Сергей Удальцов: «Кто поступал подло, ответит перед судом, возможно высшим»

Как рассказал Удальцов, в 2011-2012 они с Навальным заключили «тактический союз». Однако поведение Навального во время акции 6 мая немного смутило его. «До проведения акции накануне некоторые наши товарищи из оппозиции вели себя странно. Товарищ Навальный, например. Были предложения не идти на Болотную, сесть у “Ударника” и идти майданить на месте, не предупреждая людей заранее». По мнению Навального, «странно» себя вел также политик Илья Пономарев.

Комментируя свою встречу с грузинским бизнесменом Гиви Таргамадзе, Удальцов сказал, что это была провокация и сейчас он «стал опытнее». По его словам, в провокации участвовал его давний знакомый, который представил эту встречу как общение бизнес-партнеров, а Сергей Удальцов и его соратники тогда сильно нуждались в финансовых средствах.

На вопрос о том, будет ли он мстить, Удальцов сказал: «Конечно, когда только посадили, было желание мстить. Я считаю, месть – это не наш путь. Жить местью сегодня – это просто себя сжигать, уничтожать изнутри».

Полная расшифровка программы:

Желнов: Добрый вечер. Hard Day's Night на Дожде, и я рад приветствовать сегодня в нашей студии Сергея Удальцова, координатора «Левого фронта», недавно вышедшего из тюрьмы, из колонии. Сергей, здравствуйте.

Удальцов: Добрый день.

Желнов: Добрый вечер, добрый день, уже такое промежуточное время…

Удальцов: Рад вас очень приветствовать. Вот так, для затравки, в тюрьме обычно, по воровским традициям, если приветствуете друг друга, одни говорят: «Жизнь ворам, смерть мусорам», а надо отвечать: «Вечно, бесконечно». Я вас, разрешите, поприветствую: «Жизнь Дождю, смерть пропагандистскому телевидению». А вы скажете: «Вечно». Не хотите? По сути, я думаю, это правильно.

Желнов: Со мной этот эфир проведут вместе мои коллеги, специальный корреспондент телеканала Дождь Сергей Ерженков, журналист, обозреватель агентства Bloomberg Илья Архипов, главный редактор Дождя Роман Баданин, и Володя Роменский, корреспондент Дождя. Сергей, можем вас поздравить все вместе.

Удальцов: От души? Как в тюрьме говорят: «От души душевно».

Желнов: Абсолютно от души. С тем, что вы на воле, на свободе. Больше недели прошло.

Удальцов: Ровно неделя сегодня.

Желнов: С кем удалось повидаться за это время и что сделать? Как-то освоиться, может быть, по-новому в жизни?

Удальцов: Самое главное, конечно, близкие, потому что, сидя в местах лишения свободы, немножко переоценка происходит, то есть я не могу сказать, что раньше я близких своих не ценил, не любил, не уделял внимания, но, конечно, наверное, в недостаточном объеме. Тюрьма учит тому, что близкие — это святое.

Это святое, начинаешь немножко по-другому относиться, тем более родители у меня в возрасте, болели сильно за это время, у меня были опасения даже, что на каком-то этапе могут не дождаться. Поэтому эмоции, конечно, в первую очередь обнять близких. Супруга Анастасия Олеговна это просто героическая женщина, делала все возможное, пока я там сидел, в плане поддержки. Вот, в первую очередь, с ними общался, и продолжаю общаться.

Дальше вот за эту неделю удалось, я не стал сильно расслабляться, потому что обычно люди освобождаются, в первую неделю в запой уходят, баня-шашлыки и так далее, все радости жизни, но мое жизненное кредо не позволяет так расслабляться. Борьба за светлое будущее, она держит в тонусе, поэтому повидался уже со многими левыми соратниками, из «Левого фронта», которых, конечно, в глубокую заморозку ввели за эти годы, разные моменты были, и власти постарались, и междоусобицы, это как всегда. Будем сейчас размораживать.

Пообщался кое с кем из руководства КПРФ, надеюсь, и с Геннадием Андреевичем встретиться. С Владимиром Рыжковым виделся, обнялись, тоже достойно себя вел, поддерживал морально и не только. Сейчас, в ближайшее время планирую тоже из руководства «Справедливой России» пообщаться, с КПРФ уже сказал, наверное, с представителями либеральной оппозиции.

Роменский: А сыновей видели или они до сих пор на Украине?

Удальцов: Пока еще конкретных предложений не было, я думаю, в ближайшие дни, до конца месяца хочу максимально со всеми повидаться, актуализировать ситуацию. С пацанами общался пока только по скайпу, они пока на Украине. Решили тоже их пока, во избежание, мало ли.

Вот я вышел, не было понимания, как встретят, что, может, сразу опять какие-то провокации. Ну подъезд краской облили, но это детские шалости. Я думаю, надеюсь, по крайней мере, в ближайшее время добраться к ним туда, если, конечно, мне въезд не закрыли на Украину за это время.

Ерженков: Вы на Украину собираетесь ехать?

Удальцов: Вообще-то у меня там родственники.

Ерженков: Они живут на территории, подконтрольной украинским военным?

Удальцов: Да, они живут на территории, подконтрольной… на территории Украины, не в Донбассе они живут. Родители моей жены, естественно, живут там всю жизнь, вот они к ним на лето часто ездят. Хотелось бы, я считаю, в принципе, это нормальным, почему мы должны себя в этом ограничивать. Конечно, нельзя исключать каких-то препятствий, но скоро и их обниму. Они, кстати, сильно повзрослели, меня порадовали, чисто на расстоянии, такое у них понимание уже серьезное. Садился я, они еще все-таки были маленькие.

Баданин: Сергей, раз уж вы заговорили про тюрьму, давайте с этого начнем. Я, как журналист, помню, наблюдал за вашей деятельностью в нулевых, это было довольно регулярным явлением, когда вы садились на административный арест, вас задерживали на сколько-то суток.

Удальцов: Издержки производства.

Баданин: Издержки производства. Случилась большая издержка, вы сели надолго и посидели по-настоящему. Вот я вам вопрос задам, а вы готовы теперь опять садиться за производство? Вы подразумеваете, что вы будете продолжать ту же деятельность, которую продолжали раньше, деятельность политического активиста. Вы готовы сесть еще?

Удальцов: Вы знаете, выходя из тюрьмы, у тебя есть дальше две дороги: или дома оставаться, залезть под одеяло, тише воды, ниже травы, и заниматься своими сугубо мирскими заботами личными или, если ты свою дорогу все-таки выбрал когда-то, и тебя тюрьма не сломала, ты будешь идти по ней дальше.

Я выбираю второй путь. Побывав в тюрьме, я многое тоже увидел, опыт серьезный, колоссальный, никого туда не агитирую садиться, но это действительно так. По большому счету, если ты адекватный, нормальный, здравый человек, как там говорят, в тюрьме ничего страшного нет.

Баданин: То есть готовы?

Удальцов: Беспредела порой больше даже на свободе, чем там. Там строгий регламент, отношения между арестантами, если ты не даешь повода, к тебе будут относиться нормально, с уважением. Поэтому я со своей дороги сворачивать не собираюсь, тем более осужден был незаконно, мне стыдиться нечего, совесть, как говорится, чиста. Да, в тактике действий, возможно, будет какая-то корректировка, то есть у меня нет желания любой ценой опять туда попасть. Я не стал фанатом тюрьмы, я не встал на воровскую дорогу, блатные четки не кручу, как видите.

Желнов: Странно было бы предположить.

Баданин: Мы еще про тактику спросим.

Удальцов: В целом не сломала тюрьма, опыт серьезный.

