поэтический. Это спектакль по текстам Вознесенского и Ахмадуллиной. У нас изначально был более широкий круг авторов, потом мы решили сократить историю до лирической историей между двумя большими поэтами 60-х, она получилась невероятно сильная, мощная по энергетике, плюс еще песни на стихи Роберта Рожденственского с живыми музыкантами. Мне кажется, это будет очень круто. Я сама бы хотела это посмотреть.

Кремер: Вы же уже играли спектакль?

Полозкова: Нет, это премьера на обозримое будущее первая  и единственная. Я думаю, не скоро нам еще предстоит сыграть этот спектакль, эти он уникален.

Кремер: Мне казалось, что вы договаривались с какими-то другими площадками, что вы продолжите спектакли.

Бояков: Это Полозкова грустит. Она, видимо, как поэт очень привязана к этой площадке, которая действительно целый век ассоциировалась. Для Веры дополнительная ценность выходить на сцену, где первый раз в Москве выступал Маяковский. Это весь и Серебряный, и 20-ый век. Мы найдем площадку в Москве, я уверен, и сохраним наши спектакли.

Полозкова: У меня просто там спектакль целый год, он назывался «Избранный». Меня очень интересует его судьба. Мне хотелось бы его еще когда-нибудь сыграть.

Кремер: Кто сейчас занимается судьбой этих спектаклей?

Полозкова: Мы, я занимаюсь. У нас есть несколько отличных площадок, мы уже почти договорились. Уже почти скоро до окончания сезона мы объявим о новом доме.

Кремер: То есть у вас уже все есть, просто вы говорить об этом не хотите.

Бояков: Да.

Кремер: Я понимаю, что вы против условностей. Какое количество актеров, занятых в сегодняшнем спектакле, имеет театральное образование?

Бояков: Половина.

Полозкова: У меня его нет, и у Артемьева нет.

Бояков: И у Тарантино нет, и у Кирилла Серебрянникова нет, и у Ивана Вырыпаева нет, у многих людей, которые сегодня определяют лицо русского театра, искусства или мирового кино нет образования, тем и характерна наша сегодняшняя жизнь. Это ни в коем случае не означает, что нужно забить на ремесло, нужно готовить знающих все понемножку людей. Просто в сегодняшнее время другую парадигму задает образование.

Кремер: Я задала этот вопрос, потому что я знаю, что вы стали ректором Воронежской государственной академии искусств и даже пообещали сделать из этой Академии искусств буквально за ближайшие два года самый лучший театральный вуз страны, потому что наше театральное образование никуда не годится.

Бояков: Нельзя сказать, что никуда не годится. В нашем театральном образовании есть выдающиеся педагоги. Достаточно назвать имя Кудряшова, педагога, который воспитал наших потрясающих актрис.

Кремер: Мне интересно, что вы будете делать в Воронеже.

Бояков: Есть технология, ремесло, база. Это как мама и папа. Любой серьезный продукт, любая серьезная идея, любое серьезное событие предполагает маму и папу: технология, традиция, консерватизм, методы, которые разработали наши великие предшественники. Это то, что нельзя отменить. А в Воронеже нужно строить современную академию, которая не была бы так зациклена на жанровом делении. Современное искусство не предполагает той сталинской модели, когда есть Союз театральных деятелей, есть Союз художников, есть Союз кинематографистов и композиторов, у всех разные корочки, разные санатории и разная история. Сегодня жизнь совершенно другая, чему Красный Октябрь есть доказательство.

Кремер: Владимир Мединский, который подписывал указ о вашем назначении, он вам ставил какую-то задачу, и, наверное, Алексей Гордеев, губернатор Воронежской области тоже ставил вам задачу. Как она сформулирована?

Бояков: Мединский сказал, что доверяет мне, согласен с моими идеями, которые заключаются в универсализации, университетском компоненте, подходе. Любой институт сегодня художественный должен быть университетом. Это классическое образование, это Греция. Во-вторых, нужны лидеры, люди, которые замкнули бы на себя ответственность за факультет. Это было раньше, при Станиславском. Сейчас деканы, проректоры – это некие бюрократы. Художники в лучшем случае люди, которые приходят, извиняясь, говорят, дайте нам какую-нибудь аудиторию. Нет, нет аудитории, соблюдайте учебный план. В этом отношении образование должно быть открытым. Я надеюсь, что Слава Полунин, Антон Адасинский откликнутся на мое предложение и зажгут. Они могут научить и воспитать людей.