Владимир Евтушенков о Михаиле Ходорковском: «Я уверен, что он выйдет»

Дзядко: Скажите, вы замолвили - если уж продолжать эту цепь - замолвили ли бы вы слово за Михаила Ходорковского? 

Евтушенков: Видите ли в чем дело: во-первых, я очень хорошо знаю Мишу. Не могу сказать, что мы были друзьями, но мы были достаточно близкими людьми. Мы окончили один институт. Могу сказать даже, что когда я был начальником цеха - он у меня работал. 

Дзядко: Какого цеха? 

Евтушенков: На пластмассовом заводе. Это уходит корнями в глубокую историю. Я понимал всю его мотивацию: что им движет, почему он это дело делает. Мы встречались, обсуждали. Я со многими встречаюсь и обсуждаю - не бизнес вопросы, а жизненные установки, потому что невозможно обсуждать бизнес 24 часа в сутки. Это неправильно. 

Я скажу так: он - абсолютно талантливый человек. Он жил по американской модели, где человек должен каждые 5-7 лет менять свое место. У него была цель объединить "ЮКОС" и "Газпром". Когда он понял, что у него это не получается - ему захотелось заняться политической деятельностью и так далее. На этом пути - это жестоко - я ему сказал: "Миша, ты потеряешь компанию". Он ответил: "Не уже наплевать на компанию - у меня другие задачи". 

Дзядко: Это в какой момент было? 

Евтушенков: За две - четыре недели перед арестом. Понимаете, когда ты входишь на другую поляну - ты должен жить по другим законам. Более жестоким, кстати, чем в бизнесе. 

Дзядко: Именно на этой поляне у вас не было возможности за него заступиться? 

Евтушенков: А как на этой поляне заступишься? Нет, так не бывает. Он уже шел не по графе "бизнесмен". Он шел с другими амбициями. 

Левинский: Политика. 

Евтушенков: Да. Я же вам говорю: размер бизнеса должен соответствовать размеру политического влияния владельцев. Если размер бизнеса соответствует размеру политического влияния владельцев - они могут быт спокойны за свой бизнес, потому что у них хватит ресурсов и энергии защитить его. Если размер бизнеса значительно превышает размер политического влияния владельцев - удержать его очень трудно. Что мы, собственно, и увидели. Если же размен бизнеса очень мал по сравнению с политическим влиянием человека - такого человека называют "политиком". Размер бизнеса "ЮКОСа" превысил размер политического влияния Ходорковского и иже с ним. 

Дзядко: Хватит ли вам вашего политического влияния, чтобы отстоять хотя бы "Башнефть"? 

Евтушенков: Не знаю. Я это вижу чисто эмпирически. Есть такой замечательный медиа-магнат Владимир Александрович Гусинский, который, когда к нему приходили с проблемами, говорил: "Не переживайте, всех ***** ". Я такого сказать не могу. По той причине, что я понимаю все хитросплетение связей, читаю историю Российского государства и допускаю любые возможности. И, кстати, спокойно на это реагирую. 

Зыгарь: Я вспомнил, что в нашей студии Виктор Геращенко рассказывал, что, по его мнению, роковым моментом для Ходорковского был момент, когда он (Ходорковский), в Кремле, в присутствии большого количества народа, сказал: "Потанин будет президентом, а я - премьером"; 

Евтушенков: Чистая ерунда. По двум причинам. Во-первых, никакой дружбы с Потаниным у него не было: они абсолютно разные люди. Во-вторых, он такую глупость никогда бы не сказал. Он даже в кругу близких людей никогда так не говорил. В-третьих, поверьте: это не одноактная вещь. Знаете, вот идет человек с рюкзаком и вроде бы легко идет. К нему подбегают и что-нибудь кидают в рюкзак - ему тяжелей становится; потом еще что-нибудь - он чуть согнулся. 

И когда кидают последний болт - вроде бы маленькую гаечку - он падает. Люди говорят: "О, от гайки упал". А он не от гайки упал.Это все долго копилось - это четко нужно понимать. Не бывает такого, что из-за одного какого-то слова человека уничтожили. Это полная ерунда. 

Зыгарь: Ходорковский может выйти? 

Евтушенков: Конечно. Я уверен, что он выйдет. 

Зыгарь: А как скоро? 

Евтушенков: Я точно не оракул. Но он выйдет, однозначно. 

Дзядко: До завершения срока? 

Евтушенков: Честно говоря, это не имеет принципиального значения. Он точно выйдет, и выйдет несломленным. Он точно займется какой-то благотворительной деятельностью. 

Зыгарь: Не политической? 

Евтушенков: Нет, он не будет заниматься политической деятельностью. 

Дзядко: Вы с ним сейчас как-то общаетесь? 

Евтушенков: Нет, не общаемся. Но я уверен, что он не будет заниматься политической деятельностью. Вы знаете, человек столько не видел семью, своих близких, что окунуться в политическую деятельность, где тебя каждую минуту подстерегают и могут опять засадить - я не думаю. 

Зыгарь: Он же из-за этого и сидит. Он заработал какой-то политический капитал, образ мученика. 

Евтушенков: Миша начал на каком-то этапе "бронзоветь" - он просто становился бронзовым. Я по жизни неоднократно видел людей - крупных руководителей, которые начинали "бронзоветь" - от осознания собственной значимости, того, что ты все видишь и делаешь лучше, считаешь на несколько ходов вперед и так далее. Это плохо. Ты сразу теряешь связь с реальным миром, а ты должен постоянно видеть "обратку". Если ты ее не видишь, то начинаешь жить в искаженном пространстве, в виртуальном мире. Это самое опасное, что может быть. 

Я никак не отношусь к Березовскому. Мы с ним хорошо знакомы, но у нас как-то не было тяги друг к другу. Но я никогда не забуду, что он однажды сказал Лужкову: "Юрий Михайлович, вы знаете почему я вас не могу поддержать? У меня к вам ничего личного нет - просто я всегда боялся самых-самых. А вы - самый лучший мэр, самый лучший архитектор, самый лучший строитель, экономист, писатель, ученый. Я таких боюсь".