Баданин: Давайте вот о чем поговорим. Так случилось, что у нас сегодня мужская компания, поэтому вы не обижайтесь, прямо будем спрашивать.

Удальцов: Не огорчайтесь. Лучше говорить, не огорчайтесь.

Баданин: Смотрите, какое дело. У нашей оппозиции как принято — все друг друга считают чьими-то агентами, агентами Кремля, ФСБ, причем это не только сейчас, это было еще в тридцатые годы, допустим.

Удальцов: Ничто не ново.

Баданин: Некоторые считают Навального агентом, креатурой Кремля и креатурой ФСБ, некоторые считают вас. Я простой человек, но тем не менее, мне хочется понять, когда я это слышу. Поэтому, давайте я вас прямо спрошу: имели ли вы контакты с Кремлем и со службами безопасности Российской Федерации?

Удальцов: На мой взгляд, ответить можно очень просто. Вот меня спрашивают, кто у вас куратор? Кто-то здесь тоже уже высказывался насчет кураторов. Во-первых, этим людям хочу ответить — не судите по себе, если вы привыкли жить с кураторами, это не значит, что все так живут. Это первое. Во-вторых, когда меня спрашивают, а почему посадили вас в первую очередь, по Болотному делу, как организатора? Ведь там выбор большой был, при желании можно было сфабриковать все, что угодно, и под других, без проблем.

Я всем отвечаю — вот именно как раз потому, что никаких кураторов у меня лично, у нашего движения, не было, ни здесь, в России, ни за рубежом. Влиятельных кураторов, которые могли бы слово замолвить, прикрыть где-то, отвести от вот этой беды. Вот и все, были независимые, были в своих действиях свободны. Может быть, в чем-то ошибались…

Ерженков: Кураторов у вас не было, но были ли внедренные к вам агенты спецслужб?

Удальцов: Кураторов в смысле в общепринятом, что есть какие-то люди, силы из администрации президента, ФСБ, Госдепа, Моссада, инопланетяне, не знаю, кто еще, которые дают указания — вот, Сергей, надо делать так, двигаться так.

Желнов: Понятно, не было.

Баданин: Контакты с Кремлем и с Федеральной службой безопасности были?

Удальцов: У нас был единственный контакт, вы помните еще, может быть, в 2012 году, когда вместе и Борис Ефимович Немцов, покойный, и Рыжков, и еще там был ряд представителей политических партий, малых, так называемых, партий, мы ходили к Медведеву, на тот период, в Горки, по-моему, с нашими предложениями по реформированию избирательной системы, судебной системы.

Баданин: Это была открытая встреча? Я про закрытые контакты.

Удальцов: Нет. Я вообще не сторонник закрытости. Если будут кураторы выходить, я им отвечу так: в прямом эфире, под запись, давайте общаться, выложим на YouTube. Если вас устраивает — пообщаемся, если нет, то…

Роменский: Но тем не менее, агента к вам внедрить удалось?

Удальцов: Понятно, агенты есть везде, понимаете. Порой же самому себя не всегда доверяешь. Это нормальная практика, в кавычках «нормальная», всех спецслужб, во все времена во всем мире.

Роменский: Спецслужбы как с вами работали во время отсидки и ареста? Вас пытались завербовать, предлагали что-то?

Удальцов: На самом деле, если вы помните наше дело, с меня им уже ничего не нужно было. Было это кино НТВ, вот я сказал «Смерть пропагандистскому телевидению», вот в том числе и про них, не в физическом плане смерть, а в таком, моральном, морально-этическом. Была эта запись, ее легализовали через НТВ, потом суд ее признал. Были показания Лебедева, была явка Развозжаева, которого, конечно, прессанули жестко.

Человека винить нельзя, его там, действительно, такому давлению подвергли, не уверен, что любой из нас это бы выдержал. Он, по крайней мере, честно потом от этого отказался, бился, и пострадал, кстати, в плане отсидки, условий, больше всех. У меня к нему вопросов нет, виделись только вчера, конечно, сдал сильно, здоровье пошатнулось, дай бог, сейчас восстановится. То есть на тот период никакой вербовки не было, у них уже все было под меня, просто суд это утвердил и арестовал.

Роменский: Вы сказали, один раз один человек?

Удальцов: Один раз, во время отбывания наказания, администрация пыталась сделать со мной… Агитировала меня, скажем, сделать интервью с тем же НТВ, по-моему, или «Россия 1», не суть, такого покаянного плана, что все-таки я осознал, я пересмотрел, произошли какие-то события, теперь я на такой путь уже не встану, смысл был такой.

Приезжали какие-то ребята, на мой взгляд, по виду, конечно, чекисты, сотрудники госбезопасности, которые просто мне дали перечень вопросов и сразу ответы. И сказали, Сергей, вот пообщаешься в таком духе с журналистами, будет у тебя досрочное освобождение.

Желнов: А кто это был? Они представились, это люди?

Удальцов: Они представились сотрудниками Центрального управления ФСИН, но никаких документов не показывали. Но я, по моим ощущениям, это все-таки были не ФСИН, а как раз работники ФСБ, но это мое ощущение.

Роменский: А Развозжаев, кстати, беседовал с сотрудниками, но «Рен-ТВ».

Удальцов: Соответственно, я категорически отказался, сказал, неприемлемо для меня такое, брать на себя то, что я не делал, каяться в том, что я не делал, недопустимо. После этого пару раз в изолятор меня закрыли, пришлось тоже там голодать, добиваться, чтобы меня совсем там под крышу не упрятали, не сделали злостным нарушителем, потому что, как Развозжаев, он теперь два года имеет административного надзора. Это очень такая вещь неприятная, ты на крючке постоянно. В общем, тоже пришлось там побороться. Вот единственный момент, когда пытались не то что вербовать, а использовать в своих целях.

Архипов: А когда это произошло, в каком году?

Удальцов: Это было в конце 2015 года.

Архипов: А с чем это было связано, как вам кажется, именно конец 2015 года?

Ерженков: И были ли вопросы про Навального?

Удальцов: Нет. Были тогда как раз, я помню, интервью с Развозжаевым, но еще раз повторю, я его ни в чем не обвиняю, его, действительно, там запрессовали конкретно. И судя по тому, что я слышал, там условия содержания, в красноярском вот этом лагере и в изоляторах… Он этапом пока доехал, он, наверное, полздоровья оставил. Я один день ехал этапом, я сидел в Тамбовской области, один день, вот эти «столыпинские» вагоны, это реально пытки. Пора вот уже этим заняться, наконец, нашим правозащитникам и депутатам. За один день я там пострадал так, как за весь срок не страдал.

Баданин: А какие были вопросы?

Удальцов: Я думаю, с этим была связана попытка, после Развозжаева, и на меня выйти. Нет, там не было ни про кого из оппозиционеров, была именно задача, чтобы я покаялся, сказал, что вот такие методы борьбы, уличные, такой вот радикальный протест, это все плохо, что в принципе политика президента на сегодняшний момент меня больше устраивает, в связи с событиями украинскими. И как бы выйти на то, что я больше так не буду.

Баданин: Кстати говоря, когда вы вышли, вы первое интервью, и единственное, которое дали, вы дали «Рен-ТВ». Вас не смущало?

Ерженков: И ваш адвокат, известный очень, принимал участие в этих фильмах.

Удальцов: Я поясню. Насчет адвоката, давайте еще раз, зерна от плевел. Адвокат — юридическая работа, я не диктую ей ее поведение, я ее всегда прошу тоже где-то лишнего ничего не говорить, но ее позиция, вы должны понимать, это ее позиция личная, мы не настолько здесь близки в идейном плане. Она ни в «Левом фронте» никогда не состояла, поэтому экстраполировать ее какие-то мнения на меня, неправильно. Это я говорю, чтобы всем было понятно раз и навсегда.

