Сергей Железняк: «Путин — самый желанный руководитель во всех странах мира»

Замглавы генсовета «Единой России» о шантаже от имени Навального, командировках парламентариев на Фиджи и о жизни дочерей за границей
19/01/2017 - 01:11 (по МСК) Антон Желнов, Роман Баданин

В Hard Day's Night — заместитель секретаря Генсовета партии «Единая Россия», член комитета по международным делам Госдумы Сергей Железняк. Говорили об имидже России на Западе и о том, в какую сторону он меняется в последнее время, о том, кому стоит идти на президентские выборы в 2018 и о внутренней кухне Госдумы.

Вместе с Антоном Желновым эфир провели специальный корреспондент отдела политики «РБК» Наталья Галимова, журналист радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Соломин, специальный корреспондент Телеканала Дождь Михаил Рубин и главный редактор Телеканала Дождь Роман Баданин.

Желнов: Сергей Владимирович, первый вопрос у меня по «закону Димы Яковлева». Было решение Европейского суда по правам человека, который признал обоснованными те иски американских семей (по-моему, 45 семей), которые были поданы в адрес России. Сегодня высказалась и уполномоченный по правам человека Татьяна Москалькова, назвав это решение взвешенным, Валентина Матвиенко даже предположила, что «закон Димы Яковлева» может быть отменен при прочих равных, она их сформулировала.

Железняк: Она сказала про возможный диалог.

Желнов: Нет, там слово «отмена» звучало. Не исключила, скажем корректнее. Как вы считаете, не пришло ли время его отменить или как минимум сильно пересмотреть?

Железняк: Во-первых, нашим зрителям будет, наверно, интересно, что было принято Европейским судом по правам человека. Там было три вопроса в обращении: были ли нарушены нормы права; были ли нарушены права детей; и третье ― были ли нарушены права потенциальных родителей. ЕСПЧ по первым двум вопросам, по правоприменению и по нарушению прав детей, отказал истцам. Принят был к рассмотрению только третий вопрос ― нарушение прав потенциальных приемных родителей.

Удивительно, но эти приемные родители находились в момент принятия закона в очень разной степени готовности к усыновлению и удочерению, и поэтому у части из них вообще не было на тот момент никаких законных прав на усыновление. Но ЕСПЧ посчитал, что раз это обращение по одному и тому же поводу, то они имеют равные права. Он счел, что даже несмотря на то, что права детей не нарушены, российское законодательство и международное право не нарушены, тем не менее компенсация, пускай и сильно урезанная, ― насколько я помню, с 30 до 3 тысяч евро на пару усыновителей, ― должна быть выплачена.

Конечно, это решение тоже будет оспариваться, потому что странно, если компенсации требуют те, кто не видел детей, не давал согласия на усыновление ― скажем так, был на ранней стадии процесса усыновления. Это с точки зрения того, что было в ЕСПЧ.

Желнов: В ЕСПЧ, да. А теперь ваше мнение относительно отмены или пересмотра этого закона.

Железняк: Я напомню, с чем вообще был связан этот закон.

Желнов: Всё помним, можете не углубляться.

Железняк: Если помните, то усыновление, которое происходило, происходило в Соединенные Штаты, которые потом отказались нести ответственность и даже мониторить то положение детей, которое происходило в штатах. Потому что у них семейное законодательство находится на уровне штатов и сильно отличается друг от друга.

С другими странами, с которыми у нас были подписаны документы о международном усыновлении (их, насколько я помню порядка двенадцати), иначе: страна, принимающая нашего ребенка, отвечает за него. А здесь американские власти устранялись от ответственности, и это приводило в том числе к страшным случаям.

Желнов: Давайте все-таки тоже не забывать про «закон Магнитского», что это было прежде всего зеркальным ответом на «закон Магнитского», и закон был политическим.

Железняк: Это точно был не симметричный ответ, потому что в «законе Магнитского» вообще нет ничего связанного с правом как таковым. Там ставились в обвинение люди, которые вообще никакого отношения не имели ни к смерти Магнитского, ни к этому делу.

Соломин: Закон о детях был все-таки в пакете ответа на «закон Магнитского».

Железняк: Еще раз: это не было симметрично или зеркально.

Желнов: Ну какая разница, симметрично или не симметрично. Это было политическим ответом страны.

Железняк: Тем не менее это важно.

Если говорить про то, как сейчас обстоят дела. У нас за это время, как вы знаете, принят целый пакет мер по поддержке отечественного усыновления и других форм устройства детей в семьи. Количество детей, которые остались без попечения родителей, серьезно уменьшилось за этот период. Можно посмотреть статистику и на сайте уполномоченного по правам ребенка, и на сайте профильного комитета Государственной Думы.

В принципе, идеально было бы, чтобы вообще все дети наши находились в семье у нас в стране. Тем не менее на сегодня это бывает не всегда так, и если есть международное усыновление, оно должно сопровождаться прямым юридическим обязательством страны, которая принимает нашего ребенка, за его судьбу, здоровье, за тех родителей, которые должны контролироваться государством как приемные родители.

Желнов: Естественно, странно было бы думать иначе.

Железняк: В Штатах на сегодня никаких законодательных изменений так и не произошло. Возможно, с приходом новой администрации в США будут какие-то изменения, но сейчас это можно только предполагать.

Желнов: Что вы имеете в виду под изменениями?

Железняк: Изменения, связанные с международным усыновлением в США.

Желнов: Понятно.

Соломин: На самом деле мы тоже прекрасно помним, как принимался этот закон. Он, конечно, абсолютно политический.

Железняк: Это не так.

Соломин: И то, что вы говорите об успехах, о том, что дети устраиваются в семьи, ― почитайте интервью, которые берет, например, Ольга Алленова в «Коммерсанте», где ей уполномоченные по правам ребенка рассказывают, как это усыновление происходит. Оформляется опека, причем, по-моему, называется «предварительная опека», фактически ребенок остается в детдоме, но исчезает из банков данных для сирот. Это совсем не то усыновление.

Железняк: Я говорю только о количестве реально усыновленных детей. Оно увеличилось более чем в два раза.

Соломин: Но в цифрах это выражается так.

Железняк: Именно в цифрах это так и выражается.

Соломин: Но часть из них ― это не реальные цифры, не реальные усыновления.

