Большой театр хотят засудить

Общество защиты прав потребителей подает в суд на руководство Большого театра. Дело в том, что театр продает билеты на места, вид на сцену с которых практически отсутствует. Речь идет, в частности, о боковых местах на бельэтаже.

Как считают юристы общества, надпись на билетах "неудобные места" создает ложное представление, и зритель никак не ожидает, что спектакль он в лучшем случае услышит. В Большом театре неофициально подтверждают, что такая проблема есть, однако пресс-служба театра общаться с прессой отказывается, ссылаясь на то, что глава театра в длительной командировке.

Стоит отметить, что в зарубежных театрах такие "слепые зоны" тоже есть, но на билетах на эти места обычно пишут restricted view – ограниченный обзор. Правозащитники добиваются лишь, чтобы со зрителями театр был честен, и в этом случае продавали билеты.

Почему такая проблема дошла до суда, обсудим с юристом Общества защиты прав потребителей "Общественный контроль" Андреем Семеновым.

Арно: Я так понимаю, что мы говорим о новой сцене Большого театра, потому что основная сцена еще не открылась.

Фишман: А где еще люди могли смотреть спектакль в марте этого года?

Арно: Мне кажется, что в основном здании «слепых» зон этих нет, там все просматривается? Давайте даже не об устройстве театра будем говорить, а о таком прецеденте.

Фишман: Почему вам пришло в голову действительно заняться таким, казалось бы, не самым важным вопросом?

Семенов: Пришло в голову, потому что к нам поступил ряд обращений от потребителей, которые действительно купили билеты за деньги, которые жалко выкинуть. И были неприятно удивлены тем, что любоваться им пришлось в одном случае люстрой, в другом случае сидели так сбоку, что видна была в лучшем случае очень маленькая часть сцены.

Арно: А вы ходили сами туда посмотреть на эти места?

Семенов: Лично я с этой целью не ходил, но наши юристы осуществляли формальную проверку. Действительно убедились своими глазами, что с некоторых мест сцены не видно. Не видно ее где практически полностью, где видно часть. Ни о чем об этом при продаже билетов потребители не предупреждаются.

Арно: Там же указано – неудобные места.

Семенов: Во-первых, неудобные места, насколько я понимаю, пишут на билетах, с которых вообще ничего не видно, практически ничего не видно. Само понятие «неудобные места» растяжимое. Что значит – неудобные? Там кресло жесткое? Потребитель не имеет возможности правильно оценить то, что он покупает, даже если он видит слово «неудобные места». Конечно, при кассах, и в интернете вывешена схема зала, места помечены разными цветами, разной категории, разной стоимости, но понять из этой схему, с какого места что видно невозможно человеку, который не является профессионалом.

Фишман: Конечно, мне очень жалко зрителя, который пришел посмотреть «Эсмеральду», а не видно ничего, но все-таки тут возникает – всегда можно добиваться совершенства в любом вопросе. Везде есть какой-нибудь изъян всегда по определению, просто потому, что мир несовершенен. Есть такая поговорка: формалист и бюрократ – самый ядовитый гад. Я не вас имею в виду, разумеется, и не общество защиты прав потребителей, которое всем жизненно необходимо. Но не то, что вы кусаете за пятку, вместо того – есть много других сюжетов, где права потребителей нарушаются наверняка гораздо более серьезным образом.

Семенов: Во-первых, то, что мы подали сегодня иск Большому театру не означает, что мы не занимаемся какими-то другими сюжетами. Почему бы не заниматься и этим вопросом, если он действительно есть и жалобы поступают относительно этих моментов?

Арно: А вообще с точки зрения юридической практики, засудить Большой – это же очень круто.

Семенов: Это действительно очень круто.

Арно: Расскажите про сумму исков и сколько можно с Большого получить при хорошем раскладе?

Семенов: Сумма иска у нас ноль. Иск в этом случае неимущественного характера.

Арно: Чтобы запретили эти места?

Семенов: Нет, мы естественно не добиваемся, чтобы эти места запретили. Мы понимаем, что, возможно, это действительно так сложилось, что вот есть такие места. Почему бы театру не продавать билеты на эти места, тем более, если потребитель, кто-то готов ради какой-то экономии, для себя приемлемой, испытывать какие-то неудобства.

Арно: Кто-то вообще приходит – не слушает, не смотрит, а просто был в Большом.

Семенов: Может быть. Главное, чего мы добиваемся, чтобы потребитель понимал, что он покупает.

Арно: То есть вы за то, чтобы было указано – на этих местах, там, 15 ряд, ничего не видно.

Фишман: Зритель может наблюдать 33% открытой сцены.

Семенов: Например, да. Была бы замечательная фраза. Тогда человек мог бы представлять, что действительно он увидит это.

Фишман: Если он ростом 1,78. А если 1,75, то он видит еще меньше 0 31%.

Семенов: Возможно. Если потребитель будет обладать полной информацией - а право на информацию – это основное право потребителя, зафиксированное и в нашем законодательстве, и на международном уровне - то тогда никакой проблемы быть не должно.

Фишман: Извините, я сделал такой тон язвительный слегка, но это просто чтобы весело же, интересно. Может, например, потребитель подать в суд на другого потребителя, который ему в театре загораживает сцену своей башкой?

Арно: Или кашляет все время?

Семенов: Здесь, скорее всего, претензии надо предъявлять к исполнителю, в смысле, к организатору мероприятия, который не обеспечил возможность этому потребителю получить полноценно услугу. А уже организатор мероприятия вполне имеет возможность как-то предъявлять претензии потребителю, который ему чем-то помешал.

Арно: Наши зрители пишут – был в Большом, кроме люстры перед глазами ничего не видел.

Семенов: Вот как пример, да.

Фишман: Может быть, надо было смотреть в другую сторону?

Семенов: Может быть. Или на билете написать, что на этом месте показывают люстру, чтобы было понятно.

Фишман: В любом случае, так или иначе, эта проблема должна решиться, когда старая сцена заработает снова. По крайней мере, там надеемся, у потребителей таких проблем не возникнет.