По поводу «Рен-ТВ», это была такая несколько детективная история, я как раз-таки просил своих близких, чтобы не устраивать вот это шоу у колонии, потому что, возможно, были бы провокации, я хотел просто обнять жену, добраться до дома, и уже здесь пообщаться со всеми, кто интересуется моей позицией. Но «Рен-ТВ» как-то, они часто так делают, через кого-то, может, слил кто-то информацию из ФСИН, единственные, кто меня там встречал, кроме моей супруги и еще там один был близкий человек, оказались Рентвшники.

Желнов: Ясно, случайно так получилось.

Удальцов: Я считаю, случайно. Я их не хотел там видеть, они гнались за нами на машине, там были просто гонки по вертикали, мы чуть в кювет не слетели.

Роменский: Тем не менее, вы с ними побеседовали.

Удальцов: Я фотографировался у тамбовского волка, надежного товарища, на память, они подошли, и …

Роменский: Можно про другую историю, тоже связанную с… Можно про фильм НТВ «Анатомия протеста», с него началось уголовное дело против вас.

Удальцов: Что есть, то есть.

Роменский: Встреча с Гиви Таргамадзе в Минске. Вы о ней сейчас жалеете? Для чего вообще нужны были эти переговоры? Как вы относитесь к этом сейчас — как к авантюре, с сожалением, или все было правильно?

Удальцов: Вот ни верь, не бойся, не проси и ни о чем не жалей. Жалеть, это не мой принцип. Анализировать — да, делать выводы — да.

Роменский: А для чего тогда вам это было нужно?

Удальцов: Во-первых, господин Таргамадзе, в таком формате, под таким именем, такой человек мне не известен. Да, наш гражданин Лебедев, наш внедренный…

Роменский: Смотрите, вы говорите, что Георгий Васильевич, с которым вы там встречались и обсуждали вопросы поставки вина в Россию, вы даже его фамилии не знали?

Удальцов: Секундочку… Я уточню, вот этот гражданин Лебедев, который, по сути, видимо, был внедрен в нашу организацию и который инициировал эти встречи, я уже тогда много раз пояснял, было желание укрепить финансовые возможности «Левого фронта», какие-то бизнес-проекты, наверное, это было, может быть, неосмотрительно. Доверчивость меня погубила. Но кто эти люди, я потом смотрел…

Роменский: Но деньги от них вы получали?

Удальцов: Я не уверен, что это был Таргамадзе, сейчас. Я до сих пор лично никакого Таргамадзе… Вот Кикабидзе, Меладзе, Джано Ананидзе за «Спартак» играет, болею за «Спартак», красавчик, я знаю. Таргамадзе я не знаю.

Роменский: Вам не интересно потом было, вернувшись даже в Москву, узнать, с кем вы беседовали?

Удальцов: Я в интернете смотрел, сличал по фотографиям, вот у меня до сих пор нет уверенности. В худшем варианте нас просто втемную свели с ними, абсолютно не было там никакой политики серьезной, никто нами не манипулировал.

Роменский: А что происходило вот в этом минском отеле, откуда съемка НТВ?

Удальцов: И все эти разговоры, конечно, они уже смонтировали. Было просто общение, вот такое же, только вина было больше, расслабленная атмосфера.

Роменский: О чем?

Удальцов: О бизнес-проектах, а дальше обо всем понемногу, из которого потом сфабриковали замысел на беспорядки.

Баданин: Тут возникает несколько вопросов.

Удальцов: Мне кажется, кто здравый человек, с пониманием к жизни относится, давно уже разобрался.

Желнов: Вы же «Левый фронт», какой бизнес?

Удальцов: В плане доверия к людям, осмотрительности больше, конечно, тюрьма научила. Вот эта вся история, как ее подал Следственный комитет, еще раз, это бред и фарс. Да, встречался со многими людьми, кого-то, как говорится, подложили, подставили, потом всем рассказали, что это какой-то грузинский агент Таргамадзе. А хрен его знает, извините за грубость, кто это был. Ну, будем аккуратнее. Уж я страданул за это нормально, за свою доверчивость.

Архипов: Сергей, мне кажется, в этой истории… По поводу доверчивости, просто понимаете, если бы эта встреча была в девяностые годы, просто помню, я был юным корреспондентом «Эха Москвы», ходил на разные массовые акции, помню вас, еще ходившего в анпиловских колоннах и так далее.

Удальцов: Виктору Ивановичу Анпилову привет, если он видит-слышит, здоровья.

Архипов: Одна история, примерно мы с вами одного возраста. Тогда, 2012 год, вы один из лидеров протестного движения. И вы едете встречаться с человеком, которого вы даже не знаете, с кем вы конкретно встречаетесь. Ну о какой зрелости и ответственности политической можно говорить?

Удальцов: Вот короткий ответ, знаете, немножко изнутри ситуацию изучал, все это наблюдал. Все с кем-то встречаются. Уж там сейчас по личностям разбираться я не буду, естественно, у меня есть информации очень много, я не из этих людей, которые стучат. Но встречаются все, с разными людьми, и там гораздо хуже, чем мы, никакой конспирации не соблюдают, обсуждают бог знает что. Вытащить при желании компромат, вот в таком виде сфабриковать, можно на кого угодно. Вопрос к нашим судам, почему они из каких-то досужих разговоров…. Так и из нашей беседы вот здесь можно сделать уголовное дело, если так вот намонтировать.

Архипов: Вы считаете, в девяностом году вы были зрелым политиком уже?

Удальцов: Зрелость, она всегда с годами только увеличивается. Вот сейчас я более зрелый, чем тогда. А тогда я был более зрелым, чем в двадцать лет, все относительно. Еще раз повторю, выводы я сделал, осторожнее стал, осмотрительнее стал, но не трусливее. Вот и все, если и были с моей стороны ошибки, в плане излишней доверчивости, я за них ответил сполна. Но в том виде, как нас обвинили, это, извините, просто фантастика ненаучная.

Баданин: Чтобы подытожить эту часть разговора, в ней есть одно слабое место или удивительное место.

Удальцов: С какой стороны посмотреть.

Баданин: Вы вождь «Левого фронта», координатор.

Удальцов: Вождей не надо, вожди это не про нас.

Баданин: Хорошо, вы координатор «Левого фронта», организации, выросшей из… В общем, вас это не обидит, это организация левацких вглядов.

Удальцов: Левых.

Баданин: Это левее левых, скажем так.

Удальцов: Не совсем. Не радикально левых.

Баданин: Хорошо, левее классических российских левых.

Удальцов: Европейских традиций придерживаюсь, левого движения. Баданин: Вы на тот момент лидер протеста, и вы встречаетесь в Минске с человеком с неизвестной фамилией обсуждать винный бизнес? Винный бизнес нужен лидеру «Левого фронта» для чего?

Удальцов: А вот вся проблема и заключалась в том, что у нас не было ни кураторов, ни мощных спонсоров. Мы, как потенциальные оппоненты, опасны, нас и позакрывали больше всех, потому что стратегически мы опаснее. Мы не за смену просто каких-то лиц, мы за системные изменения.

Баданин: Вы за смену формации, которая, в том числе, не подразумевает бизнес.

Удальцов: Совершенно верно.

Архипов: Вы, наверное, за монополию на алкоголь государственную.

Удальцов: Но это диалектика, дорогие мои, на сегодня мы живем в обществе рыночном. Чтобы развиваться, существовать, конечно, нужны материальные средства. Я вот человек абсолютно не рыночный, я считаю, что деньги — это, в глобальном смысле, в философском, в духовно, это зло. Но это отдельный большой разговор. Все должны выживать в наши дни. Мы должны быть влиятельными, быть сильными, для этого нужны ресурсы.