Железняк: Нет, вы просто путаете две вещи. Первое: действительно, любое усыновление связано с целым рядом стадий, которые должны пройти приемные родители для того, чтобы было, скажем, более безопасно им доверить ребенка. Вот это предварительное усыновление ― это стадия этого процесса. Но ответственность за детей родители получают только тогда, когда ребенок переезжает жить в семью. Если он находится на государственном обеспечении в детдоме, то эта цифра прямо фигурирует в статистике. Не может быть так, что ребенок в детском доме, но не числится.

Галимова: Сергей Владимирович, вы все-таки не ответили на вопрос, нужно ли отменять этот закон. Ответьте, пожалуйста.

Железняк: Отвечаю. Я считаю, что на сегодня никаких оснований для его отмены или корректировки не существует. Почему? Потому что не были предприняты никакие шаги, которые бы сняли ту обеспокоенность, которая у нас существовала на момент его принятия. Всё.

Баданин: Сергей, раз уж мы заговорили про детей, то позволим себе вопрос и про ваших, вы уж поймите.

Железняк: Ага.

Баданин: Некоторое время назад ― мы все это помним, и вы не хуже нас ― вас упрекали в том, что ваши дочери при всем, может быть, патриотизме их отца уехали учиться в британские высшие учебные заведения. Не знаю, возможно, высшие, возможно, не только. Вы на это возразили (за точность цитаты не поручусь), что настанет время, они вернутся и поработают на благо России.

Расскажите, если это не является личной тайной, чем они занимаются сейчас и где они этим занимаются.

Железняк: Это не является на сегодня тайной. Старшие дочки у меня продолжают учебу, а младшая дочка по-прежнему здесь, в Москве, со мной.

Желнов: А где продолжают учебу?

Железняк: Старшая дочка сейчас готовится к защите диссертации.

Желнов: В какой стране?

Железняк: В Великобритании.

Баданин: То, что называется PhD.

Железняк: Да, конечно. Она блестяще закончила университет и была сразу же рекомендована как одна из лучших выпускниц к подготовке к защите диссертации. Она, как известно, вышла замуж. Ее супруг ― шотландец по национальности, инженер и телекоммуникационщик. У нас есть договоренность, что как только будет закончено обучение, они с удовольствием переедут сюда.

Желнов: А вторая дочь?

Железняк: Сейчас и про вторую, и про третью. Вторая дочка у меня продолжает образование в Швейцарии. Третья дочка продолжает образование в Великобритании, это художественное образование. У нее уже было несколько персональных выставок. Я думаю, что после окончания обучения она не будет испытывать никаких проблем с точки зрения работы здесь и реализации своих талантов. Вторая дочка ― финансовый аналитик по тому образованию, которое она получает.

Четвертая дочка сейчас в девятом классе, размышляет, кем ей быть. Она тоже человек творческий, я ей в этом помогаю.

Баданин: Повезло вам с дочками.

Железняк: Теперь, собственно говоря, про учебу там и здесь. Наши зрители могут этого не знать, но я, кроме образования в России, получал еще возможность учиться в Швейцарии. У меня есть высшее образование западное. Кроме этого, у меня была возможность стажироваться в Японии, и я тоже считаю это очень полезным для той деятельности, которую я сейчас веду.

У нас в России отлично выстроено техническое образование, поэтому с удовольствием помогаю и Бауманке, и другим техническим университетам. Для мальчишек и девчонок, которые являются технарями, очень правильно получать образование здесь. По гуманитарному направлению и, скажем так, по вопросам, связанным с аналитикой, я считаю, это достаточно серьезный плюс, если есть возможность к нашему образованию получить еще и иностранное.

Так что никаких рисков я не вижу. Я по-прежнему считаю, что наибольшие возможности для самореализации есть на родине, потому что это родная среда, родные язык и культура. В любой другой стране самый талантливый человек все равно ощущает себя все-таки приезжим, это есть. Здесь не надо путать вопросы получения квалификации и вопросы приложения своих талантов и способностей. Это разные вещи.

Я считаю, что чем больше у нас будет молодых людей с хорошим образованием, как отечественным, так и зарубежным, тем быстрее мы будем проходить те процессы, которые необходимы для того, чтобы у нас была современная, устойчивая, динамично развивающаяся экономика, квалифицированная социальная среда, логистика и другие сферы жизни нашего общества.

Баданин: Чтобы уточнить. Верно ли мы понимаем, что кто-то из ваших дочерей при этом работал либо стажировался в BBC? BBC ― одна из ведущих западных медийных компаний, еще и государственная к тому же. Идеологического конфликта с дочерью не было?

Железняк: На BBC работала моя старшая дочка. Как я уже говорил, после того, как стало подробно известно, кто ее отец, она на BBC уже не работала. При этом на BBC она работала в социальных проектах, гуманитарных проектах, посвященных как раз детям, преодолению бедности. То есть это были социальные, гуманитарные проекты, никакого отношению к новостному или политическому вещанию это не имело.

Соломин: Она по своей инициативе ушла?

Железняк: Ушла?

Соломин: Из BBC.

Железняк: Нет, ее ушли.

Желнов: Уволили из-за того, что вы ее отец, или из-за чего?

Железняк: Надо понимать, что когда ты получаешь образование, ты можешь работать только определенное количество часов. Это временная работа, которая строго регламентирована законодательством. Поэтому, конечно, как только эта шумиха здесь поднялась, там ее тоже прочитали, и после этого она не работает. Ее муж, который является, я считаю, Кулибиным, тоже был очень полезен разным телекоммуникационным компаниям, в том числе и BBC. Сейчас он тоже занимается другим проектом и солидарен со своей супругой.

Желнов: Сергей Владимирович, я вас хотел спросить про депутатов и заграницу. Понятно, что есть закон, согласно которому депутатам и госслужащим нельзя иметь активы, но тем не менее недвижимость под этот закон не попала. Недвижимостью владеет куча депутатов, огромное количество чиновников. Вам не кажется это странным?

Железняк: Если вы помните историю с введением этих ограничений, я как раз был среди тех, кто предлагал в том числе ввести запрет и на недвижимое имущество. Тогда я оказался в меньшинстве, потому что мне сказали: «Если есть имущество, которое законно приобретено, с него уплачены налоги, оно не скрывается, то какие основания для того, чтобы эти активы, грубо говоря, заставлять человека продавать?». Тем более мы помним, что это было достаточно кризисное время, понятно, что никакой справедливой цены на продажу этих активов в тот момент не существовало.

