«Десять лет назад такой гомофобии у нас не было»

Яковлева: Существует ли какая-либо помощь, которую легко может найти ребенок, имеющий такие проблемы, не могущий признаться родителям?

Петрановская: К сожалению, с этим сейчас очень сложно, потому что в том числе на законодательном уровне задана парадигма с установкой, что даже невозможно говорить детям о том, что это вариант нормы. Сейчас фактически такая ситуация, что уголовно наказуемо, если ты несовершеннолетнему говоришь, что это нормально, что с ним нет какой-то беды, особого греха и так далее.

Сейчас довольно сильно ограничены любые возможности. Что это означает на практике? Про это невозможно вести какие-то просветительские разговоры. Наверно, можно работать наедине в кабинете психолога, но, к сожалению, сейчас мы видим, что часто и психологи имеют весьма своеобразное представление об этом.

Если говорить о людях, о каком-то близком круге ребенка: родителях, учителях, тренерах, знакомых, то, к сожалению, мы видим, что даже те из них, кто не говорит «Я бы сразу умер или выгнал ребенка», все-таки воспринимают это в очень трагичном ключе. Если взрослые так воспринимают, ребенок десять раз подумает, говорить ли об этом.

Эггерт: Позвольте, Людмила, я немножко обострю нашу дискуссию. Скажем, родители воспринимают это трагично, потому что, например, у них может не быть внуков в этой ситуации.

Петрановская: Внуки получаются разными способами. Учитывая, что в современном мире многие люди растят так или иначе не ими рожденных детей…

Эггерт: Не все не это согласны.

Петрановская: В данном случае это не вполне дело родителей, как будет жить ребенок, строить свою жизнь.

Эггерт: Но мы же о том, что они расстраиваются. Вас это удивляет.

Петрановская: Можно иметь совершенно гетеросексуального ребенка и тоже не иметь внуков. Это весьма отдаленно связанные вещи.

Люди на самом деле расстраиваются совсем не поэтому. Было бы лукавством, если бы мы говорили, что первая мысль ― о том, что не будет внуков. Все те люди, которые говорят, что они в шоке, что они лучше бы умерли, что они выгнали бы ребенка, расстраиваются не из-за того, что у них не будет внуков. Если бы их дочь или сын пришли бы и сказали: «Мама, я прошел обследование, к сожалению, у меня бесплодие», они бы обняли ребенка и плакали, а не умирали бы, выгоняли или говорили, что провалятся со стыда и будут исправлять это. То, что вы говорите, это лукавство, это не так.

Яковлева: Да, внуки ― это одна часть, а другая часть ― то, что наше общество совсем не подготовлено, не готово принимать таких детей. Понятно, что родителей пугает больше неприятие в обществе. У самих взрослых есть определенные ограничения. Может быть, здесь надо в большей степени работать со взрослыми?

Петрановская: Минуточку, «не подготовлено» ― это тоже не так. Оно подготовлено. У нас не было такой гомофобии лет десять назад. Общество готовили к этому, ему весь мозг, так сказать, вынесли и промыли тем, что это ужасно и лучше удавиться, чем это. Оно именно накручено, совершенно осознанно и специально настропалено. Ситуация у нас сейчас хуже, чем сейчас.

Эггерт: Людмила, с другой стороны, год или десять лет назад, когда вы говорили, речь шла о том, что люди просто не обсуждали эту тему, скажем так. Это не значит, что гомофобии не было.

Петрановская: Это не было так накручено. Да, гомофобия была, конечно, но при всем этом и терпимость была выше. Ужасной трагедии из этого не делалось, а сейчас мы имеем намеренную обработку общественного сознания.

Сама история с запрещением сайта не подготовка общественного сознания? Детям просто запрещают почитать что-то об этом, когда они понимают, что это их касается, пообщаться, получить какую-то поддержку, рекомендацию, совет. Им запрещают просто саму возможность доступа к информации. Что суд, Роскомнадзор хочет сообщить этим детям? «Идите сдохните, убейтесь об стену»? Какой другой месседж может быть у таких действий? Я не понимаю. Чего мы хотим? Чтобы они исчезли?

Эггерт: А какого типа поддержку можно получить на таком сайте? Объясните для тех, кто мало что знает про это, что это такое. Просто все говорят о поддержке.

Петрановская: Если у каждого из нас выскакивает прыщ, где-то болит или еще какие-то проблемы, то первым делом мы лезем в интернет и читаем, что это. Это обычная информация. Любой из нас это делает. Ребенок имеет право просто пойти куда-то и получить взвешенную, спокойную информацию без истерики, без накрутки про грех, без всей этой чуши. Узнать, что да, так бывает, есть еще такие люди, могут быть такие-то сложности, можно с этим обойтись так-то. Здесь могут выслушать, можно просто написать кому-то про это и получить ответ о том, что ты такой не один.

Яковлева: Я так понимаю, что этот сайт в основном давал возможность написать, тогда редакторы сайта ответили бы на вопросы. Там есть список психологов, к которым они обращались, наверно, в этом смысле это был важный сайт.

Петрановская: Конечно. 

На превью: фото из группы «Дети-404» / ВКонтакте