Роменский: То есть вы приехали обсуждать винный бизнес, поговорили еще о том, как проходят протесты в России.

Удальцов: Так как у нас нет ни кураторов, ни спонсоров, да, приходилось общаться порой с разными людьми, но если вам кажется это как-то несолидно… Вот так мы жили, я не стесняюсь. Бедные были, в хорошем смысле бедные.

Баданин: Откуда еще шли деньги в «Левый фронт»?

Удальцов: Брали только в чистом виде пожертвования от активистов, но это, конечно, небольшие деньги. Поэтому всегда жили в основном на энтузиазме. Я на метро как ездил, так и сейчас езжу.

Роменский: Я не понимаю, вы должны были заработать на какой-то сделке и передать потом эти деньги в «Левый фронт»?

Удальцов: Не я лично. Наш провокатор Лебедев подал это все так, что есть люди, его хорошие знакомые, которые вот там ведут бизнес, им интересно. Не я лично занимался бы торговлей, а наши ребята. Но они хотят со мной пообщаться, выразить свое почтение, его была подача информации такая. Так как я Лебедева знал 18 лет до этого, вот это и была моя доверчивость, я считал, что он человек идейный. Он оказался гнилой.

Баданин: Он 18 лет агентом был?

Удальцов: 18 лет я его знал. Нет, не думаю, за 18 лет он уже замучился бы, прокололся где-нибудь бы.

Баданин: Хорошо, давайте перейдем к следующей большой теме. Про 6 мая поговорим. Я, например, журналист, не занимавшийся в первую очередь протестами, мои темы другие, но мне интересно, как наблюдателю, понять, от вас теперь, вы один из тех людей, кто там сел, кто сел в буквальном смысле, а не в переносном.

Удальцов: Тогда я присел, сел я потом.

Баданин. Кто был заявителем акции. Правильно я понимаю?

Удальцов: Да, официальным заявителем, за что и пострадал.

Баданин: Вот объясните, пожалуйста, что пошло не так 6 мая? Почему оно случилось так, как оно случилось?

Желнов: Только, Сергей, если можно, резюмируя, кратко вот об этом рассказать.

Удальцов: Да, я не буду всю историю, очень коротко.

Желнов: Да.

Удальцов: До проведения акции, накануне, некоторые наши товарищи из оппозиции вели себя странно, я уже говорил…

Архипов: А поименно можете говорить? А то вы говорите, некоторые…

Удальцов: Товарищ Навальный вел себя странно, который предлагал, я это не скрываю, я это не для следствия говорю.

Желнов: Хорошо.

Архипов: Просто фраза «некоторые товарищи»…

Удальцов: Были вопросы, я ни на кого не давал и не буду давать. Но для понимания общественности все-таки надо правду говорить, да, были предложения не идти на Болотную, сесть у «Ударника» и просто там, грубо говоря, майданить на месте, не предупреждая людей заранее.

Желнов: Это кто такое предложение делали?

Удальцов: Это товарищ Навальный предлагал. Дальше, товарищ Пономарев Илья Владимирович в день акции тоже активно бегал кругами вокруг меня и вокруг Развозжаева, и где-то, мне кажется, он его спровоцировал тоже на какие-то излишние действия, говорил, вот эту цепь полиции, ее надо прорвать, что мы будем, как бараны, там стоять-сидеть. Для чего депутат Госдумы, человек, в общем-то, неглупый, наверное, говорил такие вещи?

Роменский: А вы предлагали оставаться после акции и не расходиться?

Удальцов: Секунду, я резюмирую уже коротко. Для чего он меня подначивал? Непонятно. Ксения Анатольевна Собчак зачем писала интернете странные вещи, что что-то будет, я не хочу туда идти. Есть такое ощущение, что кто-то что-то из них знал заранее, что готовится провокация. Может быть, их вот эту горячность, я не делаю выводы, не говорю, что они провокаторы, нет, у меня есть пока сомнения, со временем, дай бог, они рассеются.

Власти, видя вот это и зная об этом, я всегда был сторонник — заявили маршрут, мы до этого несколько акций тогда отличных стотысячных провели, пришли на место, высказались, что мы хотим, дальше, если люди хотят продолжить протест, как был «Оккупай Абай», оставайтесь там, пожалуйста, тепло было, в этом нет ничего, по крайней мере, формально, противозаконного. По крайней мере, люди в открытую могут принять решение остаться или не остаться.

Роменский: В чем разница провокаций, когда человек говорит, мы будем садиться посреди шествия, или мы будем оставаться уже после него?

Удальцов: Секунду, вот что было до акции. А в день самой акции уже власти, может быть, они использовали вот эти все колебания среди оппозиционеров, какие-то нездоровые инициативы, может, они вообще в сговоре были, ну не дай бог, конечно, я надеюсь, что не так. Но они поставили оцепление там, где его не должно было быть, и реально там была угроза давки, и мы уже приняли на ходу решение, и я тоже был одним из инициаторов, я этого не скрываю, чтобы избежать, особенно слыша вот эти разговоры таких товарищей, как Пономарев, посадить людей, чтобы, не дай бог, сейчас не начали эту цепь прорывать, потому что в толпе были крики от обычных людей, не думаю, что все провокаторы, а просто мужики шли: «А что они нам там дорогу перегородили? Да пойдем сейчас напролом». Вы представляете, что бы было? Наверное, этого они и ждали. Сидели минут сорок.

Роменский: Разницу мне объясните. В чем разница, садиться или оставаться после акции? Здесь провокация и тут провокация.

Удальцов: Минут сорок сидели. И если бы все-таки не провокаторы, которые цепь прорвали в итоге и кинули бутылку с зажигательной смесью, это явная провокация, ничего бы не было, никакого уголовного дела. Вот, понимаете, моя позиция, и она была очень ответственная.

Архипов: Кто эти провокаторы-то в итоге?

Удальцов: А никому не известно.

Архипов: Вот до сих пор?

Удальцов: Никому не известно.

Архипов: То есть ни ваши соратники, ни другие деятели…

Удальцов: Я смотрел видео, люди в капюшонах, люди с какими-то значками.

Архипов: Они были рядом с вами.

Удальцов: Нет, не рядом с нами, они из глубины подошли. Мы когда сидели, я десятки…

Архипов: Ну у вас есть своя сеть сторонников, они были в этой толпе.

Удальцов: Ну, там были десятки тысяч человек, всех не отследить. Вы должны понимать. Активисты, сторонники — это ядро, а остальные — это уже люди, которые приходят по приглашению. Я десятки часов видео во время следствия отсмотрел, сзади подошли люди, в капюшонах, кто-то с анархистскими каким-то значками.

А были ли они анархистами? Да бог их знает. А кто их туда привел? А кто их подначивал прорывать? Они не то чтобы прорывали, они так, чуть-чуть поднажали, а те только этого и ждали, и сразу пошло вот это молотилово, винтилово. И закончилось тем, чем закончилось.

Роменский: Сергей, можно еще раз, мы все помним, что было двенадцатого, и то, как вы это объясняли, мы слышали много раз.

Удальцов: Так оно и было.

Роменский: Объясните мне разницу, вот я не могу ее понять. В чем разница провокации, когда Навальный призывает садиться напротив «Ударника», и теми словами, которые произносит Сергей Удальцов, пройдя рамки металлоискателей: «Мы будем оставаться после мероприятия. Мне кажется, это правильным».

Желнов: Ну и Пушкинский фонтан.

Ерженков: Фонтан, палатки.