Желнов: Но сейчас уже нормальное время с точки зрения продажи.

Железняк: Я не знаю, у меня этого нет. Поэтому когда мне говорили: «Ну как же, если ты имеешь где-то недвижимость, ты же должен ее обслуживать?», я говорил: «Никаких проблем с обслуживанием через любой из наших серьезных банков не существует, потому что рубль ― конвертируемая валюта». С кредитной карточки можно оплачивать любые коммунальные расходы и другие издержки, которые связаны с недвижимостью.

Вопрос не в этом, а как раз в том, является ли это уязвимостью для человека, у которого эта недвижимость есть. Да, наверно, это является одной из уязвимостей, одним из рисков. Но человек должен четко осознавать этот риск и осуществлять свою деятельность так, чтобы этот риск минимизировать.

Желнов: Но у вас, я так понимаю, нет этой недвижимости.

Железняк: Нет и не было, а зачем? С моим графиком работы на самом деле и до дома добираешься…

Соломин: Я о дружбе хотел вас спросить. Российская власть, особенно в последнее время, активна в своих дружеских связях с различными политическими силами в Европе. Мы знаем, что у нас крепкие отношения с партией Ле Пен, с венгерской партией с непроизносимым в прямом эфире российского телевидения названием. Мы знаем, что «Единая Россия» заключила соглашение о сотрудничестве с Австрийской партией свободы, которую в свое время основали откровенные нацисты, а председателя партии и нынешнего лидера (а не только Йорга Хайдера) впрямую обвиняли в знакомстве, сотрудничестве с современными неонацистами.

Как вы это объясните российским ветеранам Великой Отечественной войны?

Железняк: Спасибо большое. У нас более тридцати различных соглашений с разными партиями. Если говорить конкретно про партию австрийскую, то та деятельность, которую они осуществляют сейчас и всё последнее время, дает подтверждение, что они являются консервативной партией, но никак не нацистской, собственно говоря. Даже когда их упрекают в национализме, то, если вы читали их документы, знаете их заявления, речь идет только о том, чтобы мигранты исполняли те требования, которые есть в австрийском законодательстве.

Соломин: Еще бы они это прописали в уставе своем.

Железняк: Понимаете, про вас тоже можно сказать всякие гадости, но если этому нет подтверждения, то это же слухи, правильно? А про слухи Владимир Владимирович правильно сказал на пресс-конференции.

Желнов: Какие гадости можно сказать? Что вы имеете в виду?

Железняк: Еще раз: про любого человека, про любую организацию могут ходить разные слухи и домыслы.

Желнов: Нет, я так понимаю, что Леша ссылается на конкретную партию.

Железняк: Леша ссылается на историю возникновения партии, которая сейчас занимается совершенно другой деятельностью, которая имеет совершенно другую идеологию и пользуется поддержкой почти половины граждан.

Соломин: Но про Штрахе, например, писала газета The Guardian, ссылаясь на решение австрийского суда, о его связях с неонацистами. Это как-то не очень похоже на слухи.

Железняк: Но вы прекрасно понимаете, что если бы эти обвинения были состоятельны, то он бы не занимался политической деятельностью в Австрии, где тоже есть очень четкие ограничения, связанные с противодействием нацизму, как и в Германии. Поэтому то, что писала The Guardian, ― это ее мнение, но не более того.

Соломин: То есть ветеранам вы скажете, что всё это неправда.

Железняк: Нет, я скажу, что партия, с которой мы взаимодействуем, точно так же, как большое количество других партий в Европе, нам интересна именно потому, что они занимают взвешенную патриотическую позицию в интересах граждан своей страны. Там нет ни одного намека не только на нацистскую, но и на радикально-националистическую идеологию.

Поэтому судить надо не по истории многодесятилетней давности, а по тому, с кем мы имеем дело сейчас. Я хочу сказать, что у нас ни одни соглашения не возникают спонтанно, у нас идет достаточно серьезная подготовка, изучение политических сил, с которыми мы работаем. У меня и по линии безопасности, и по линии международного сотрудничества здесь нет ни одного упрека их деятельности не только в настоящий момент, но и во всё предыдущее рассматриваемое нами время.

Рубин: Вопрос к вам как к человеку, который считает себя хорошим специалистом в области пиара.

Железняк: Разве?

Рубин: Да, абсолютно. Вот смотрите, Россия в последнее время выглядит на Западе зачастую как такая империя зла.

Железняк: Уже нет.

Галимова: С каких пор уже нет?

Рубин: Хакерские атаки…

Железняк: Вы прекрасно понимаете, что любой нормальный человек просто издевается над этими претензиями к России.

Рубин: Ну правда мы так выглядим. Американцы убеждены, что за хакерскими атаками стоим мы.

Железняк: Вы какое количество американцев знаете?

Желнов: Большое, немалое.

Рубин: Большое.

Железняк: Большое. Сколько миллионов?

Рубин: Вы сейчас проверяете меня на знание, сколько людей живет в США? Или вы о чем?

Железняк: Нет, просто это еще одно заблуждение, которое просто искусственно раздуто.

Рубин: Мы не говорим о заблуждениях. Но это в американских СМИ, вы же тоже их читаете, так выглядит. Нам предъявляют претензии за что? За хакерские атаки, за Украину, Сирию и так далее. Мы выглядим такой империей зла. Что нам с этим делать имиджево? Нам надо как-то работать над нашей репутацией на Западе, пытаться ее менять или что?

Железняк: Ни в коем случае. Нам нужно продолжать делать то, что мы делаем: защищать наши национальные интересы, требовать уважительного отношения к нашим ценностям, традициям, международным интересам и выстраивать отношения только с теми, кто придерживается этих принципов.

Мы никогда не влезаем во внутреннюю кухню и не указываем другим народам, как жить, но мы точно так же никогда не позволим, чтобы нам кто-то указывал. И я совершенно не согласен с тем, что сейчас Россия в мире представляется как империя зла. Кроме 30 с лишним соглашений, которые у нас есть с различными политическими партиями, у меня огромное количество экспертной работы, которая идет на всех континентах. Могу сказать так, что на сегодня Россия представляется одной из самых обнадеживающих стран с точки зрения…

Желнов: Вы давно видели западное информационное поле? Я прошу прощения, что прерываю вас. Обложки газет, сайты, материалы. Мы сейчас не говорим, убедительны они или нет, мы говорим об общем информационном фоне.

