«Эти приключения только укрепили нашу семью»: Алексей Малобродский и его жена Татьяна Лукьянова пришли в студию Дождя после поворотного решения в деле «Седьмой студии»

Здравствуйте! Мы виделись какое-то время назад, когда появилась первая небольшая радость, когда вас все-таки отпустили домой. Прошло довольно много времени, и действительно появилось какое-то движение в сторону если не сказать победы, то хотя бы ее предчувствия. Как вы считаете, почему именно сейчас суд пошел вам навстречу, услышал адвокатов?

Малобродский: Я не могу ответить на этот вопрос однозначно. Я не знаю, почему, и, честно говоря, не хочу гадать по этому поводу. Если позволить себе какой-то идеалистический взгляд на события, то мне бы хотелось их интерпретировать таким образом, что в суде начинает торжествовать как минимум здравый смысл, как минимум логика. Еще раз повторяю: я не берусь реконструировать образ мыслей судьи и всех участников процесса, но так очень хотелось бы думать независимо от того, сколько для этого есть реальных оснований.

Хорошо. Когда произошел тот самый, на ваш взгляд, переломный момент? Не торжествовала, не торжествовала логика, а потом что-то на них произвело сильное впечатление и она вдруг восторжествовала?

Малобродский: Мне кажется, что это произошло где-то в середине процесса оглашения материалов дела в суде, когда сторона обвинения прочитала примерно половину материалов следствия, которые были направлены в суд. На этом этапе судья приняла решение отправить дело на дополнительную комплексную экспертизу.

Вероятно, по времени и по логике развития событий именно в этот момент обозначился какой-то поворот, поскольку не обнаружила судья, вероятно, уверенности в том, что в материалах дела достаточно оснований для продолжения расследования и достаточно аргументов для того, чтобы подтвердить обвинение.

Что такое «отправлено дело на дорасследование»? Вообще что это означает для вас?

Малобродский: Тут тоже я не могу дать однозначный ответ, что это означает, поскольку…

Сняли подписку ― это, конечно, хороший знак.

Малобродский: Это немножко разные, вернее, как бы параллельно идущие, но, в общем-то, разные решения. Это два разных, связанных между собой решения. Решение первое, отправить дело на дорасследование, связано с тем, что суд обнаружил достаточно противоречий в материалах, которые подготовило следствие, и не считает возможным с таким уровнем подготовки продолжить расследование в суде. То, что при этом отменена подписка о невыезде, ― это очень хороший и очень радостный для меня знак. Я надеюсь, что суд апелляционной инстанции оставит его в силе, я надеюсь, что найдутся мои документы, которые два года назад были изъяты следствием.

Какие документы?

Малобродский: Паспорт, заграничный паспорт, мой паспорт гражданина Израиля. И это даст какую-то свободу передвижений.

При этом я говорил это много раз и могу повторить, что вряд ли кто-то больше, чем я и мои товарищи по этому недоразумению, заинтересован в каком-то объективном расследовании и установлении истины. Могу заверить вас и всех телезрителей, что суд ничем не рискует с точки зрения обязательств по явке и какого-то нашего участия в процессе.

Татьяна, как вы собираетесь воспользоваться этой свободой передвижений, которая дана вам теперь как паре?

Лукьянова: Вы знаете, это очень смешно, многие сегодня спрашивали: «Ну что, все? Завтра уезжаете, куда-то едете?». Но на самом деле нет, потому что просто возникло такое количество работы, ближайшие проекты, премьера в начале октября нашего независимого проекта. Мы никуда не едем, мы работаем. Когда мы сегодня после суда ехали, я сказала: «Леша, ты знаешь, у меня нет ощущения радости, вот радости-радости, да, такой вот эйфории». Такое ощущение, что ты что-то делал, делал, делал, делал, да, ты понимал, какой должен быть результат, ты много работал, работал, работал и работал, и вот этот результат достигнут.

Малобродский: Закономерный.

Лукьянова: Да.

Вообще проверить эту страну на возможность из нее выехать хотя бы ненадолго. Все-таки ощущение запертости же очень гнетущее.

Лукьянова: Я хочу сначала подержать в руках Лешин паспорт.

Счастье подержать паспорт!

Лукьянова: Не то чтобы это счастье, но это какой-то артефакт, какое-то материальное подтверждение. Потому что я еще раз повторюсь, что никаких у нас планов нет, такие обстоятельства жизненные, рабочие, что мы в любом случае как минимум до января просто работаем, работаем и точно никуда не выезжаем не то что за пределы страны, а даже за пределы Москвы.

Я не могу вас не спросить. Вы, конечно, утверждаете, видимо, так сейчас нужно говорить, что все дело в руках правосудия, вот на какой-то момент справедливость наступила, люди вразумились, что ли. Но есть некоторое ощущение, что это решение принимается не на уровне суда. Есть ли у вас это чувство, что где-то сверху помиловали, что ли, или изменили отношение?