Роменский: Это все то же самое.

Удальцов: Секунду, разница концептуальная. Я тут не говорю про кого-то конкретно, бывает, и другие люди ведут себя не очень корректно в отношении граждан. Если мы за народ, мы же все за народ, оппозиция, на словах, всегда за народ, хорошо бы еще и на деле была. Ну, будем считать, что за народ. Значит мы его мнение должны ставить во главу угла, а не волюнтаризмом заниматься и не подставами.

Роменский: Сергей, вопрос все-таки о другом был.

Удальцов: Я никого лично, не обвиняю, но люди должны выбор делать сами, не втемную их использовать, когда вдруг на ходу, хоп, садимся, ложимся, бежим — это называется подстава, конкретная подстава.

Роменский: Ну так вы это и делали. Вы на мосту именно приняли решение садиться.

Удальцов: Есть разница. Если вы не понимаете, есть разница, я еще раз попытаюсь объяснить. Если вы людям предлагаете сделать выбор: хотите остаться после акции, останьтесь те, кто хочет — так и происходило, оставалось не так много, значит, люди были не готовы.

Роменский: Хорошо, точно так же люди по желанию садятся. Можно другой пример?

Удальцов: А когда на ходу, не предупредив заранее, поэтому уже не остается выбора, вы оттуда не выберетесь из этой толпы. Вот в чем разница.

Роменский: Можно другой пример? Я слышу вас. Смотрите, последняя крупная акция оппозиции...

Удальцов: Провокация, мне не нравится.

Роменский: Которая происходила, она была 12 июня, в День России, Алексей Навальный сначала призывал людей выходить на проспект Сахарова, но когда ему не дали привезти туда, как он говорит…

Удальцов: Я слышал.

Роменский: Звукоусиливающую аппаратуру, экраны, он за день перенес на Тверскую. Вы бы, если бы были на свободе, вы бы как поступили? Вы бы пошли на Сахарова или на Тверскую?

Удальцов: Вы здесь смешиваете две ситуации. Я рассказывал про 6 мая, там не планировалось…

Роменский: Это другой пример.

Удальцов: Людей заранее оповещать, что давайте сядем там-то, там планировалось… Его какая была инициатива? Просто по ходу шествия хоп, и сели, и никуда не пошли.

Роменский: В этой ситуации как бы вы поступили?

Удальцов: Если у людей был выбор — идти на санкционированный или нет, это их право. Здесь я криминала не вижу, это уже политическая тактика.

Роменский: Вы бы пошли на Тверскую или на Сахарова?

Удальцов: Секунду. Я в тот момент сидел, я никуда не пошел, я пошел на промзону шить штаны.

Роменский: Как бы вы поступили, если бы вы были на свободе?

Удальцов: Соответственно, зная, как наши власти не любят массовые акции, как они любят людей загонять во всякие труднодоступные места, на набережные малолюдные, я считаю, если у людей есть выбор, пожалуйста, кто захотел — пришел, тут никакого криминала нет. Я вам говорил про 6 мая.

Роменский: Сергей Удальцов куда бы пошел?

Удальцов: Сергей Удальцов когда будет делать такой выбор, тогда и будет.

Роменский: 12 июня.

Удальцов: А 12 июня Сергей Удальцов пошел на промзону шить штаны, вот и все.

Баданин: Ну что, давайте про будущее тогда.

Архипов: Ну в принципе акция 12 июня похожа на ту тактику, которую вы объясняете, то есть людям дали выбор.

Удальцов: Заранее, да. Дайте людям выбор. Не втемную, нет.

Архипов: То есть не в том чистом виде провокация, которая была 6 мая.

Удальцов: А я про 12 июня и не говорю.

Архипов: Ну я понимаю. Как раз можно понять разницу.

Удальцов: Был вопрос про 6 мая 2012 года, я рассказал. Вот все, как было, чтобы было понимание, что на самом деле моя позиция была конструктивная и против того, чтобы людей подставлять.

Архипов: Просто, по сути, вы говорили, мы обсудили ваше прошлое, настоящее, наверное, после рекламы будем как раз говорить про то, что вы готовы предложить. Но одним из первых, о чем вы говорили, были довольно резкие выпады в сторону Запада, что опять Россия в окружении врагов, но совершенно внешнему человеку, не знакомому с внутренней российской политикой, который знает про Россию, что есть Путин, есть Навальный, от что вы можете сказать про себя? Вы кто? Вот вы кто?

Удальцов: Я Сергей Станиславович Удальцов. Освободился недавно из мест лишения свободы. Я им и буду оставаться. Я человек левых взглядов, сторонник максимальной активизации и развития левого, прогрессивного, в соответствии с общемировыми канонами, никакого-то архаичного левого движения, а современного, которое сегодня не в лучшем состоянии в Российской Федерации.

Вот я вижу свою задачу — сделать все, чтобы оно встало крепко на ноги, омолодилось, оздоровилось, и полноценно конкурировало с вышеназванными политическими силами. Еще есть и другие силы, давайте не будем все сводить к противостоянию…

Архипов: Я говорю про совершенно внешнего наблюдателя.

Удальцов: Да-да, поэтому, конечно, за 4,5 года внешний наблюдатель про меня подзабыл. Ну, ничего страшного, у меня нет на этот счет каких-то комплексов. Напомним о себе, напомним. Слава богу, голова на плечах есть, стал мудрее. Я, как сказал, сорок лет, суперстар, мегастар, в смысле возраста.

Ерженков: Сергей, вы, наверное, смотрели, видели кадры 12 июня, вы видели, что протест заметно помолодел за эти пять лет.

Удальцов: Ну и раньше уж не такой старый был.

Ерженков: Появились вот эти рэп-баттлы, которые собирают многомиллионные просмотры. Не знаю, видели ли вы их или нет. Все эти мемасики, спиннеры. И вот мне вспоминается картинка, когда Марианна Максимовская брала первое интервью после отсидки Ходорковского, она показывала ему, что такое iPhone.

Вам уже удалось за эту неделю что-то посмотреть? И как, главное, вы будете привлекать эту молодую аудиторию, которая, конечно, отличается от той, что выходила и следовала вашим указаниям? Я помню вас, вот вы с мегафоном стояли. Может быть, это несколько архаично уже выглядит — с мегафоном стоять? И какие-то нужно другие задействовать?

Удальцов: Нет, ну в уличной обстановке мегафон еще долго будет актуален, только, может, помощнее будут какие-то, встроенные, сразу тебе встроят мегафон и будешь в нужный момент, раз, и призвал кого-то куда-то. Прогресс не остановить. Да, есть такая проблема, ну не как у Ходороковского, все-таки срок у меня, не будем сравнивать, он десять лет отмотал, я — 4,5 года, еще дома сидел под домашним арестом.

То есть, конечно, не такое резкое отличие, то есть все эти фейсбуки, контакты были уже и в 2012 году, и в 2013. Какие-то нюансы, конечно, появились, то есть youtube-каналы, Телеграмы. Вот мне жена сказала: «Телеграм». Я говорю: «Там только телеграммы можно посылать? А письма нельзя?». То есть еще надо кое-что освоить.

Ну не так, конечно, что я, как пещерный человек, сейчас хожу и не знаю, на какую кнопочку нажать. Немножко адаптация происходит. Вот к деньгам привыкать надо, к наличным. Там же, в тюрьме, нет наличных денег. Вот пошел на днях в магазин, пришел, а деньги не взял, просто ты уже про них забываешь. Там ты идешь в магазин, там как коммунизм практически, то есть все уже по безналу происходит. Соответственно, адаптируемся.

