Бычкова: Давайте о другой сейчас, может быть, истории поговорим тоже, которую обсуждают сегодня, но она не трагическая, она многими воспринимается как смешная. То, что называется «Рыбка-гейт».
Обхохочешься.
Бычкова: Обхохочешься, да.
Вы знаете, честно говоря, я не очень за этим следила, потому что как-то на это точно не хватает времени. И как-то это немножко рифмуется с этим делом Вайнштейна.
Бычкова: Да.
Что-то в этом есть такое.
Желнов: У вас правильная рифма.
Такая болезнь цивилизационная. И она, на самом деле, начнем от Вайнштейна всё-таки. Понимаете, вот большое количество женщин. У нас целая индустрия настроена на то, чтобы женщина была более привлекательной, сексапильной и, так сказать, вызывала к себе…
Катаев: Хватит, говорят, уже быть сексапильной.
Уважающая себя женщина где-то останавливается. Она, конечно, купит себе одежду, туфли, всё, но, в общем, где-то поставит границу. Здесь две стороны. Поэтому девушка, которая идет наниматься на работу в кино и хочет, чтобы ей дали роль, максимально представляет, максимум себя жаждет продать. Мужчина, который принимает эту даму, адекватным образом реагирует на предложение, которое на ней написано.
Здесь есть некоторая нестыковка. На самом деле чувство собственного достоинства порочно и, так сказать, с дефектом и у той, и у другой стороны. Потому что если старый мужик считает, что за то, что он даст работу, эта девушка должна немедленно лечь с ним в постель, он себя не уважает. Он себя не уважает, не ценит ни как мужчина, ни как партнер.
Девушка, которая хочет получить работу таким способом, тоже себя не очень уважает. Поэтому это такой стереотип нашей цивилизации, паршивый.
Желнов: Да, но мир изменился после того, что произошло, как вы считаете?
Нет, нет. Совершенно не изменился.
Желнов: Всё-таки у этого большие последствия. Мы видим, что Кевин Спейси вырезан из новых сезонов сериала.
Катаев: Фактически культурный ревизионизм, да.
Желнов: Мы видим запрет на профессию Вайнштейну. То есть мы наблюдаем абсолютный, как сказать, передел рынка.
Ну посмотрим. На самом деле когда я говорю, что очень интересно, я это тоже имею в виду, потому что мы не знаем, как пойдет это, как будет развиваться.
Катаев: Спираль. А как вы вообще думаете? Сейчас каждый фильм, каждое произведение искусства с позиции вот этого движения, условно феминистского Time’s Up рассматривается. Культурный ревизионизм такой возникает. «А вот в этом фильме феминистский подход не учитывается, давайте-ка его запретим, вырежем оттуда это, вырежем то». Вообще стоит ли по законам сегодняшнего дня судить прошлый день?
Вы знаете, с моей точки зрения, в этом довольно много просто идиотизма, во всей этой кампании. Там очень много глупости. Поэтому я бы, конечно, остановилась бы. Мне кажется, что это надо остановить, на самом деле.
Но это вещи на самом деле индивидуальные. Один человек ведет себя прилично, другой человек себя ведет безобразно в этих ситуациях. Поэтому я всегда говорю, что чем более общее решение, тем дальше оно от истинного положения дел. Общие решения я очень не люблю.
Желнов: Людмила Евгеньевна, а вы понимаете, как этот механизм устроен? Почему вдруг вот такая волна, и такие решения, и такое движение возникает? Очевидно, что это не срежиссировано кем-то сверху.
Срежиссировано.
Желнов: Вы думаете, срежиссировано?
Срежиссировано.
Желнов: Кем?
Потому что всем надо смотреть новости.
Желнов: То есть вы видите в этом некую искусственность.
Да. Есть, безусловно.
Желнов: Моделирование реальности.
Безусловно. Это всё очень сильно, так сказать, раздуто, потому что взамен реальных проблем нам подсовываются проблемы, которые на самом деле не столь значительны.
Катаев: Например, прокладки. Говорят, что, оказывается, тоже стигматизируется эта тема. Менструация. Я не знал тоже.
Бычкова: Нет такого ощущения, что вообще наступает какое-то новое пуританство такое?
Катаев: Ага, нельзя говорить ни о чем.
Бычкова: Нельзя говорить ни о чем.
Да.
Бычкова: И вообще ― тут не дай бог вы переступите какую-то границу! Это очень неприятно, особенно после всего того, что было завоевано.
Дело в том, что говорить можно обо всём. Есть проблема языка. Дело в том, что на многие темы мы не можем говорить, потому что не создан язык. Скажем, английский язык приспособлен очень хорошо к тематике любви и секса, там слов достаточно. В русском языке слова совокупления приличного нет, оно либо медицинское… И вся эта сфера ― там зияет большая дыра.
Катаев: Нет замены, да.
Язык не создал нужных слов. Ну как в греческом языке.
Катаев: Коитус…
Шесть слов, обозначающих любовь, шесть. Сторге, филиа, эрос.
Крижевский: Агапе.
Агапе, да. Их шесть, я не помню всех. А в русском языке одно слово ― любовь. И вот я думаю: по-видимому, древние греки больше знали о любви, больше с ней работали, если язык их… Понимаете, язык выдает. Если язык создал такое богатство на этом месте.
Фото: @nastya_rybka.ru / Instagram