Железняк: Если говорить про аналитику и восприятие в обществе, и западном, и восточном, я видел материалы в пятницу, условно говоря, меньше недели назад. Если говорить про заголовки и те публикации, которые есть, ― я их мониторю каждый день, конечно.

Еще раз хочу сказать, что та повестка, которая навязывалась, по сути, проигравшей радикальной либеральной силой, не только американской, вообще международной, сейчас терпит крах не только в Америке. Это происходит в Европе, на других континентах. Да, есть момент реванша. Можно сказать, что есть непростые процессы в Венесуэле, но мы тоже понимаем, что они…

Желнов: Я понял, что мы выглядим обнадеживающе.

Железняк: Очень. А Владимир Владимирович является просто самым желанным руководителем государства практически во всех странах мира.

Желнов: И гостем на разных приемах, видимо.

Железняк: Не гостем. Они именно говорят: «Нам бы такого, как Путин».

Галимова: Кто они?

Желнов: Вы на кого ссылаетесь?

Галимова: После Крыма Владимир Путин резко сократил количество визитов, а вы говорите, что он является самым желанным. Международных визитов, я имею в виду.

Железняк: Для людей.

Галимова: Откуда вы знаете? Докажите.

Железняк: Статистика.

Баданин: Фонд общественного мнения проводит опросы и за границей?

Железняк: Нет, слушайте, это смешно. Конечно, опросы проводят те организации аналитические, которые работают в этих странах.

Желнов: Сергей Владимирович, вот Наталья работает в президентском пуле.

Галимова: И Антон.

Желнов: Да. Собственно, и Михаил. Мы видим, как сократилось количество визитов Путина на Запад, в Европу, в США и так далее. Неучастие в G8. О каком желанном госте вы говорите, ну правда?

Галимова: Ранний отъезд с саммита G20 в Австралии вспомним.

Желнов: Поясните.

Железняк: Объясняю. После Австралии был Китай, который был совершенно другим, в формате G20. После тех претензий, которые пытались адресовать нашей стране и нашему президенту, все нормальные политические силы поняли, что это абсолютно не состоятельные упреки. Те процессы, которые сейчас происходят в Америке, Европе, Латинской Америке, свидетельствуют о том, что не с той силой, которая ассоциируется с уходящей властью в Америке, а именно с нами хотят выстраивать отношения.

Желнов: Хорошо. Можно я вас спрошу тогда, что мы потеряли, что Россия потеряла за последние три года, с начала украинского конфликта? Многие чиновники, ваши коллеги, кремлевские чиновники считают, что отставание в технологиях ― главный урон от санкций, сжатие экономики до 30–40%...

Железняк: Сжатия экономики до 30–40% нет, что вы говорите такое?

Желнов: Другие говорят, что есть, что она сжалась из-за колоссального оттока инвестиций.

Железняк: Смотрите, либо мы оперируем цифрами… никакого сжатия на 30–40% нет.

Желнов: Хорошо, я тогда переформулирую и спрошу следующее: с вашей точки зрения, какие не имиджевые, а конкретные, в цифрах, утраты мы понесли за последние три года из-за санкций, из-за общего фона, который возник?

Железняк: Понятно. Самое главное и важное ― это доступ к капиталам, и это мы с вами прекрасно понимаем. Это не сокращение экономики, а ограничение возможностей для инвестирования новых проектов. К счастью, эта ситуацию уже уходит. Я более чем уверен, что прямо в этом году рубль будет одной из самых желанных валют на международном валютном рынке, инвестиции в Россию будут в приоритете.

Желнов: У кого, у каких стран?

Железняк: У многих финансовых фондов, притом как западных, так и восточных.

Желнов: А какие инвестиции? Ставили на Китай…

Железняк: Можно я закончу?

Желнов: Да.

Железняк: Так вот, доступ к капиталу ― это было действительно такое ограничение, которое сдерживало наше развитие. Вы говорите «доступ к технологиям».

Желнов: Президент Путин говорит.

Железняк: Да, до определенной  степени, но этот же период позволил нам восстановить значительную часть того научно-технического потенциала, который позволяет либо разрабатывать этих технологии, либо создавать альтернативные.

Желнов: То есть у нас появились альтернативные разработки доступа к шельфовым месторождениям?

Железняк: В том числе.

Желнов: Это как?

Железняк: Мне ближе радиоэлектроника, я могу сказать, что по радиоэлектронике мы сейчас являемся не просто самыми лидирующими в мире. Отставание США, Японии, тем более Китая уже на десятилетие.

Баданин: Мы вам не можем возразить в данном случае.

Железняк: А я вам говорю. Нас же смотрят разные люди, в том числе и эксперты.

Желнов: Хорошо. Сергей, а вы можете, если возможно, коротко сформулировать? Ставили на Китай.

Железняк: Кто вам такое сказал?

Желнов: Что удалось с точки зрения российско-китайских отношений? Какие гигантские проекты и инвестиции Китая достались России?

Железняк: Во-первых, это странная постановка вопроса ― ставили на Китай.

Желнов: Почему? Ставили на Китай, поворот на Китай был.

Железняк: У меня есть возможность ответить так, как я считаю, или нужно повторить, как вы сказали?

Желнов: Как вы считаете.

Железняк: Спасибо большое. Так вот, мы развиваем наши отношения со всеми, кто готов их равноправно выстраивать. Китай на это готов, Индия всё более и более на это готова.

Желнов: Что получилось с Китаем? Уже можно подытожить.

Железняк: Совершенно очевидно, что мы очень хорошо партнерствуем в машиностроении, в разных его сферах. В приборостроении. Мы им очень интересны по электронной промышленности, в том числе и по ее военному компоненту. У нас есть сейчас реализуемые проекты, очень амбициозные, по тому, что связано с энергоносителями. Китай достаточно активно инвестирует в разные сферы российской экономики.

Желнов: Мы сейчас поговорим о предстоящем съезде «Единой России», который пройдет в эти выходные.

Рубин: Да, съезд будет достаточно масштабный, все-таки по итогам выборов в Государственную Думу. В СМИ много пишут о ротации в «Единой России». Как вы считаете, должна ли она быть масштабной и что это вообще значит? Это означает, что партия меняется, или что? И сразу вопрос вдогонку: останетесь ли вы на своем посту?