Естественно, никакой архаики, мы всегда восприимчивы к самым новым прогрессивным методам, сейчас, в ближайшее время освоим, и на YouTube каналы, будем там выступать. И рэп читать, если надо…

Ерженков: А что вы готовы предложить тем 16-летним ребятам, которым было 10 лет, когда была Болотная? Вот им сейчас по 15-16 лет. Их действительно может привлечь левая идея?

Удальцов: А я могу на youtube-канале и стихи почитать, и песни спеть, все будет нормально, не переживайте.

Баданин: В смысле блатные.

Удальцов: Нет, блатные я не большой фанат.

Баданин: Сергей, давайте я вам прямо задам вопрос. Вот представим, что вы, Сергей Удальцов, завтра организуете митинг «Левого фронта».

Удальцов: Завтра не буду, честно скажу.

Баданин: Положим, на Пушкинской площади. Сколько народа придет?

Удальцов: Знаете, чтобы что-то организовывать, надо подготовиться. Вот когда я подготовлюсь, тогда мы и будем что-то организовывать. Я прекрасно понимаю, к чему ваш вопрос, что сегодня, да, за эти годы поддержка ослабла, узнаваемость ослабла, надо все это восстанавливать. Не спорю.

Баданин: Так много или мало придет?

Удальцов: Если завтра, я думаю, придет ну не очень много, но и не очень мало. А если через несколько месяцев, поживем — увидим. Как говорится, время покажет. Опять же, как мы поработаем, как достучимся. А к людям, неважно, молодой он или старый, я бы так не делил, что молодые только протестуют, а старые всех уже пора на пенсию. Разные возраста, надо ко всем обращаться. Главное — искренность какая-то, принципиальность, честность и доступность для понимания. Если это будет, люди потянутся.

Я честно скажу, вот я вышел, первые несколько дней — вал сообщений: фейсбук, Контакт, у меня уже глаза на лоб полезли, я к врачу сегодня даже пошел, дайте капли какие-нибудь, я там отвык от компьютера, в тюрьме, глаза даже болят. Все пишут: «Сергей, уважуха, вышел, мы тебя поддерживаем. Куда, чего идти? Когда приходить?».

Понятно, что некоторые так, для громкого словца, для красного, пишут, никто никуда не пойдет, но не все такие, поэтому в ближайшее время повстречаемся, собрание проведем, встречи. Наше движение в идейном плане имеет сторонников и немало.

Баданин: Хорошо, Сергей. «Левый фронт» существует… Сколько существует «Левый фронт»?

Удальцов: «Левый фронт» существует с начала 2010-х годов, реально, в активной фазе, как коалиция внесистемных левых был тогда создан. Несколько лет мы довольно активны и неплохо работаем.

Баданин: Хорошо. Тогда такой вопрос. Почему, например, у националистов, существующих, в системном смысле, либо вообще не существующих, либо гораздо более молоды они, почему у них есть гарантированное число сторонников? Почему у КПРФ огромное число сторонников? По мировым меркам, у нас огромное количество коммунистов. А у «Левого фронта» — нет?

Удальцов: Неправильная постановка вопроса. Я себя никак не отделяю от всего левого движения. И «Левый фронт», он раньше для чего вообще и задумывался, потому что есть парламентские партии: КПРФ, «Справедливая Россия», они имеют свои «плюсы», они солидные, они пишут законы, законопроекты, точнее.

Ерженков: А вы их считаете настоящей оппозицией?

Удальцов: Я считаю, что там много достойных людей, отвечу так. Полностью полноценной оппозицией их сегодня сложно назвать, они, конечно, встроены в эту систему. Но списывать со счетов их рано, там кадровый потенциал большой, и перемены там возможны.

Роменский: А «Справедливая Россия» тоже?

Удальцов: И там есть люди прекрасные.

Роменский: Вы будете беседовать с Мироновым, который всегда поддерживал Путина, даже ругая «Единую Россию»?

Удальцов: Давайте без пренебрежений. Не ассоциируйте всю организацию с одним человеком.

Роменский: Подождите, но вы же собираетесь встречаться с ним.

Удальцов: Там разные люди.

Роменский: Вы же говорили, что будете встречаться с ним.

Удальцов: В любой структуре есть иерархия. Поэтому надо и с ним встречаться, и с рядовыми встречаться. Я ни от кого не открещиваюсь, не отказываюсь. Не надо раньше времени всех хоронить.

Архипов: Что-то вы очень как-то размыто говорите и отвечаете. Вот скажите…

Удальцов: Дайте я отвечу вопрос. Поэтому наш «Левый фронт» задумывался для того, чтобы объединить внепарламентские левые группы, разные организации небольшие, их очень много. Они разрозненные, это свойственно и для демократического движения, и для националистического. Нужна координация.

Вот несколько лет «Левый фронт» успешно с этим справлялся, на Болотной, на Сахарова под красными знаменами были десятки тысяч людей. Были же соцопросы, проводились в тот период, самый массовый митинг, там до 30% людей говорили, что они левых взглядов, это не мои фантазии. Понятно, что они не все были активистами «Левого фронта», мы были как такой катализатор процесса. За четыре года, конечно, многое изменилось, многих репрессировали, у нас кто-то умер просто, кто-то эмигрировал, сейчас восстановим.

Но в целом я себя вижу внутри всего левого движения, и моя задача — скоординировать, сплотить как можно большее количество людей левых взглядов, чтобы на улицах сегодня и в протесте не было только выбора — Путин или либералы, Навальный в данном случае. Пусть будет и третья сила, она имеет сторонников, ей надо просто активизироваться. Я на это буду работать, вот и все.

Желнов: Сергей, все-таки вы же причисляете себя, мыслите себя политиком. Правильно ли я понимаю, политиком?

Удальцов: Если я занимаюсь политической деятельностью, то по факту я им являюсь, мыслю так или нет.

Желнов: Тогда не проще ли, не логичнее ли в данной ситуации возглавить, стать лидером КПРФ, бороться с Зюгановым, скинуть Зюганова в конце концов? Где какой-то политический азарт и где определенность?

Потому что из того, о чем вы сейчас говорите, наладим с теми, наладим с этими, ну эти кремлевские, но там есть люди, ну эти… ну так можно говорить и про «Единую Россию», про администрацию президента, везде же есть люди.

Удальцов: Ну с «Единой Россией» сложнее, но даже и там, я думаю, есть люди, которых можно перетягивать.

Желнов: Да, но это не риторика политика, это риторика дипломата, но не политика.

Удальцов: Вопрос дискуссионный. А политик, он и дипломат должен быть обязательно. Это мое мнение.

Желнов: Хорошо. КПРФ, вы не хотите, нет у вас в планах стать главным…

Удальцов: Вы понимаете, это чистой воды легкая провокация. Я вас не обвиняю, но чем больше говорят, что Удальцов возглавит КПРФ… Какая реакция будет у руководства КПРФ? От Удальцова надо, как от огня, подальше держаться.

Баданин: Я думаю, реакция руководства КПРФ будет та, которую им по телефону скажут откуда надо.

Удальцов: Поэтому давайте…

Архипов: А вы их считаете оппозицией. Вот объясните, почему вы их считаете оппозицией, КПРФ и «Справедливую Россию».

Удальцов: Не забегайте вперед.

Желнов: Вот вопрос был, почему оппозиция — КПРФ и справедливороссы?

Удальцов: Подождите, по системным вопросам, по социальным вопросам поддержки нашего населения у КПРФ много очень здравых инициатив, им не дают их реализовать, и они не идут на улицу, не радикализуют протест, да. Но как инициатива, очень здравые вещи. По мере сил эти депутаты помогают очень много людям, поэтому зачем мы их смешивать с грязью и просто на свалку истории? Нет, есть потенциал. Обновим, там много молодых хороших ребят, им нужно только просто какое-то придать ускорение.

