Скажите, пожалуйста, с каким чувством вы наблюдали вчерашнее возвращение Алексея Навального, надеялись ли вы на то, что его не задержат и что он может свободно вести свою политическую деятельность в России?
Как и большинство, наверное, я вчера следил за этим внимательно. Я, конечно, считал, что в той или иной форме, но Алексей Навальный будет задержан. Может быть, не прямо в аэропорту, но, во всяком случае, через несколько дней. Но случилось именно так, как это и произошло, то есть он был задержан сразу, и дальнейший сценарий тем самым уже ясен. Надо сказать в первую очередь, что 2021 год теперь пройдет под знаком преследования Алексея Навального в России, и это оказывает влияние не только на политику как таковую, как мне кажется, но и в целом на общественный климат будет оказывать очень большое влияние.
Давайте поговорим об этом общественном климате, о выборах. Как будет сказываться то, что мы видели сегодня и наблюдали вчера, на всей остальной политической жизни в стране? Все, сейчас его могут задержать и потенциально посадить. Каким образом на дистанции Алексей Навальный сможет манипулировать ситуацией?
Я думаю, что управлять как-то ситуацией, конечно, он не сможет, но здесь дело не в практической такой стороне политического управления теми структурами, которые имеются у ФБК в России. Здесь дело в другом, дело в том, что Навальный, несомненно, очень резко поднял планку не в политическом смысле, а скорее в моральном или, как бы сказали в старое время, в экзистенциальном смысле, то есть он показал, что борьба за освобождение, или освободительная борьба, в России дальше пойдет на уровне, знаете, предстояния человека перед богом, перед собственной совестью и только, то есть потребует неимоверно высокого мужества.
Этот жест, конечно, сам по себе шокирующий в каком-то смысле слова, потому что каждый человек себя примеряет к таким поступкам, и даже тот человек, который говорит себе: «Нет, я не способен к такому», все равно себя соотносит с этим человеческим поведением, потому что в этом смысле слова, знаете, Навальный показывает не просто что такое политик, а что такое человек. Это самый важный момент в этой истории, вот он будет иметь значение. Это вот эта сторона.
Но если говорить про политическую сторону, то, я думаю, правы те комментаторы, которые говорят, что здесь ситуация теперь обострится для «Единой России». Почему? Потому что «Единая Россия» вышла на эти выборы, она имела «Умное голосование» Навального в качестве некоторой контрмеры, да, со стороны нежелающих терпеть дальше эту «Единую Россию». Теперь планка и здесь поднята, это уже не вопрос… Если раньше, может быть, многие колебались и говорили: «„Умное голосование“ ― это непонятная стратегия», то теперь это «Умное голосование» помножилось на этот арест.
Теперь, как мне кажется, очень многие люди по-другому посмотрят на это и скажут: «Нам неважно, какое значение имеет это „Умное голосование“, „Умное голосование“ ― это тем самым борьба за свободу Навального». Здесь возникает новый контекст очень сильный. Я думаю, что «Единая Россия», люди, которые ее конструируют, создали большие проблемы этим. Это эта сторона.
Почему так формально и так, надо сказать, без соблюдения законности все, что происходит с Алексеем Навальным? Почему не стараются власти хотя бы как-то внешне продемонстрировать уважение и к суду, и к закону и так далее? Почему-то именно вокруг Навального все обставлено именно так.
Нет, мне кажется, что просто весь этот путинский политический класс или силовой класс набрал очень большую инерцию, то есть и поправки, как многие говорят, окончательно развязали руки. Поэтому весь этот год после поправок, и вот этот, собственно, такой довольно яркий, если не кульминация, то, во всяком случае, очень яркая такая… Действительно кульминация постпоправочного периода. Она вся состоит из такой эскалации [нрзб. — прим. Дождь] борьбы, то есть борьбы против вообще общества по всей направлениям. У нас ведь совпало сегодня, да, типа шесть лет Мифтахову, одновременно в конце года, в декабре ― большая серия законопроектов, ограничивающих дальше гражданские свободы.
Это такой разгул, разгул просто, и в этом смысле слова, мне кажется, здесь невозможно было ждать другого сценария. Почему? Потому что мы все внимательно смотрим, так сказать, пристально, на российскую политическую сцену, да и весь мир на нее смотрит и думает, нет ли там какой-нибудь группы наверху, которая хотела бы немного сбросить скорость, да, в эскалации этого безумия. Но мы ее не видим. И никто ее не видит, а это значит, что остановить это нечем. Поэтому здесь не приходится ожидать вообще никаких других сценариев.
Но я хочу сказать вот что: может быть, эти люди наверху в России, конечно, адаптированы к тому, чтобы иметь внутри себя политического заключенного большой мощи. Они думают, что у нас был Ходорковский десять лет в тюрьме, ну, посидит и Навальный. Но, на мой взгляд, ситуация меняется. То десятилетие, в которое сидел Ходорковский, ― это было одно десятилетие, а это, нынешнее, которое начинается сейчас с 2020–2021 года, совсем другое уже. И этот политический режим внутри себя уже выпал из времени, то есть он уже находится в таком, как бы сказать, времени, похожем на вечность.
Александр, извините, как вы думаете, судьба Навального как-то увязана с тем, что происходило в Беларуси? Можно ли сказать, что, наблюдая за вот этой острой политической ситуации в Беларуси, в России окончательно решили не давать оппозиционерам высовываться, собирать людей, какую-то вести свою отдельную политическую жизнь, потому что все это чревато тем, что происходит сейчас в Минске и вообще в стране?
Ситуация Навального вообще какая-то экстремальная. Понимаете, дело в том, что, конечно, это связано с Беларусью, связано в целом с вот этим страхом Кремля, уже многолетним, перед каким-то народным гневом и возможным народным восстанием, которое и явлено отчасти в Беларуси. Это хорошо, конечно, в Кремле понимают. Я видел некоторую такую переписку кремлевских экспертов, где они друг другу говорят: «Вы что, хотите, чтобы было как в Беларуси? Мы должны что-то изменить в стратегии в отношении выборов ближайших и так далее». То есть этот страх существует.
Но все-таки надо сказать, надо подчеркнуть, что история с Навальным совершенно экстремальная, даже по меркам подобных авторитарных режимов, потому что мало того, что его пытались убить, но при этом как бы ему дали въехать обратно в страну, могли бы этого не делать, конечно, ясно, что мы все наблюдали ситуацию и понимали, что существует опция лишить гражданства, и все, и человек не влетает. Так было в прошлом с некоторыми деятелями в советский период. Но ему дали вернуться внутрь страны. В этом есть какой-то элемент просто безумия системы. Это означает, что сама эта система вся уже себя не очень хорошо понимает, она находится в опасном и непредсказуемом состоянии.
По решению Минюста России ФБК включен в реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента.
Фото на превью: Любимов Андрей / Агентство «Москва»