Малобродский: Анна, я так же, как и вы, могу гадать по этому поводу. Вы понимаете наверняка, что у меня нет никакой информации, которой не располагали бы вы или любой другой человек.

К сожалению, в этом деле ― и это парадоксально ― ни у кого нет этой информации.

Малобродский: Да. Есть подозрение у меня такое же, как и у вас, что на каких-то небесах, мне неведомых, принимаются некие решения, но, право, я не могу это обсуждать в предположительном ключе. Это надо или знать, или не знать. Я этого не знаю.

Все, что происходило до сих пор в течение двух лет, где было много довольно нелогичных и, по моему убеждению, неправильных решений, неправедных, я бы сказал, решений, в том числе и судейских, заставляет предполагать, что да, действительно люди принимали решения, руководствуясь не законом, внутренним убеждением и совестью, а исходя из какой-то конъюнктуры или каких-то иных обстоятельств. Если сейчас что-то в этом отношении изменилось, я могу только надеяться, что это так и есть.

Значит ли сегодняшний поворот дела, что будут пересмотрены и показания бухгалтера Масляевой, которая, собственно, является одним из ключевых фигурантов этого процесса?

Малобродский: Нет, что значит пересмотрены? Они уже даны, эти показания даны.

Они совпадают с нынешней версией? Не зря же дело отправлено на доследование, перерасследование.

Малобродский: Вы знаете, сегодня суд не уточнял, какие именно противоречия и нестыковки он нашел в деле. Не исключено, что также обращает на себя внимание недостоверность показаний Нины Леонидовны и каких-то иных свидетелей обвинения, поскольку суд их заслушал в своем заседании и, вероятно, не нашел их достаточно убедительными и удовлетворительными.

Но я сейчас не должен и не вправе ни комментировать решения суда, ни интерпретировать эти решения. Поэтому, если можно, я этим ограничусь.

Весь этот процесс и все, что происходило с вами все это время, такое долгое, вы ощущаете как семья и как вы, в частности, некой черной меткой на своей биографии? Или наоборот, поддержка и совершенно другое ощущение от окружающих? Рефлексируя все это прошедшее трагическое для вас время.

Малобродский: Это очень сложный комплекс ощущений и раздумий, но если как-то свести его к краткому утверждению, то эти приключения для меня только укрепили и мою любовь, и нашу семью, и поддержку друзей и наших родных. Это странная обратная сторона этого, в общем-то, нелепого, ужасного и несправедливого приключения. Его обратная сторона заключается, в общем-то, в открытии, казалось бы, очевидных вещей: ценностей семьи, ценностей любви, привязанности, преданности, дружбы. Я невольно говорю несвойственные мне высокопарные вещи, но это так.

Татьяна, когда мы с вами в прошлый раз разговаривали, Алексей только оказался дома. Мы с вами говорили о сложной судьбе жены человека, скажем так, несправедливо обвиненного. Если тоже объединить как-то это время единым выводом, ваши ощущения от него? Какой вы вышли из этого периода, если можно так уже об этом говорить?

Лукьянова: Единым выводом, наверно, все-таки сложно, да, потому что это действительно было очень тяжело. Да, какое-то… Не скажу «отчаяние», нет. Но это был действительно очень сложный для меня период, так же как и для Алексея, естественно. Но колоссальная поддержка, которую мы ощутили на себе, где-то какое-то возобновление знакомства, переросшее в дружбу, да, где-то вообще какие-то новые связи и так далее ― это все настолько ценно!

И вы сказали, что какая-то черная метка на судьбе. Наверно, нет. Ну что, да, не позовут Алексея работать в крутой государственный театр.

Малобродский: Мы сделаем свой.

Лукьянова: Я думаю, да, что мы с этим справимся и найдем что-то, что профессионально было бы нам не менее интересно и не менее достойно, что ли. Поэтому нет такого ощущения. Есть ощущение такой большой, серьезной, трудной пережитой истории, с которой, в общем-то, я считаю, мы справились, мы оба справились, да. То есть это было действительно очень сложно, понятно, что для Алексея это было еще сложнее, но я как-то нахожусь в убеждении, что мы с этим справились прилично.

А вы стали бояться государственной машины?

Малобродский: Нет.

А ваши отношения с Кириллом Серебренниковым как-то изменились в процессе этого дела?

Малобродский: Нет.

Какими они были и какие они сейчас?

Малобродский: У нас с Кириллом никогда не было каких-то внерабочих отношений. Все четыре с половиной, почти пять лет, которые мы провели вместе, сначала в проекте «Платформа», потом в «Гоголь-центре», было, с моей точки зрения, оптимальное сочетание профессионалов: Кирилла как художника и меня как менеджера, как продюсера. Я считаю, что это был довольно удачный рабочий симбиоз. Он никогда не перерастал в какую-то горячую дружбу, и я надеюсь, что не ошибаюсь, если скажу, что он всегда был взаимоуважительным. Сейчас эти отношения остались такими же.

Спасибо большое. Я желаю вам удачи. Я надеюсь, что все это закончится победой, некое общее предчувствие этого есть.

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.