Баданин: То есть вы уже говорите, как фактический руководитель КПРФ, обновим…

Удальцов: Нет, не надо, вот мы с Геннадием Андреевичем встретимся и обсудим.

Ерженков: То есть их временный конформизм простителен, с вашей точки зрения?

Удальцов: Не забегайте вперед. Наша задача сплотить левый фланг. Вот у либералов свои есть проблемы, там тоже надо сплачивать, там тоже есть умеренные, там есть радикальные, тоже те же проблемы. Поэтому зачем кого-то отталкивать? Я за консолидацию.

Баданин: Сергей, я вот что отметил по вашим выступлениям после, как вы выразились, отсидки: вы несколько раз последовательно отмечаете, что не хотите проходиться по персоналиям. Было такое? Более того, даже когда мы сейчас сидим…

Удальцов: Очень жестко не хочу.

Баданин: Когда мы сейчас сидим, я даже это заметил, вы пытаетесь частично, может быть, я не прав, вы меня поправите, избегать упоминания Навального и трактовок…

Удальцов: Я вообще особо никого не упоминаю, если вы заметили.

Баданин: Ну, нам же ничего не мешает, тем не менее, спросить.

Удальцов: Спрашивайте, это правда.

Баданин: Складывается ощущение следующее, у вас неприятные ощущения, связанные с Навальным, но вы их пытаетесь не выносить в паблик, что называется. Какое у все-таки отношение к Алексею Навальному?

Удальцов: У меня просто абсолютно четкая и ясная позиция по этому вопросу. Если брать Навального в тот период 2011-2012 годов, у нас был тактический союз. По взглядам мы люди разные, в тот период «за честные выборы, за независимый суд, за права граждан» мы тактически были вместе, как и со многими другими, никаких вопросов. У меня были нормальные с ним, но не дружеские, отношения. Близких отношений у нас не было никогда, я других взглядов, он для меня в идейном плане человек чужой.

Наверное, и он ко мне так же относился. Когда начались трудные времена: уголовные дела, отсидка — ну, произошло, как чаще всего, к сожалению, в жизни происходит, каждый пошел своей дорогой, своя рубашка ближе к телу, то есть какой-то серьезной помощи, солидарности серьезной я не заметил. Он мне не обязан был, я не могу ему предъявлять претензий.

Архипов: Ну это же был тактический союз, вы сами сказали.

Удальцов: Да, но это вот было так. Поэтому на сегодня у меня с ним отношения нейтральные совершенно. Ни он мне ничего не должен, ни я ему. Возможно ли какое-то сотрудничество? Время покажет. В формате «работать на него», в данном случае, на какую-то его кампанию президентскую, конечно, нет. У нас будет левый кандидат, дай бог. Вообще, правильно было бы бойкотировать эти выборы, если они по-прежнему бесчестные, но все туда с радостью устремляются. Это отдельный разговор.

Роменский: Вы постоянно упоминаете Навального в негативном ключе, намекаете на то, что он мог спровоцировать людей, подвести их под дубинки, да, это происходит. Сергей, вы несколько раз говорите, что я не хочу никого упоминать, и тем не менее, три фамилии в каждом вашем интервью, на пресс-конференциях звучат.

Удальцов: Можно я поясню? Я поясняю, вы сами спрашиваете, не противоречьте. Не противоречьте сами себе.

Роменский: Не противоречу.

Удальцов: Вы сами про него спрашиваете.

Роменский: При этом Навальный, вы обратите внимание, он ведет себя достаточно корректно в этой ситуации, и он сказал: «Ну, подождем». А вы с ним о встрече вообще договаривались? И как он сможет заслужить ваше доверие, если пока вы в нем не уверены?

Удальцов: Нет, пока встречи не было. Я думаю, она произойдет.

Роменский: Как он может заслужить ваше доверие?

Удальцов: Тут речь не идет о каком-то супер-доверии, у меня полного доверия к нему не будет, я думаю, никогда, особенно после тех событий, которые произошли. Но тактически можно взаимодействовать и с теми, кому…

Архипов: То есть такой же тактический союз возможен? Это будут коллективный действия, коллективный протест?

Удальцов: Конечно, конечно. Но для этого надо понимать, в каком формате, мы же не будем сейчас забегать далеко вперед. И одними даже президентскими выборами жизнь не ограничивается, я думаю, после них конец света не настанет. Поэтому жечь мосты, клеймить кого-то позором, нет.

Я высказал свои некоторые, опять же, отвечая на вопросы, я считаю, надо говорить правду. Если бы я сказал, что я его люблю и сейчас пойду и расцелую, это было бы лукавство. У меня есть к нему некоторые, в человеческом плане, претензии. Ну, это его право было вести себя так, и многие другие вели себя не очень красиво, не только он.

Ерженков: А вы не боитесь, что власть вас будет использовать как таран против Навального?

Удальцов: Поживем — увидим. Вы знаете, я в начале передачи сказал, нет никаких кураторов, меня использовать, ну, даже втемную, я думаю, невозможно. У меня есть своя голова на плечах, я не считаю, что надо…

Баданин: Но однажды это произошло.

Ерженков: Вам же постоянно задают вопросы про Навального, причем вы даете интервью даже тем СМИ, которые вы сами называете пропагандистскими.

Удальцов: Подождите. Если мы занимаемся политикой, мы должны общаться со СМИ, я думаю, это аксиома. Если журналисты задают вопрос, если я буду говорить, нет, я про это не отвечаю, скажут, наверное, у него крыша поехала.

Ерженков: Они будут звать вас на политические ток-шоу, задавать вам эти вопросы.

Удальцов: Вы спрашиваете, я отвечаю. Я сам не педалирую какие-то темы и каких-то людей конкретно. У меня есть я сам, мои интересы, мое движение.

Архипов: А давайте немножко разберемся с тем, что вы из себя сейчас представляете. Вы за четыре года, вы говорите, вы многое поняли, в чем-то разобрались, в чем-то изменились. Вот в чем конкретно вы изменились? В чем Удальцов времен КМ и Удальцов 2012 года отличается, вот вы отличаетесь от этих Удальцовых? Чем-то вы отличаетесь? Что в вас нового?

Баданин: Итог ваш к сорока годам?

Удальцов: Итог, да, суперстар. Увидев события на Болотной, побывав, когда меня чуть не задавили, если честно, я в какой-то момент уже попрощался с жизнью, уже затрещали ребра, увидев потом, что было на Евромайдане тоже в 2014 году, я понял и для себя сделал окончательный вывод, что ответственный политик должен делать все, как бы он ни боролся за светлое будущее, за перемены, чтобы до крови людей не доводить. Вот все возможное, чтобы избегать, не подставлять их под какие-то провокации, сознательно не делать.

Желнов: То есть я правильно понимаю, что вы поддерживаете Владимира Путина в этом?

Удальцов: Упаси боже, вы уже как-то перескочили с ног на голову.

Архипов: Ну по крайней мере, вы понимаете, вы сейчас отходите от радикального уличного действия, правильно?

Удальцов: Я стал более ответственным в этом плане, и, наверное, более серьезным. Радикализм — это категория очень такая оценочная, по моим взглядам, они, наверное, радикальны.

Архипов: Я просто помню, как вы сами провокативность отмели в предыдущих акциях. Сейчас вы чуть-чуть по спокойнее?