Железняк: Спасибо.

Первое: съезд у нас плановый. В нашем уставе записана норма о сроке полномочий руководящих органов. Как раз сейчас этот срок полномочий заканчивается, поэтому и съезд у нас отчетно-перевыборный. Это вопрос, который, конечно, надо связывать с результатами избирательной кампании, потому что мы будем в том числе оценку нашим партийным коллегам давать по результатам прошедших выборов. Но срок полномочий ― это изначальная причина проведения сейчас нашего съезда.

Мы осенью прошлого года приняли решение о проведении отчетно-выборных конференций. Они проходили сначала на муниципальном уровне, потом на региональном, теперь, соответственно, будет такая процедура на федеральном уровне.

На местном уровне в ходе как раз той самой ротации, которая не просто нужна, а записана у нас в уставе, вместо 15%, положенных по уставу, было обновление более чем на 20%. На федеральном уровне, я думаю, обновление будет в руководящих органах партии порядка 50%, может быть, даже больше. И это хорошо, потому что у нас обязательно будут в руководящих органах партии присутствовать представители всех 85 регионов нашей страны. Во-вторых, у нас, конечно, будут присутствовать те, кто себя наиболее достойно показал в ходе избирательной кампании, соответственно, им уступят место те, кто показал себя не очень хорошо, менее эффективно сработал.

Желнов: Но вы останетесь?

Железняк: Это будет решать съезд.

Желнов: Как всегда.

Галимова: Что ваша интуиция вам подсказывает?

Железняк: Тот вопрос, которым я занимаюсь, это международное сотрудничество, ― вопрос непростой. Он требует знания языков, понимания других культур и умения работать с людьми, которые придерживаются других взглядов и культурных форматов. Поэтому я бы как раз хотел, чтобы в ходе съезда та деятельность, которая у меня есть, была усилена кадрами, мне помогли наши коллеги, которые знают языки, которые умеют вести международную работу.

Останусь я или нет ― это вопрос, который не находится в моей компетенции. Если съезд окажет мне доверие, я буду продолжать ту работу, которую я веду. Если потребуется какое-то другое мое применение и я на эту работу буду способен, я, конечно, буду реализовывать то направление, которое мне будет поручено.

Желнов: Прямо под козырек всё.

Железняк: Организационная структура требует, конечно же, дисциплины.

Желнов: Но не армия же все-таки.

Железняк: Очень простой пример. Например, я всё еще продолжаю быть координатором социальной платформы. Я считаю, на самом деле, что нужно дать кому-то другому шанс попробовать себя в том, чтобы быть координатором социальной платформы. Потому что если я часть времени провожу в международных поездках, это, конечно, ограничивает мои возможности работать по социальной тематике.

И вообще председатель нашей партии после выборов в Государственную Думу сказал, что мы должны, по-хорошему, придерживаться принципа «один человек ― одна руководящая должность», потому что достойных людей у нас много.

Галимова: Простите, вы сейчас упомянули платформу. Согласно сообщениям СМИ, платформы в партии ликвидируются.

Желнов: Идеологические платформы.

Галимова: Так ли это?

Железняк: Это как раз одна из информационных «уток», которых хватает не только по линии международной политики, но и по внутриполитической тематике. Насколько я знаю, все партийные проекты, которые реализуются, реализуются через координацию наших внутрипартийных платформ. Было бы странно сейчас эту работу как-то останавливать, потому что это реальная работа партии.

Баданин: Сергей, а вы, пардон, в двадцати словах сможете нынешнюю идеологию «Единой России» сформулировать?

Железняк: Мы центристская консервативная партия, которая считает, что эволюция лучше, чем революция, которая считает, что необходимо строить наше будущее на основе всего того лучшего, чтобы было создано предыдущими поколениями и нашей страной. Конечно же, при этом основывается на демократических принципах. Более того, даже по нашему уставу у нас заложены такие демократические нормы, которые ни у какой другой партии РФ не заложены, даже близко они к этим нормам не стоят. Та же самая ротация в руководящих органах.

Баданин: Хорошо, не левые и не правые, с этим понятно. Еще один вопрос не могу не задать, он меня мучает последние три дня.

Железняк: И не радикалы, конечно!

Баданин: Если в центре, то по логике это. Я радикальных центристов не встречал.

Железняк: За всё хорошее. Я нашим зрителям как раз это пытаюсь подчеркнуть.

Баданин: Смотрите, мучает последние три дня вопрос. Раз уж вы заговорили про международное сотрудничество и ваших коллег, которые должны знать языки. Вы занимаетесь международным сотрудничеством, у вас есть коллега, он зампред Совета федерации, Ильяс Умаханов. Он на выходные уехал на Фиджи по парламентской линии, следовательно, за государственный счет. Объясните, пожалуйста, что там делать?

Железняк: Спасибо большое. Это межпарламентская деятельность. Парламенты являются важнейшим инструментом политической системы любой страны. Во многих странах парламенты определяют политику правительства и достаточно серьезно влияют на внешнюю политику государства.

Поэтому любые наши договоренности с парламентами других стран ― укрепление нашей позиции в ООН, других международных организациях, в межпарламентских организациях, в том числе в межпарламентском союзе. Это задача, которая решается только через выстраивание доверительных партнерских отношений с другими парламентами и партиями, которые в этих парламентах представлены.

Баданин: Не лучшая экономическая ситуация в нашей стране не является основанием, чтобы, может быть, частично секвестировать поездки в самые экзотические регионы мира?

Железняк: Здесь надо понимать, что место проведения тех или иных мероприятий, в том числе международных, утверждается очень загодя. Если говорить про командировочные расходы, то они минимизированы как в Государственной Думе, так и в Совете Федерации. Практика экономного отношения…

Желнов: Но кризис уже не первый год в России.

Железняк: Конечно. Поэтому мы уже не первым год экономим.

Желнов: Фиджи планировали наверняка не десять лет назад.

Железняк: Не десять, но я допускаю, что года три назад ― запросто.

Желнов: Прямо такое долгое планирование поездки депутата на Фиджи, за три года?

Железняк: Нет, не в поездке депутата на Фиджи. Например, я был осенью в командировке в Дакке, это Бангладеш. Вроде бы экзотика, но при этом люди понимающие знают, что это одна из самых бедных и неблагополучных стран в мире. Но если там проводилось международное мероприятие, то я туда и ехал.

