«Это первая в Европе атака исламистов на католического священника»

Полиция сообщает о задержании предполагаемого сообщника террористов. Кроме того, оказалось, что один из них уже попадал в поле зрение полиции. Он пытался пробраться в Сирию через Турцию, был задержан турецкими властями и депортирован назад во Францию. Он носил электронный браслет и должен был отмечаться в полиции.

Разобраться в произошедшем Наталье Шанецкой и Константину Эггерту помогал колумнист радио «Бизнес FM» Александр Аничкин. 

Аничкин: С браслетом — это такая странная ситуация, сейчас с ней разбираются. Дело в том, что он так устроен, что тревожный сигнал, сигнал тревоги он подает только в случае нарушения условий освобождения этого человека, его имя еще не называется. Да, вы правы, он пытался пробраться в Сирию, был задержан Турцией, выслан обратно, провел год в тюрьме, его выпустили условно, если можно так сказать, только в марте этого года. И этот браслет, если человек не нарушает условия освобождения, он молчит, а по условиям освобождения с 8.30 утра до 12.30 ему разрешалось выходить в город. Убийство, сам теракт с убийством, с этой совершенно невероятной пляской, не знаю, как это назвать, молитвой на арабском в христианском храме, оно произошло в 9.45.

Шанецкая: То есть, иными словами, ни что у полиции не должно было вызвать подозрения, потому что он никуда не выходил за периметр и был по времени в своих рамках, верно?

Аничкин: Такая абсурдная ситуация: формально все правильно, а теракт произошел.

Шанецкая: А что известно об арестованном сообщнике этих товарищей, совершивших теракт?

Аничкин: Пока ничего неизвестно. Это процедурные вещи. Слово «арест» употребляется не в нашем русском смысле, это, скорее, задержание. Может оказаться, что этот задержанный никак не связан с терактом или связан очень-очень косвенно, совершенно не причастен к нему, детали пока неизвестны, нет.

Эггерт: Александр, а каковы сейчас настроения в Нормандии? Кстати, вы сами бывали в этом месте Saint-Étienne-du-Rouvray, это где-то под Руаном, как я понимаю.

Аничкин: В этом месте конкретно я не бывал, в этой церкви я не бывал, я знаю, что это известная средневековая церковь, это не послевоенная, не новострой, это еще со средневековых времен, это давняя почитаемая церковь. В Руане я много раз бывал, я представляю этот город, это большой промышленный, исторический, культурный центр. Руанский собор все знают по картинам Моне.

Эггерт: Да, конечно. И каковы настроения сейчас в Нормандии, в городе, что вообще говорят люди?

Аничкин: Первая реакция — шок, боль. Перед Марией там собралась толпа местных жителей руанцев, мэр Сент-Этьена, это предместье Руана, выше по Сене в сторону Парижа, в стороне, это такое, если можно так сказать, место, если не зажиточное, то среднего класса, спокойное. Нормандия — вообще очень спокойный регион. Мы машины не закрываем, двери в дома, в квартиры редко кто закрывает даже на ночь, так что это шок, боль. Я сейчас смотрел прямую трансляцию оттуда, люди говорят: «Vive la paix — да здравствует мир, solidarité — солидарность». Обсуждают и последние теракты последней недели, потому что целая серия терактов в Германии, потом Ницца 14 июля.

Эггерт: Конечно. Александр, вопрос: а как люди в этой связи оценивают политику властей? Вы там смотрите на экран, что ли, видно что-то, телевизор?

Аничкин: Олланд сегодня побывал в Руане, говорил с мэром этого местечка. Мэр буквально рухнул к нему в объятия, и журналисты смогли по губам понять, что он говорит. Он президенту говорил: «Тебе нужно успокоить народ, приободрить». Но дело в том, что особенно после Ниццы, после Парижа, эта серия терактов, особенно после Ниццы доверие к мерам безопасности резко упало. Обстоятельства происшествия в Ницце показали, что власти просто если не не готовы, то слишком беспечно относятся к угрозе, которая откуда угодно может сейчас выплеснуться.

Шанецкая: Но, Александр, это вообще особенно странно, потому что с 2015 года, когда, собственно говоря, была расстреляна редакция «Шарли Эбдо», действительно Францию просто захлестнула эта волна исламистского терроризма, и в следующем году выборы, понятно, что уже мы видели жесткую критику со стороны населения по отношению к властям. И то, что вы сейчас говорите, что как будто бы действительно не справляются органы, призванные защищать население, с этой задачей. Как это может сказаться на том, как будут развиваться выборы, как пойдет предвыборная кампания, кто будет в качестве кандидатов, вообще как это может развернуться?

Аничкин: Что весь общественный дискурс сдвигается вправо, в сторону ужесточения мер безопасности и сокращения гражданских свобод — это, безусловно, эффект террористических актов. Разница в том, вы упомянули расстрел редакции «Шарли Эбдо», тогда был всплеск общенационального единства. Последние теракты — Ницца и этот, Ницца вызвала растерянность, люди, да и политики не знают вполне, как на это реагировать. Понимаете, в чем разница? Сегодняшняя атака — это совершенно новый момент в развитии терроризма в Европе, это первая в Европе террористическая атака на христианского священника, на католика — это совершенно нечто новое.

Насчет президентской кампании, да, меньше года осталось, в мае следующего года президентские и всеобщие парламентские выборы, и, конечно, эти теракты и очевидная неспособность властей, сил правопорядка что-то реально противопоставить им, она играет на руку правым, в том числе крайне правому Национальному фронту Ле Пен. Но дело в том, что политическая машина во Франции так устроена, что это не означает обязательно, что к власти придут правые или Марин Ле Пен, даже при крайней непопулярности Олланда.

Эггерт: Спасибо огромное. Как только был убит отец Жак Хамель, твиттер во Франции буквально взорвался твитами сотен людей. Дело в том, что он служил в этом храме 35 лет и больше 50 лет был приходским священником. И вот некоторые твиты его прихожан, практически трех поколений: «Отец Жак меня крестил и учил основам веры... Я возмущена, потрясена и скорблю...», «Он недавно крестил моих двоюродных сестер» или «Убитый венчал моих родителей и крестил меня». Жаку Хамелю было 86 лет.

Фото: Francois Mori/АР