Удальцов: Еще раз повторю, волеизъявление граждан, пожалуйста, можно и выходить за рамки того законодательства, которое у нас уже сузили, загнали, в плане выражения своего мнения, просто на обочину. Конечно, это чудовищные законы, их надо менять. Пока их не меняют, надо где-то действовать смелее, но не подставлять, не провоцировать, только советоваться всегда с гражданами и избегать…

Ерженков: Как? Вы же левак, вы должны за революционный путь выступать. Какая революция может быть без крови?

Удальцов: Во-первых, революция — не самоцель. Вы меня уже записали в какие-то леваки. Левак — это что вообще в вашем понимании? Кто это? Красные бригады или кто? Я не из красных бригад, я против террора, если честно, и никогда не был сторонником. Поэтому оптимальный путь эволюционный, путь реформ, и он вполне в России возможен, путь через выборы прихода во всем мире левых сил.

Приход их к власти вполне возможен, должны быть только конкурентные выборы нормальные. Но если надо, если уже ущемляют просто по беспределу, да, надо выходить на улицы и действовать радикально. Но самим не провоцировать кровь, не подставлять, вот моя позиция.

Желнов: Сергей, такое впечатление, что я сейчас слушаю Путина на…

Баданин: Вам предлагают провести ваш митинг в гайд-парке в Сокольниках. Идете туда?

Удальцов: Ну вы же прекрасно знаете, сколько этих акций я проводил. Мы никогда не шли на такие уступки. То есть советовались с гражданами… Нет, тут я власть не одобряю, конечно, загонять в эти загоны…

Баданин: То есть вы пойдете на Тверскую с таком случае?

Удальцов: Да мы решим, куда я пойду, вы меня прямо уж куда-то хотите направить, по этапу.

Желнов: Украинский опыт, который вы упомянули, вы упомянули Майдан, как такой негативный радикальный сценарий. Хотел вас спросить про ваше отношение к Крыму.

Удальцов: Провокаций там много было.

Желнов: Да, провокация. Ваше отношение к Крыму, оно известно, вы поддержали присоединение к России.

Удальцов: Волеизъявление граждан.

Желнов: Что по поводу Донбасса? Нет ли у вас желания, стремления поехать туда воевать, присоединившись к части российской интеллигенции в виде Захара Прилепина, который уже там?

Удальцов: В двух словах, в целом, это боль, беда. У меня близкие с Украины, то, что произошло в наших отношениях, это просто у меня просто кровью сердце обливается, это не громкие слова, я реально могу скоро к своим близким не попасть. Это трагедия. То, что довели отношения наших братских народов, братских, всю жизнь они были братскими, близкие, до такого состояния, это вина и России, и Украины, и наших властей, и их властей.

Наших властей в чем вина? В первую очередь, до 2014 года упустили ситуацию из-под контроля, никчемный посол там был Зурабов, какие-то деньги туда вливались на развитие связей, скорее всего, разворовывали. Упустили Януковича, слишком доверились, это никчемный абсолютно, пустой человек, трусливый оказался. И в итоге когда, тоже, конечно, там раскачали ситуацию, безусловно, там и были настроения определенные, но и подогрели их искусственно, это для меня тоже аксиома, так всегда происходит. Не смогли противостоять.

Юго-восток не смог подняться, чтобы не допустить крови. Если бы юго-восток массово, не только Донбасс, не только Луганск, вся эта часть поднялась мирно, масштабно… Не смогли организовать, то есть где-то все это было упущено, Янукович не оправдал доверия. Вот в этом вина, это была близорукость политическая. Потом уже на эмоциях, да, с Крымом, ну, наверное, надо было людей защитить, если они сами этого хотели. Поэтому моя позиция только в этом, никто не будет спорить, что люди хотели быть с Россией.

Роменский: Вы не верите, что в Донбасс отправляли российских военных?

Удальцов: Поэтому это беда. И как-то эту кровь прекратить, примирить стороны — это, я считаю, задача номер один.

Роменский: Вы не верите в то, что на Донбасс отправляли российских военных?

Удальцов: По поводу воевать на Донбассе, я, во-первых, не военный. Конечно, кое-что могу, но не профессиональный военный. Поживем — увидим. Я не буду сейчас делать громких заявлений, пиаровских, что я сейчас куда-то поеду, буду там автомат в руках под фотокамеры держать, поживем — увидим.

Но это надо прекращать, и я обращаюсь и к нашим гражданам, и к украинцам, вот эти власти, нынешние, ни российские, ни украинские, к миру не стремятся. Для меня это очевидно, нагнетается конфронтация. Значит, надо менять здесь что-то, россиянам здесь, украинцам там, если мы хотим мира. Иначе, извините, но это просто преступление, это нам не простят потомки.

Роменский: Коротко можете мне ответить. Вы не верите в то, что российские военные ездили воевать на Донбасс?

Удальцов: Там идет, безусловно, поддержка. Как Запад… Ну, вы не скажете, что Украина оккупирована НАТО? Туда оружие поставляется, есть советники, все это известно.

Роменский: Натовские войска там не стоят.

Удальцов: С нашей стороны то же самое. Напрямую я не знаю, что там стоят наши войска. У вас есть факты, где они стоят? Давайте тогда говорить по фактуре.

Баданин: У нас были, но вы в это время сидели, предположим, поэтому…

Удальцов: Ну, хорошо, сейчас они там… не стоят.

Роменский: Я просто видел могилы псковских десантников, которые были там, их документы там находили, а потом их привозили хоронить в Псковскую область.

Удальцов: Вы прекрасно знаете, что такое гибридная война. Это сейчас такие технологии, когда прямого военного присутствия там нашей армии не должно даже быть.

Роменский: Когда приходишь к их родственникам, а они запуганы и ничего не говорят. Где погибли эти люди, они не объясняют.

Удальцов: Но и со стороны Запада те же технологии. Я говорю, ответственность обоюдная. Я противник на кого-то одного перекладывать, что это вот проклятый наш режим виноват, нет, не только он.

Желнов: Сергей, я хотел бы вам последний вопрос задать, если позволите, ответьте коротко на него. а) О чем вы жалеете? Всерьез, если коротко ответить. б) Кто все-таки ваши враги? Потому что человек, который вышел из тюрьмы неделю назад, он может, конечно, стать святым, стать глубоко верующим человеком, такой русский путь тоже есть. Вот неужели у вас нет никакого чувства мести по отношению к кому-либо? И о чем жалеете?

Удальцов: По поводу сожалений, еще раз сказал, глобальных нет. Путь свой я не пересматриваю, иду той же дорогой. Скорректирую что-то? Возможно. Жалею слегка, был слишком доверчив, где-то неосмотрителен. Эти ошибки, я думаю, не повторим. По поводу врагов, конечно, когда только все это начиналось, когда только посадили, была злость, была ярость, было желание мстить, и тем, кто предавал напрямую и оговаривал нас, и провоцировал все это дело, было. Сейчас немножко все это улеглось.

Я считаю, месть — это не наш путь. Все сама жизнь расставит на свои места. Справедливость есть, я в этом уверен, и каждый ответит сполна за свои поступки. Но жить местью сегодня — это просто себя сжигать, сжигать свою жизнь, уничтожать изнутри. Я смотрю в будущее, а кто поступал подло, тот за это ответит просто перед судом, возможно, перед высшим.

Желнов: Спасибо. Сергей Удальцов, лидер «Левого фронта» был в студии Hard Day's Night.

Постскриптум.

Я, Сергей Удальцов, побывал в эфире Hard Day's Night. После 4,5 лет лишения свободы я почувствовал, что есть еще порох в пороховницах. Нападали, конечно, журналисты, жесткие вопросы, но мне кажется, свою позицию удалось донести, я ждал даже где-то более агрессивной дискуссии. Поэтому будем бороться, будем работать. Дождю — спасибо, жизнь — всем достойным журналистам. Спасибо.