Баданин: Вы знаете, я посмотрел постановление Минтруда про размер командировочных в разных странах. Наверно, в Дакке они действительно невысоки, а вот на Фиджи и во всей Океании очень большие.

Железняк: Я не понимаю, почему это относится к нам. Сметы, которые связаны с командировками как депутатов, так и сенаторов, не привязаны к этим вещам, они осмечиваются отдельно.

Баданин: Хорошо. Раз уж вы про регламент Думы вспомнили, давайте уж сразу вдогонку.

Железняк: Давайте.

Баданин: Регламент, как я понимаю, очень сильно поменялся при новом спикере. Вернее, регламент не поменялся с точки зрения буквы, подход к нему поменялся, работать больше, говорят, приходится. Вы теперь с утра до вечера каждый день, как и все остальные, и не испытываете от этого проблем?

Железняк: Я не испытываю от этого проблем, потому что я и до этого работал так. Проблемы могут испытывать те, кто раньше достаточно вольно относился к посещению пленарных заседаний, профильных комитетов. Таких, на самом деле, меньшинство.

Баданин: И они уходят, как я понимаю.

Железняк: Да нет, они на самом деле дисциплинируются как раз достаточно хорошо, присутствуют на пленарных заседаниях. А если говорить про то, что нужно работать больше, я скажу, что это не вопрос количества, а вопрос скорее качества. Теперь даже самые очевидно непроходные инициативы достаточно обстоятельно обсуждаются. Это, конечно, требует большего времени, но, с другой стороны, это возможность для инициаторов все-таки донести смысл предложения, лучше понять, почему эта инициатива непроходная, возможно, как-то скорректировать свою позицию или найти единомышленников для того, чтобы переработать свою инициативу.

Это совершенно нормально, здесь чем лучше будут проработаны инициативы, тем более эффективно их будет потом реализовывать на практике.

Галимова: Сергей Владимирович, до недавнего времени, буквально до выборов в Государственную Думу деятельность «Единой России», фракций, текущая партийная деятельность, как было принято считать, координировалась из администрации президента, пока первым заместителем главы администрации был Вячеслав Володин.

Сейчас он спикер Госдумы, у него и другие обязанности появились, и дел больше. Пришел Сергей Кириенко на его пост, был назначен. Насколько известно, он деятельностью партии занимается по долгу своей службы, но скорее в режиме «на вход» ― не пытается координировать деятельность.

Железняк: Я не очень понимаю, что значит «работает больше на вход». В смысле изучает ситуацию?

Галимова: Я объясню, что я имею в виду. Скажем так, если какие-то решения принимаются, насколько я знаю, его об этом уведомляют, потому что он должен об этом знает, но он не пытается что-то поменять, как-то повлиять на то, чтобы решения были изменены.

Есть Дмитрий Анатольевич, который тоже, безусловно, как лидер партии, ее деятельностью занимается, но не в текущем ежедневном режиме. Это и было так, и сейчас осталось. Сейчас, после вот таких перестановок, где центр принятия решений, за кем последнее слово?

Железняк: Здесь очень легко развеять заблуждения. Во-первых, никогда «Единая Россия», точно так же, как, я уверен, и другие партии, не управлялась извне. Это странно и неуважительно к миллионам наших членов партии и к десяткам миллионов избирателей. Это просто не так.

Желнов: В смысле не так? Я просто хотел уточнить. Извне ― мы не говорим, что «Единая Россия» управлялась из США. Мы говорим: конкретно куратором внутренней политики, отвечающим за парламент. До Сергея Кириенко был Вячеслав Володин.

Железняк: Еще раз: это, во-первых, не так.

Желнов: Как не так? А кто за выборы отвечал в стране?

Железняк: Смотрите, администрация президента действует в интересах президента. В администрации президента есть управление внутренней политики, которое работает со всеми политическими партиями, непартийными общественными организациями, с институтами гражданского общества.

Желнов: Но поскольку партия власти, все-таки с вами напрямую в первую очередь работает.

Железняк: Я вам открою секрет: со всеми напрямую.

Желнов: Да.

Железняк: Просто действительно, так как мы партия большая, партия изначально пропрезидентская, созданная при прямой воле и участии президента, то мы, конечно, совершенно очевидно, более инициативны, больше настаиваем на том, чтобы быть в диалоге. Но это именно диалог.

Нельзя сказать, что у нас за столом кто-то кем-то управляет, мы все состоявшиеся люди, мы можем находиться только в диалоге, уважая позицию друг друга. То же самое происходит во взаимоотношениях с администрацией, с правительством, с регионами и другими политическими партиями. Это диалог.

Если говорить про кадровые изменения, которые произошли в администрации президента и в Государственной Думе, естественно, так как Вячеслав Викторович знает и думскую, и партийную работу лучше, то ему сейчас в этом смысле не нужно как-то заново что-то изучать. Он очень быстро влился в эту работу.

Сергей Владиленович как человек, который тоже очень давно в политике, я уверен, не случайно сейчас гораздо больше времени уделяет изучению ситуации, чем каким-то управленческим решениям, потому что необходимо четко понимать ту ситуацию, которая есть, какие есть риски. В соответствии с рисками ― какие необходимо принимать решения.

Я могу сказать, что партия «Единая Россия» ― точно не самая первоочередная проблема, которой нужно прямо сейчас каким-то образом заниматься. Мы достаточно эффективно работаем в интересах страны и реализуем президентскую политику. Более того, майские указы президента ― центр нашей законодательной активности.

Желнов: Я правильно понял из ваших слов, что ваша работа никаким образом напрямую не координируется из Кремля, из администрации президента, не координировалась ни Володиным, ни сейчас Кириенко, правильно? Что вы сами по себе, там что-то поправляют, советуются, но не более того.

Железняк: Более того, я скажу, что большая часть предложений, инициатив происходит не только от «Единой России», но и от других участников политического процесса. В этом смысле как раз администрация президента как организация, которая действует в интересах президента (насколько я могу судить), определяет, в каких вещах это соответствует тем задачам, которые ставит президент, какие предложения, возможно, интересные, но несвоевременные, необходимо, чтобы создались условия для того, чтобы их реализовывать. То есть есть диалог и есть позиция сторон. Это коммуникация.

Галимова: Можно привести один пример?

Железняк: Конечно.

