Малышева: Конечно. Я просто мама двух мальчиков, мне это актуально.
Лютова: Вот. И сейчас началась эта волна с Америки, Вайнштейн и дальше. Частично начинается у нас, это скандал с депутатом Слуцким. Как вы считаете, насколько это действительно ситуация, которая ведет к каким-то глобальным изменениям к подходу, к тому, чтобы это обсуждалось вслух, к тому, чтобы мальчикам говорили в школе, да, что это ответственность? Или это может как-то выйти в пар и закончиться на всех этих обсуждениях в интернете, и все?
Малышева: Вы знаете, поскольку мы об этом всем читаем в газетах, слушаем по радио, мы можем точно сказать, что мы живем в стране, где об этом говорят, правильно?
Лютова: Не везде, правда.
Малышева: Как? Это все в открытой прессе. Я не знаю лично депутата Слуцкого, так же как я не знаю героинь-девушек, которые высказывались против него и так далее. Но я это все читала в газетах, которые я выписываю. Я, наверно, последний человек, выписывающий реальные газеты.
Лютова: Говорят, но он никакой ответственности не понес.
Желнов: Вопрос, как подается, простите, что перебиваю.
Малышева: Подается по-разному.
Желнов: «Коммерсантъ» одним образом, «Комсомолка» ― другим, да.
Малышева: Подается и так, и эдак. То есть это все читается, это все есть.
Желнов: Как правило, это подается так, как надо, Елена Васильевна. Мы же понимаем, как подается в газетах.
Малышева: Вам надо пригласить Андрона Кончаловского сюда.
Желнов: Был Андрей Сергеевич, рассказывал, да.
Малышева: Он как человек, долго живущий на Западе, расскажет вам о том, что у нас свободы в этом вопросе в тысячу раз больше, чем, например, в Америке.
Желнов: Хорошо, вопрос Ритин все-таки, да.
Лютова: Дело в том, что да, мы говорим, но Слуцкий по-прежнему депутат, и никакой ответственности за эти действия он не несет. А это же очень плохой сигнал вот этим мальчикам.
Малышева: Секундочку. Трагедия Америки заключается в том, что сегодня там, в стране, где суд равных, не надо ни в суд подавать, ничего. Можно сказать: «Лобков ― подлец, приставал ко мне, дернул за юбку, возможно, ее задрал». И Лобкова уволят с работы просто так. Просто так! Просто так!
Лобков: Такое авторитетное мнение.
Малышева: И это вообще в стране, которую я реально люблю и уважаю. У нас этого нет.
Лютова: А у нас другое.
Желнов: Елена Васильевна, была аудиозапись разговора у одной из девушек, так было, это не просто мнение.
Малышева: Аудиозапись… Ну подождите, подождите. Вы же либералы, вы же демократы. Ну должна же быть хоть какая-то презумпция невиновности, хоть какое-то выслушивание сторон. Ну так же нельзя. Так нельзя.
Желнов: Оно было, это выслушивание сторон. Просто оно было на уровне, как сказал бы коллега-писатель, ниже плинтуса. Комитет по этике я имею в виду.
Малышева: Подождите, у нас есть суд. Есть простая вещь ― подать в суд, и все. И посмотреть, что будет дальше. А то это все какие-то «этот сказал», «тот сказал», «то сказал», «се сказал».
Желнов: Нет закона о домогательстве, как вы понесете в суд, Елена Васильевна?
Малышева: Я не знаю, как я понесу это в суд.
Желнов: Нет закона о домогательстве.
Малышева: Если Лобков ко мне пристанет, то только в суд, через суд, пусть доказывают.
Лютова: Вы считаете скорее позитивным явлением, что у нас это наконец обсуждается в прессе вслух?
Малышева: Я вам могу сказать как человек, много бывающий за рубежом, что у нас вообще многое обсуждается, и это очень хорошо. Потому что в Америке выкинули бы с работы и забыли бы про этого человека. Сейчас там только-только, там сейчас первый суд будет, и дай бог, чтобы эти люди выиграли, потому что там можно наговорить что хочешь на мужчину, обвинить его в чем хочешь. Его просто выкинут с работы.
Желнов: А насколько, как вам кажется, это действительно гендерная революция, то, что мы сегодня наблюдаем, начавшаяся с дела Вайнштейна в Америке? Или это слова-слова и, в сущности, уже ничего не изменится?
Малышева: Америка уже давно живет по-другому.
Желнов: Что вы думаете?
Малышева: Я думаю, что, к сожалению, идея, которая охватила… Я даже не знаю, как назвать это сообщество. Я хотела назвать слово «либеральное», но получится, что я с отрицательным значением употребляю это слово, а я не хочу употреблять его с отрицательным значением. Хотя здесь бы я его употребила так. Вдруг всем стали объяснять, что мы все радикально равны. А мы не равны. У нас разные хромосомы, у нас разная физиология, у нас разное восприятие мира. Разное по половому признаку.
И если, вот например, тут сидят девочки, которые находятся в периоде фертильности, менструации, у них в первую половину цикла блестят глаза, они прекрасные, они веселые, они желанные и чудесные, во вторую половину цикла у них ужасное настроение. Они зачастую принимать решения будут в зависимости вот от этих гормонов, которые то вверх, то вниз.
Совершенно другое дело ― мужчины, у которых только тестостерон. Только тестостерон! Он одинаков, начиная с пубертата. Только тестостерон. Он одинаков, начиная с пубертатного периода.
Лобков: Есть цифра, которую я должен вам сказать. Уровень тестостерона в крови.
Малышева: Нет-нет, это обхват талии, про ваш тестостерон скажет ваша талия, она вызывает тревогу.
Короче говоря… Нет-нет, это очень важно. Уровень тестостерона у мужчин одинаков, поэтому мозг мужской не зависит от гормонов. Не зависит! Хоть ты убейся, хоть ты укричись про отсутствие гендерных различий, но они есть. И я как врач не могу этого не видеть. Я не могу приветствовать отрицание этого. Я за гендерные различия. Мужчины ― это одно, женщины ― это другое. Вот и точка.