Галимова: Как «Единая Россия» не управляется извне, по вашим словам. Перед выборами в Государственную Думу был договор между парламентскими партиями о том, что кое-где, например, «Единая Россия» не выставляет своих кандидатов в одномандатных округах. Решение принималось в администрации президента, и многие члены партии, в том числе которых это касалось, узнали…

Железняк: Кто вам это сказал?

Галимова: Вы это будете отрицать?

Желнов: Вообще-то мы журналисты, Сергей Владимирович.

Галимова: Да, у нас были источники.

Желнов: Что значит «кто это нам сказал», ну правда?

Железняк: Вас ввели в заблуждение. Потому что если бы такая конструкция была, она была бы абсолютной. Условно говоря, все политические партии в этом бы тогда участвовали, потому что это был бы консенсус. Но такого консенсуса не было. И там, где мы не выдвигали кандидата, мы на самом деле делали это совершенно осознано.

Почему? Потому что либо в других парламентских партиях именно по этой территории шел человек, который был очевидно проходным, поддерживаемым этой территорией, либо был экспертом в этой области, которого мы хотели сохранить в Государственной Думе. Условно говоря, Галя Хованская ― она оппозиционер, но при этом с точки зрения знания проблематики ЖКХ, известности и взаимодействия с москвичами нет никаких сомнений, что она будет поддержана. Зачем было какого-то нашего человека гнать туда на плаху, если нам достаточно понимать, что она как специалист будет востребована в Государственной Думе?

То есть это не внешняя конструкция, это наше осознанное решение.

Желнов: Скажите, а был ли хоть один законопроект, за который вы проголосовали в Думе, но с которым не были внутренне согласны?

Галимова: И он был принят.

Железняк: Подскажите, потому что я не понимаю, о чем речь.

Соломин: То есть партийная дисциплина, когда в итоге голосует партия. Был ли хоть один законопроект, с которым вы были не согласны, но проголосовали за него, потому что есть партийная дисциплина?

Железняк: Смотрите, расскажу вам кухню, как обсуждается и принимается…

Желнов: Вы можете сказать «да» или «нет», кухню…

Железняк: Ну смотрите, если не интересно, не расскажу.

Желнов: Интересно ваше мнение, Сергей.

Железняк: Нет, потому что изначально те законопроекты, которые вызывают неприятие, либо не поддерживаются фракцией, либо, ― и такая практика тоже есть, ― когда, например, затрагиваются конкретные интересы какого-то региона, то у депутатов от этого региона есть возможность занимать другую позицию.

Соломин: Но невозможно же быть со всем согласным, это же не живые люди совсем.

Железняк: Именно поэтому большую часть законопроектов мы отклоняем.

Желнов: А президентский законопроект какой последний отклонили? Который был внесен президентом.

Железняк: Президентские законопроекты нет смысла отклонять, потому что они изначально проработаны настолько серьезно, что…

Желнов: Подождите, как-то опыт других стран подсказывает, что отклоняют.

Железняк: Им не повезло с президентом просто, вот и все.

Желнов: То есть вот так.

Галимова: С этого надо было начинать.

Баданин: Про президента, раз уж вы упомянули. Если можно, коротко.

Железняк: Конечно.

Баданин: Владимир Путин на выборы, с вашей точки зрения, стало быть, на четвертый срок, должен пойти?

Железняк: Я считаю, что на сегодня нет ни одного политика в нашей стране, который бы сравнился с ним по уровню уважения и доверия со стороны граждан. Поэтому принять решение, идти или нет, может только он сам, и это надо спрашивать у него. Условно говоря, если он пойдет, совершенно очевидно, что он выиграет, потому что никого, кто составил бы ему реальную конкуренцию, на сегодня я в других политических силах не вижу. Это не потому что им кто-то мешает, это вопрос доверия со стороны общества. Оно не возникает молниеносно.

Галимова: Вы как гражданин России как считаете? Следует ему идти или нет?

Железняк: Я считаю, что если он чувствует силы, то, конечно, ему надо идти. Процессы, которые происходят, очень важны не только внутри страны, но и вне. И нужно реализовать те проекты, которые прямо связаны с его инициативами, с его именем, конечно.

Соломин: А в чем преимущество Владимира Путина перед, например, Дмитрием Медведевым, который лидер вашей партии, который был президентом, следовательно, его поддерживал народ?

Железняк: Вы прекрасно знаете слова нашего председателя партии. Когда обсуждалось решение, кто пойдет нашим кандидатом в президенты, он как раз предложил кандидатуру Владимира Владимировича как самого авторитетного, уважаемого, рейтингового человека в стране.

Соломин: Мы спрашиваем о вашем мнении. Почему Владимир Путин на 2018 год, а не Дмитрий Медведев?

Железняк: Потому что Владимир Путин на сегодня имеет максимальную поддержку в нашем обществе. Просто надо понимать, что, кроме какой-то теоретической или идеологической работы, у любой партии есть очень четкая задача ― достичь результата на выборах. Именно выборы показывают эффективность или неэффективность деятельности политической партии.

Желнов: То есть Медведев будет менее эффективен?

Железняк: Вы так сказали?

Желнов: Я задаю вопрос. Правильно я понимаю? Медведев будет менее эффективен, если пойдет, если партия его выдвинет?

Железняк: Еще раз: именно он предлагал Владимира Владимировича нашим кандидатом.

Галимова: Но это же были те выборы, а теперь новые будут.

Желнов: На новые выборы, Сергей Владимирович.

Железняк: Поэтому давайте дождемся начала президентской кампании. Когда она начнется, у нас соберется партия. Это же не единоличное решение. И мы определимся, кто будет нашим кандидатом. Но если мое личное мнение спросить…

Желнов: Да, конечно!

Железняк: То я считаю, что если Владимир Владимирович захочет пойти, то это будет самый лучший кандидат.

Желнов: А если и Дмитрий Анатольевич захочет? Если вдвоем захотят, что вы будете делать?

Баданин: Вдвоем не захотят.

Железняк: Насколько я понимаю, они настолько хорошо понимают друг друга…

Желнов: Что вдвоем не захотят.

Железняк: Что будут действовать так, как это интересно и выгодно стране. Зачем идти вдвоем?

Желнов: Ну как? Амбиции личные. Что значит «зачем идти»? Про власть, удержание власти.

Железняк: Еще раз: зачем идти вдвоем? Это вопрос ― тешить собственные амбиции или приносить пользу стране? Если приносить пользу стране, то, на самом деле, надо делать ставку на самого рейтингового кандидата.  

Баданин: Сергей, мы закончили на обсуждении темы едва ли не безальтернативной поддержки Владимира Путина.

Железняк: Почему? У других кандидатов тоже есть поддержка, просто она гораздо ниже, чем у Владимира Владимировича. Я имею в виду Зюганова, Жириновского.

Баданин: Возможно, секрет этого успеха кроется, так сказать, в медийной политике, которая проводится у нас в стране последние 17 лет.

Железняк: Вы в порядке самокритики сейчас это говорите?

Баданин: У меня два вопроса к вам. Давайте я их сразу задам, вы ответите, и мы будем все довольны. Во-первых, вы первый представитель партии власти годов эдак за два-три последних, кто пришел на телеканал Дождь разговаривать с нами. За эту своего рода отвагу спасибо вам. Но тем не менее вопрос: почему «единороссы» так неохотно общаются с независимыми СМИ?

Железняк: Вопрос странный, потому что я только за эту неделю давал нескольким иностранным телерадиокомпаниям…

Желнов: Речь про российские компании.

Железняк: Уж не говоря о российских. Более того, вашему телеканалу практически на всех публичных мероприятиях, когда они подходят и просят комментарий, я этот комментарий даю. Надеюсь, вы его показываете.

Желнов: Это разные вещи немного.

Железняк: Это вопрос работы с каналом, работы с независимыми СМИ.

Желнов: С кем из независимых вы работали, Сергей? Назовите.

Железняк: Со всеми. Нет ни одного, кому бы я отказал.

Если говорить, почему такое напряженное отношение в обществе к Дождю, а не только в «Единой России», то по очень простой причине ― у вас были допущены грубые репутационные ошибки, которые, конечно, сказались на желании сотрудничать с вами. Давайте вспомним голосование по поводу того, нужно было сдавать Ленинград немцам или нет. Но это была же ошибка? Мы сейчас с вами это понимаем.

Желнов: Это вы сказали, не мы.

Железняк: Я считаю, что это была просто колоссальная ошибка, именно репутационная.

Галимова: Не ошибается тот, кто ничего не делает.

Железняк: Правильно.

Галимова: И из-за этого не общаться…

Железняк: Именно поэтому я ценю те старания, которые вы сейчас, так сказать, осуществляете для того, чтобы вернуться к большей аудитории, которая за вами верноподданнически ходит, вот и всё.

Баданин: Тем не менее тогда вопрос: а цензура у нас в стране есть?

Железняк: Она у нас запрещена Конституцией. Поэтому мы с вами прекрасно понимаем, что ее нет и не может быть. Потому что что такое цензура? Цензура ― это предварительное согласование информационных материалов до их публикации. Насколько я помню, у нас в стране за всё время существования после развала Советского Союза было только два уголовных дела по цензуре, и в обоих случаях тот, кто пытался эту цензуру устраивать, был судом признан виновным и наказан. Всего два на всю страну за всё время.

Соломин: Считаете ли вы, что такие люди, как Навальный, с огромной аудиторией, такие позиции, как у Навального, должны быть представлены в эфире государственных СМИ?

Железняк: Во-первых, я не верю в большую аудиторию Навального.

Соломин: Чисто эмпирически.

Железняк: На самом деле я очень не люблю чисто эмпирически рассуждать о том, чего, собственно говоря, нет. Аудитория у него дутая, она сейчас сдувается очень сильно.

Желнов: 30% москвичей проголосовало вообще-то. Ну да, это Москва.

Железняк: Это еще было когда?

Желнов: Когда были выборы.

Железняк: Это было на выборах мэра. С тех пор прошло…

Соломин: С 2013 год, его тогда показывали по государственному ТВ.

Железняк: На самом деле его в каких-то репортажах и сейчас показывают.

Соломин: Как арестовывают.

Железняк: Это зависит от тех обстоятельств, которые связаны с человеком. Поэтому это вопрос того, что делает человек. Если вы как СМИ считаете, что тот или иной человек интересен вам, вы его берете. Если он вам не интересен, вы его не берете.

Желнов: А вам Навальный интересен?

Железняк: Абсолютно не интересен.

Желнов: Почему?

Железняк: Я считаю его неприличным человеком, вот и всё.

Желнов: То есть вы не следите за фондом, который борется с коррупцией, за материалами? Или следите все-таки?

Железняк: Перед каждой публикацией о моих дочерях от его имени на меня выходили люди и предлагали мне за деньги не ставить этот материал. Каждый раз они были посланы.

Баданин: Интересно.

Галимова: Почему же вы раньше об этом не говорили?

Баданин: В органы компетентные не обращались? Это же, в общем, прямой шантаж, blackmail.

Железняк: И куда?

Галимова: Как куда?

Баданин: В ФСБ.

Железняк: А чего в ФСБ? Никакого дела тут не было.

Желнов: Угрозы. Шантаж, точнее.

Железняк: На самом деле это просто пустота.

Галимова: Скажите, а почему вы сейчас впервые об этом говорите? Публикации были несколько лет назад.

Железняк: Потому что меня никогда об этом не спрашивали, вот и всё. Свое отношение к нему я высказывал всегда очень прямо. Я писал, что это заказ.

Галимова: А сколько денег? О какой сумме шла речь?

Железняк: Надо сейчас озвучивать это?

Галимова: Надо, раз уж мы начали.

Железняк: В одном случае это было сто тысяч долларов, в другом случае предлагалось 150 тысяч долларов. Собственно говоря, дальше этих предложений ничего не пошло.

Соломин: А если вы получите иск о клевете, вы пойдете в суд?

Железняк: Здесь не было факта. Я же не сказал, что он. Вполне возможно, что это была чья-то провокация. Я просто говорю, что мне очень не понравилось, что перед каждым таким материалом была такая очень некрасивая история. Если бы это был он сам, тогда было бы основание для иска, а так как это непонятно кто…

P. S.

Железняк: Я, Сергей Железняк, был гостем программы Hard Day's Night. Это сегодня был действительно разговор после долгого напряженного дня. Надеюсь, что этот разговор был полезен и интересен зрителям. По крайней мере, я думаю, что не только я, но и мои визави хотели этого добиться. Доброй ночи, всего вам самого доброго. 

Также по теме
    Другие выпуски